Страница 38 из 53
Его щека дернулась, и я задержал дыхание, когда Джексон взял паузу. Явно непроизвольную паузу…
– В агонии ты ощущаешь жизнь сильнее всего. Агония – это распутье, развилка жизни и смерти. А страдание и эйфория – два противоположных, но похожих состояния. Как ты думаешь, чем они могут ПОМОЧЬ нам?
Я быстро глянул на две скульптуры. Ну и вопрос…
«Просто говори, что думаешь!».
«А если я нихрена не думаю?».
«Включай мозги и начинай!».
Страдания и эйфория… Чем они похожи? Да ничем! Страдания – плохо! Эйфория – хорошо! Что у них общего?!
Я осторожно начал:
– Страдания закаляют нас. Делают нас сильнее. Ну, то есть… Человек, испытывающий страдания… Он ведь борется за жизнь. А эйфория… Она дает нам силы жить. То есть, я хочу сказать, что и то, и другое придает сил.
Джексон тихо засмеялся.
– Давно тебе страдания сил придавать начали?
– Я не про физические силы…
– О, то есть, подыхая от боли, ты страстно желал жить? Испытывал душевный подъем?
В тихом голосе отчетливо проступили нотки ядовитого сарказма. Я свел брови к переносице, не желая поворачиваться к собеседнику. Не хотелось встретить его насмешливый взгляд.
– Нет, не испытывал.
– Вот и я о том же.
– И что? Чем тогда нам это поможет?
Я резко повернулся к Джексону. Тот скосил на меня взгляд. Гребаная статуя…
– Ты как никто другой должен знать ответ на этот вопрос. В конце концов, за последний год ты не один раз проходил и через первое, и через второе.
Мужчина приподнял бровь. Его глаза мягко засветились.
– Вспомни, как сильно ты хотел умереть в самые тяжелые дни и как страстно желал жить, когда они заканчивались. Это – страдания и эйфория, Дэниел. Боль и ее отсутствие – самый простой пример.
Я задумчиво хмыкнул, не до конца понимая его мысль, и повернулся к седьмой скульптуре.
– А предательство? Чем ОНО нам помогает?
– Оно открывает глаза. И если мы закончили изучать современное искусство, предлагаю двигаться дальше. Ты готов?
Я скользнул взглядом по металлическим прутьям, внезапно представшим передо мной в ином виде. Виде, от которого я, возможно, хотел бы отвернуться…
– Готов.
Всего одно слово, но меня передернуло. Вероятно, все дело было в моем собеседнике – в каждом его вопросе я искал скрытый смысл. И находил его!
Вот и сейчас мне казалось, что он не про грядущее «собеседование» меня спросил…
Пройдя через длинный коридор, мы оказались в конференц-зале с длинным овальным столом и кучей мягких глубоких офисных кресел. Тут могло уместиться человек пятьдесят, не меньше!
Джексон плавно, но резко – нет, я никогда не перестану поражаться его манере двигаться! – опустился в кожаное кресло и откинулся на высокую спинку. Я поймал себя на мысли, что засмотрелся на него, сидящего на этом «троне».
Спокойный, уверенный, собранный, он вливался в окружающую среду, дополняя ее собой. Если бы не его довольно простая одежда без каких-либо опознавательных знаков и лейблов – черная облегающая футболка, черные джинсы, черные высокие ботинки на шнуровке – незнающий человек запросто увидел бы в нем бизнесмена, а не командира наемников.
Он дождался, пока я усядусь в кресло, перестану ерзать и обращу на него внимание, и тихо сказал:
– Итак, ты принял решение.
Я коротко кивнул, пододвигая кресло ближе к столу. Колесики с противным звуком царапнули пол, и я поспешно отъехал от стола, почему-то ощущая вину – приперся, испортил пол!
Джексон приподнял брови и слегка повернул голову вбок, не сводя с меня взгляда.
– Я не слышу ответ.
– Я кивнул.
– А, так это было «да»? Я думал, ты дернулся.
Я озадаченно нахмурился, но в голосе мужчины не было сарказма, а взгляд оставался спокойным.
– Я… Да. Это было «да».
– Запомни, Дэниел. Я не умею читать мысли. А тот рывок головой в движении вполне мог быть по инерции.
