Страница 37 из 53
Секундная стрелка словно застыла на месте, а я все лежал без сна и ждал утра, чтобы позвонить Джексону и договориться о встрече.
Последние сомнения развеялись без остатка. Стало как-то плевать на все, что будет делать со мной командир. Лишь бы делал. Лишь бы сдержал обещание. Ведь все, что произошло вечером… Это все ДОЛЖНО БЫЛО ПРОИЗОЙТИ РАДИ ЧЕГО-ТО ВАЖНОГО! ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЦЕННОГО!
Едва стрелки часов показали восемь до полудня, я выбрался из кровати, пошатываясь от усталости, добрел до телефона, снял с аппарата трубку и набрал номер, записанный Аароном на салфетке. Но не успел я ввести все цифры, как в трубке раздался щелчок, а за ним – гудки вызова.
Я нахмурился, глядя на аппарат, и удивленно вскинул брови, когда механический голос проговорил:
– Введите номер отряда.
Я несколько секунд смотрел на телефон, а потом медленно вбил четыре цифры, которые не успел ввести.
1. 1. 2. 7. Именно эти цифры, явно лишние в чересчур длинном номере, смутили меня.
В трубке снова раздался щелчок, а потом тот же голос произнес:
– Назовите имя абонента.
Я сглотнул и выдавил:
– Джексон Торп.
Механический голос повторил:
– Назовите имя абонента.
Я кашлянул, прочищая горло, и повторил раздельно, четко:
– Джексон Торп!
И снова тот же голос и те же слова:
– Назовите имя абонента.
«Дьявол! Да что за…».
Мгновенная догадка – и я закатил глаза.
Ну, конечно. Имя абонента. Имя командира.
Я устало вздохнул, потирая висок.
«Это последний рубеж. И ты должен перейти его. Иначе ты везде проиграл».
– Хаммер.
На другом конце провода раздался щелчок. Спустя несколько секунд, растянувшихся в бесконечность, я услышал знакомый голос:
– Хаммер.
– Это… Это Дэнни. Дэнни Стоун.
Джексон хмыкнул, как мне показалось, с удовлетворением.
– Рад слышать тебя, Дэниел. Ты привел себя в порядок?
– Да.
– Прекрасно. Ты готов со мной встретиться?
– Да.
– Записывай адрес.
– Я запомню.
Я стиснул челюсти, когда Джексон засмеялся.
– Хорошо, запоминай…
Глава 7
Я с удивлением осматривал огромный холл с высоченными потолками, белыми стенами, черным полом и черной мебелью. И ни единой живой души, кроме меня и пары девушек за длинным черным столом – будто ресепшен в гостинице. Не так я представлял себе это место, не так.
«А чего ты ждал? Что по первому этажу высотного здания будут ходить парни с черными браслетами в бронежилетах и с оружием наперевес?».
Меня позабавила эта мысль, и я усмехнулся, приближаясь к странной фигуре из блестящей стали.
«Ну, уж явно не музея современного искусства я ждал».
Я опустил взгляд на табличку на черном постаменте. Она гласила, что эти закрученные спиралью прутья, разорванные с одной стороны скульптуры, изображают боль.
Я склонил голову набок, пытаясь осмыслить значение арт-объекта, но это было выше моего понимания. И потому прошел к следующей.
Эта изображала ненависть. Прутья были согнуты в нескольких местах и раздвинуты спереди. Я поворачивал и склонял голову так и эдак, но видел только стальные прутья. Я бродил между скульптурами, изображавшими ярость, агонию, страдание, эйфорию… и замер возле последней с табличкой, гласившей, что передо мной – предательство. Медленно подняв взгляд, я уставился на все те же стальные прутья.
Эта скульптура отличалась от других. Во всех остальных большая часть прутьев оставалась прямой. Эта целиком состояла из искореженных, изогнутых металлических узоров.
– Иногда чтобы разглядеть в бессмысленном на первый взгляд что-то глубинное, нужно отступить и посмотреть на все со стороны.
Я повернулся к незаметно подошедшему Джексону.
– Что ты имеешь в виду?
Ни один мускул не выдал в нем жизнь. Только глаза. Холодные глаза доказывали, что в этой статуе прячется мужчина. А так – поставь его на черный постамент, и будет еще один экспонат.
