По доброй воле

Я позволил злости разгореться, чтобы сжечь кое-что, что мне успешно удавалось запихивать поглубже. То, что при воспоминании об Алессандре упрямо стремилось наверх.

Я скучал по ней. Тосковал. Кажется, даже горевал немного.

– Это не ее вина, док. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был дерьмовым пациентом. Не слушал ее, не пил лекарства, халтурил, а потом решил одним махом нагнать все упущенное и…

– Ты меня прости, Дэниел…

– Дэнни.

– Дэнни. Я понял. Ты меня прости, Дэнни, но люди, получившие тяжелое ранение и вынужденные пройти реабилитацию, редко бывают приятными пациентами.

Я говорил себе то же самое весь год. И что в итоге?

– Когда врач дает клятву – а это, кстати, не шутка для большинства из нас – в том числе он клянется не навредить. И из тех двух предложений, которыми ты описал реабилитацию, я могу вывести несколько предположений.

Он заглянул мне в глаза.

– Либо ты так сильно не хотел выздоравливать, что доктор Коппола не смогла к тебе пробиться, в чем я сильно сомневаюсь, либо она с самого начала отдала тебе в руки бразды правления. Либо она нарушила одну из заповедей клятвы, что помешало ей делать работу так, как в этой самой клятве сказано.

– Док, я серьезно…

– Я тоже.

Я раздраженно вздохнул. Мужчина говорил то, что думал. И мне не нравилось то, что он думал об Алессандре. Мне не хотелось, чтобы он считал ее виновной в том, что я, редкостный придурок, дважды чуть не угробил шансы на полное выздоровление.

– Хотите кого-то обвинить – меня вините.

– Зачем мне кого-то винить? Это уже случилось. Какой смысл искать виновных? Я – доктор. Каждый мой день наполнен болью молодых парней и взрослых мужчин. Они ломают конечности, пробивают головы, и я должен сделать все, чтобы поставить их на ноги. Они выбрали эту работу по доброй воле, как и я. И я не могу позволить себе забыть о том, что, если я не справлюсь, они больше не смогут заниматься этим делом.

Мужчина задумчиво жевал губу и смотрел на мои шрамы так, словно обладал рентгеновским зрением и рассматривал мои сросшиеся кости.

– Каким бы дерьмовым пациентом ты ни был, твой доктор всегда должен помнить, что ТЫ на первом месте. Ты приходишь к врачу не потому, что у тебя все хорошо. Ты идешь к нему, потому что тебе нужна помощь. И если что-то мешает твоему доктору оказать тебе эту помощь, он должен это понять, принять и проститься с тобой. Я не виню Алессандру Коппола. Я всего лишь говорю, что вижу, ЧТО ИМЕННО она упустила.

Док смотрел на меня и молчал, ждал, что я сам спрошу, что именно упустила Алессандра, но я боялся услышать ответ.

«Потому что если это то, о чем я думаю… Нет. Не хочу знать».

– В любом случае, лекарство работает, боли постепенно уходят и мне стало лучше.

– Я рад это слышать. На этой работе тебе понадобится оба плеча и обе руки. Если ты не против, я выписал бы тебе обезболивающие посильнее, но…

– Я против.

Мужчина улыбнулся.

– Я не закончил. Я сделал бы это, но вижу, что ты справляешься. Пока. Но будь готов к тому, что оно МОЖЕТ тебе понадобиться. Я ведь не викодин тебе предлагаю. И не морфий.

Когда я кивнул в ответ, мужчина отложил мою карту, прошел через кабинет к высокому шкафу и достал оттуда большую упаковку с широким бинтом.

– Пока наложим повязку, потом заменим на тейпы.

Он впечатал в меня, словно кулак, тяжелый взгляд.

– И я говорю серьезно, Дэнни, воздержись от тренировок, если не хочешь получить травму, несовместимую с жизнью. Твой командир понимает это так же хорошо, как и я. Не заставляй меня просить его отдать тебе приказ.

Я нервно улыбнулся.

– Давайте заканчивать с этим.

– Конечно. Придешь ко мне через неделю. Сделаем снимки, проверим как все срастается, нет ли воспалений. Если будешь соблюдать режим, восстановишься недели за три.

Я округлил глаза. Три недели без тренировок?!

Док правильно оценил мою реакцию.

– Джексон не оставит тебя без занятий.

Я медленно кивнул и тихо спросил:

– Вы хорошо знаете моего командира?