В груди заворочалось раздражение. В словах Джексона сквозило высокомерие, неявное, но ощутимое. Мне не понравилось, с какого тона начался наш разговор.
«И что? Сбежишь, да? Сбежишь?».
– Да, я принял решение.
Джексон удовлетворенно кивнул в ответ. Медленно, с достоинством.
Противный голос внутри головы тут же заворчал:
«А твои кивки не могут быть…».
«Заткнись, он тут главный!».
– Аарон рассказал тебе, кто мы и чем занимаемся?
– В общих чертах.
Его глаза на мгновение стали темнее, будто Джексон был недоволен моим ответом.
Моя озадаченность выросла до высокого потолка зала. Он же сам сказал, что я могу к Аарону с вопросами подойти! Чем он недоволен-то?
Джексон словно мысли мои прочитал – а говорит, что не умеет…
– Надеюсь, Аарон рассказал тебе ДОСТАТОЧНО для того, чтобы твое решение прийти сюда было продиктовано логикой, а не эмоциями.
– Достаточно, чтобы я понял, что из себя представляет ваша организация. Но он сказал, что есть кое-что, что может повлиять на мое решение присоединиться к Гильдии.
– Правила.
Всего одно слово, произнесенное почти шепотом – и по моей коже побежали колючие мурашки. Захотелось смахнуть их ладонью на стол и раздавить.
– Да, правила.
Джексон на пару секунд отвел взгляд, рассматривая что-то за окном во всю стену. Еще входя в зал, я обратил внимание на пейзаж – за тонированными стеклами раскинулся небольшой сад, вероятно, закрытый для простых смертных жителей города.
– Правила Гильдии… Они довольно суровы, но иначе быть не может. Гильдия обеспечивает работой несколько тысяч человек. И каждый из них подчиняется установленным правилам, призванным защитить организацию, ее тайны, честь и достоинство, а также тех, кто работает в ней. Гильдия заботится о людях, которые в нее вступают, и требует от них такой же заботы о себе.
Я невольно изогнул бровь. После слов Джексона бурное воображение оживило таинственную Гильдию, сделав ее дышащим, мыслящим и очень заботливым существом. Жутковатая картинка вышла…
– Есть ряд правил, которые могут повлиять на твое решение. Я озвучу их здесь, дам тебе время обдумать и потребую ответ. Если ты решишь присоединиться к нам, я поведаю тебе остальные правила и посвящу в тайны организации. А нет…
Он указал взглядом на дверь, не закончив фразу. Но мне и так все стало понятно.
Принимаешь – проходи. Не принимаешь – уходи.
Я ощутил нехорошую тревогу. Уж слишком вкусным был сыр в этой мышеловке. А в том, что это – мышеловка, я больше не сомневался.
Нет, это вполне логично – не посвящать в тайны организации каждого встречного, но ОСТАЛЬНЫЕ правила… Интересно, ОНИ не могут повлиять на мое решение?!
И снова Джексон прочитал мои мысли.
– Нет, Дэниел. Все, что может повлиять на твое решение, ты услышишь в этом зале. Остальное… Назовем это правилами внутреннего распорядка.
– Хорошо, я понял. Я готов.
Мой голос стал хриплым и тихим, но звучал уверенно.
– Тогда начнем. Первое правило, суть нас, стиль жизни, образ мышления и наш девиз, выгравировано на наших браслетах.
Он расстегнул и швырнул мне полоску черной кожи. Я перехватил браслет левой рукой и внимательно посмотрел на гравировку. Bene placito.
– По доброй воле.
Я провел пальцем по надписи, подушечкой чувствуя рельеф. Браслет Джексона по краям истрепался. Металлическая застежка местами зацарапалась, серебро потускнело. Браслет выглядел далеко не новым, но было заметно – хозяин ухаживает за аксессуаром.
Я бросил браслет Джексону, и тот перехватил его в воздухе. Секунда – и он снова сомкнулся вокруг его левого запястья.
– Это довольно трудное правило – жить по доброй воле.
Я усмехнулся. Мужчина даже бровью не повел.
– Ты со мной не согласен?
Я уже трижды пожалел о несдержанности.
– Я не понимаю, в чем сложность.
– Мало кто в этом мире живет по принципу доброй воли, Дэниел. И ты, принимая этот принцип, идешь против них, сам того не желая.