– Ты понял, почему эти скульптуры называются именно так?
Я отрицательно мотнул головой, оглядывая все семь арт-объектов. Джексон слабо улыбнулся – один уголок его рта приподнялся вверх буквально на волосок.
– Потому что не смотришь так, как нужно. Ты пытаешься разобраться в сути, вглядываешься в детали. Но порой нужно посмотреть на что-то издалека. Так сказать, оценить… в целом. И это не только к искусству применимо. К людям, их поступкам, ко многим жизненным ситуациям и к жизни в целом. Иногда нужно отойти, протереть глаза, найти правильный угол и посмотреть на все так, словно видишь это впервые.
Он склонил голову набок и скользнул взглядом по фигурам.
– И когда увидишь правду, суть, смысл… ты больше не сможешь их игнорировать.
Либо дело было в тихом, шелестящем голосе Джексона, либо в его почти торжественной интонации, но все, что он говорил, казалось очень важным.
Мужчина кивнул на зону ожидания в другом конце зала.
– Пойдем.
Мы прошли через холл к выставленным кругом черным кожаным креслам. Джексон указал взглядом куда-то на пол. Я посмотрел туда и нахмурился.
В одном месте черный мрамор отличался фактурой. Он был матовым и казался шероховатым на ощупь.
Я поднял взгляд на Торпа, и он утвердительно кивнул.
– Отойти и найти правильный угол.
Я встал на выделяющийся кусочек пола, скользнул взглядом по стальным прутьям… и застыл, пораженный открывшейся картиной. Глаза стали круглыми, челюсть медленно поползла вниз. То, что еще недавно казалось кучей металлолома, на деле оказалось…
– Дьявол…
– Ты видишь?
В груди поднялась волна восхищения. Сердце забилось сильно, мощно.
– Да…
Я задышал чаще, жадно разглядывая людей, созданных изгибами прутьев и просветами между ними.
Вот лицо, искаженное от боли. А вот оскал, полный ненависти. Вгоняющее в ужас лицо ярости. А вот человек в агонии, за одно мгновение до смерти. Мужчина, скрученный в страданиях. А вот другой, запрокинувший голову и раскинувший руки, широко улыбающийся. Кажется, это эйфория…
Я несколько раз пробежал взглядом по шести скульптурам и, наконец, заставил себя посмотреть на седьмую. И сжал челюсти так сильно, что заломило зубы.
«Это ты, Дэнни. Это ты».
Я смотрел на мужчину, рухнувшего на колени, но твердо упирающегося рукой в постамент. Он сломлен, почти уничтожен, но еще может подняться. Мне показалось, что над ним я разглядел и другой силуэт. Того, кто предал…
Меня накрыло волной ненависти. Будто наяву я услышал звуки выстрелов. И снова почувствовал боль. Страшную, отупляющую боль.
– Ты больше не сможешь не видеть их. Они всегда будут перед твоим взглядом.
Джексон говорил тихо, спокойно, но каждое его слово рвало нервы в клочья. Я сухо сглотнул и повернулся к нему.
– Что это за скульптуры?
– Напоминание каждому из нас.
Голубые глаза прошлись по моему лицу северным ветром.
– Ты слышал выражение: все, что нас не убивает, делает нас сильнее?
Я усмехнулся и повернулся к скульптурам.
– Конечно.
– Вот это все может нас убить. А если не сумеет, сделает сильнее.
Я склонил голову набок, разглядывая стальные прутья с искренним скепсисом.
– Слабо верится, что нас может прикончить эйфория. Пуля понадежнее будет.
Джексон не ответил, и я посмотрел на него. И удивленно моргнул.
Мужчина застыл, уставившись на арт-объект, изображающий агонию. И что-то было такое в глубине голубых глаз, что мне стало понятно – он хорошо знаком с этим состоянием. Слишком хорошо…
Он поизображал статую самому себе еще несколько секунд, а потом моргнул. Взгляд прояснился.
– Эйфория – очень опасное чувство. Она способна толкнуть на глупость.
Джексон повернулся ко мне, резко склонил голову набок – ну, не могут так живые люди двигаться! – и снова застыл.
– Все, что изображено в этих скульптурах, способно нас уничтожить. Но также оно заставляет нас бороться за жизнь. Боль активизирует нас, ненависть и ярость – прекрасный источник сил, агония…