– Мои пациенты – это, в первую очередь, пациенты. И мне не нужно знать о них больше, чем требуется для лечения. А теперь слушай…

Я вышел из кабинета, недовольно поводя плечами. Поганый бинт мешался, но делать нечего. Мартина я нашел разговаривающим с девушками в милой форме мятного цвета. Услышав мои шаги, он обернулся и сверкнул глазами.

– Кажется, Аарон стукнулся головой сильнее, чем сам предполагал. Что поделать, не каждый, упав, может встать без последствий

Я застыл, как вкопанный. Перед взглядом тут же пронеслись картинки: Аарон лежит, не шевелясь, встает, покачиваясь, морщится от боли, трет висок, держится за голову, неуверенно шагает.

Желудок сковал лед. Я хрипло выдохнул:

– Он… он…

Мартин окинул меня ошарашенным взглядом и захохотал, раскатисто, басовито.

– Расслабься, живой! Башка у него крепкая. Просто крепко приложился. Пару дней проведет здесь по распоряжению невролога.

Мне очень сильно захотелось ударить его по уже не щелкающей челюсти.

– Ты в курсе, что ты кретин, Майерс?!

– Есть немного. Ты как?

Поморщившись от досады, я приподнял футболку, показывая повязку. Мартин ухмыльнулся с нескрываемым злорадством.

– Зато тебе пить можно в отличие от Бенджи.

И снова громогласный хохот сотряс импровизированный приемный покой. Девушки за стойкой регистрации наблюдали за мужчиной с легкими улыбками. Он им явно нравился.

– Ты, смотрю, лучше всех. Я думал, Джексон тебе челюсть выбьет через затылок.

Мартин ухмыльнулся и повернул голову. Я заметил небольшую припухлость и гематому в том месте, где челюсть соединялась с черепом.

Вот ведь непробиваемый хрен!

– Неужели ты еще не понял? У командира нет цели покалечить нас!

Я с сомнением потер бок. Каждого из нас Джексон мог прибить, особо не напрягаясь. А уж покалечить… Но мне он преподал урок. Аарона вывел из строя, чтобы справиться с нашим мистером Психом. А мистера Психа… Вон, челюсть на месте, какие вопросы?

– В один день ты поймешь, насколько точно командир рассчитывает силу и точку удара.

Мартин попрощался с девушками и махнул рукой в сторону выхода.

– Пойдем.

Я двинулся следом за ним, стараясь дышать ровно. Так, как научил доктор Эдисон.

– Командир дал нам отгул. Видимо, мы его впечатлили на тренировке.

Я едва слюной не подавился, услышав эти слова. Бок тут же пробила нервная боль и я поморщился.

– Ты уверен, что отгул нам дали за то, что мы его впечатлили, а не за то, что нам пришлось медпункт после тренировки посетить?

И снова раздался громкий хохот. И я всерьез забеспокоился за челюсть Мартина – он так широко открывал рот, словно она вообще не крепилась к его черепу.

– Ох, Стоун! Умеешь шутить, когда хочешь!

Я недовольно закатил глаза. Когда-нибудь они поймут, что я не шучу?!

Мы вышли из медицинского пункта, который на деле оказался почти больницей, и пошли по коридору. Майерс насвистывал какую-то мелодию, а я смотрел перед собой и размышлял над словами дока. Насчет командира и его заботы о бойцах. И вспомнил про Аарона.

Так себе забота.

Когда мы подошли к лифту, Мартин прервал мои мысленные дебаты.

– Планкетт вечером зовет нас в бар. Твои ребра потянут выпивку?

– Майерс, договоришься…

Он беззлобно усмехнулся и хлопнул меня по левому плечу.

– Вот так ты принимаешь заботу, да? Ладно, больше не буду. Мне нужно заскочить в арсенал, а потом можем выдвигаться.

Я повел плечом, оглядываясь кругом. Как и после каждой тренировки, мне хотелось побыстрее свалить. Но я точно знал – лишь только покину здание, буду страшно хотеть вернуться обратно. И как можно скорее…

– Я тебя в холле подожду.

– Трусишка Дэнни бежит, поджав хвост?

Я рыкнул и хотел врезать товарищу, но сдержался. Не стоит бить того, кто не очень хорошо справляется со своими эмоциями и с которым даже Джексону Торпу приходится драться… в какую-то часть его силы, которой меня он прибил бы с легкостью. Да и того, кто прикрывать тебя будет, тоже бить не стоит.