Причудливые виражи

Ванька схватку выиграл. Обрадовался, начал по второму кругу заработок спускать. Поверил вдруг в везение.

А Егорка для себя другое решение принял. Знал он, что характер у Вероники — кремень, что по своей воле не уйдёт от постылого мужа, даже если повод будет. Федьку на горячем ловила — прощала, пока не переступил красную черту.

“Семь бед — один ответ”, — продышавшись, молвил он, и направил стопы в сторону холостяцкой берлоги, но не к себе.

Двери в коммуналке никто не запирал, доверие у жильцов друг к другу было безграничное, за столько лет ни единого случая воровства или порчи имущества. Скандалы были, перепалки, но не более того. Правила общежития все соблюдали добросовестно. Такие были времена.

А дальше случилось вот что:

— Не смей ко мне подходить, — шёпотом, чтобы не возбудить любопытство соседей, заскулила Вероника, увидев решительно зашедшего в комнату Егора, который тут же развернулся и защёлкнул изнутри щеколду на двери, — я орать буду.

— Так ори, чего шепчешь-то, ори!

Ника пятилась, пока не приткнулась к стенке. Странная штука жизнь — сколько раз в воображении фантазировала она, как Егорка добивается её взаимности, а сейчас испугалась не на шутку.

Разные были фантазии, особенно во сне. И по любви Скобелев брал, и силком. Бывало, так раззадорит — мокрой в постели вскакивала, тайком бежала по коридору в ночнушке, скорее, пока никто не видит, застирать следы нечаянной страсти.

Только во сне так и бывало. Ещё с Федькой в самом начале пару раз, но не так, совсем не так, жиже, хотя тоже приятно было.

Её трясло, нервная дрожь во всём теле устроила настоящую вакханалию.

Егорка был серьёзен как никогда. По отношению к другим так не раз бывало, к ней он всегда относился бережно, нежно.

На этот раз, Ника чувствовала, что-то непоправимое обязательно случится. Если Егорка чего задумал — не отступится.

Вероника махала руками, выставила вперёд коленку с твёрдым намерением попасть в пах. Оборонялась, сцепив зубы.

Скобелев отмахнулся от ударов как от надоедливой мухи, бережно сграбастал в охапку, завернул за спину руки и впился в пунцовые губы поцелуем.

Этого момента он ждал, не будет преувеличением сказать, всю жизнь. И ещё три года на флоте. Полгода за уральским хребтом, больше года в соседней комнате.

Как же ему было тошно и лихо, когда в одинаковое время, вскоре после возвращения Ивана с азартных посиделок, в его стену минут пятнадцать долбила спинка кровати с той стороны.

Егор точно знал, сколько рейсов в тот или иной день совершил Лукин.

Единственное, чего он не знал, и каждый раз обмирал от предчувствия, что никогда не узнает — как на самом деле относится к нему Ника. Он жаждал любви, но сейчас его мысли были заняты совсем другим, более приземлённым. Ванька мог запросто проиграть любимую в карты.

Конечно, он не позволил бы свершиться преступному сговору, но сама мысль о том, что это могло произойти, приводило его в состояние ярости.

“Это моя женщина”, — молча, рычал он, — “но даже я не могу себе позволить обидеть её!”

Убеждал он себя именно в этом.

С мужчинами подобное случается довольно часто: под влиянием высокой концентрации гормонов сознание прекращает координировать деятельность центральной нервной системы. Рептильный мозг, который древнее и проще основного, способен временно подчинить себе организм целиком. Социальные и цивилизационные функции мышления отключаются за ненадобностью, давая проявиться основным потребностям любого живого существа, позволяющим выжить в самых суровых условиях существования.

Природа заложила в каждый организм необходимость питаться, размножаться и доминировать. Именно в этом порядке.

Скобелев был сыт. Далее по принципу приоритета преобладала функция размножения.

Он хотел, наконец, признаться в любви, только и всего, но примитивный компьютер в голове решил иначе, ему пригрезилось, что хозяину грозит гибель, если не принять срочные меры.

Очнулся Егор много позже, когда отступать было некуда, да и не имело уже это смысла.

Первый поцелуй разбудил в нём бурю примитивных эмоций.

Скобелев прижал женщину к себе, лишив её возможности сопротивляться, сбросил верхнюю одежду и понёс к единственному в их комнате ложу.

Обездвижить Нику не было для его могучей мускулатуры проблемой.

Егор повалил женщину на кровать, засунув её руки за спину, чтобы не причинила вреда, удерживая ноги коленями, а тело грудью

— Егорушка, дружочек, зачем же ты так, не надо-о-о, — горячо шептала ему прямо в лицо, — я сейчас закричу. Прошу тебя, миленький, ведь мы же друзья.

— Были… до сих пор. Теперь будем любовниками. Не ори — не надо. Сама понимаешь — мне придётся разбираться с твоим мужем. Чем это может кончиться для всех нас, ты знаешь. Потерпи, любимая.

— Ты совсем сдурел, — всё так же тихо “заорала” она, пустив слезу, чего никак от себя не ожидала.

Ника пыталась сбросить его с себя, но силы были неравные. Егор на голову выше и вдвое тяжелее, физически подготовлен к тяжёлой физической работе.

Ноги Вероники были прижаты к кровати намертво, тело имело некоторую степень свободы, но каждое усилие вызывало одышку.

Тогда Ника прибегла к самому действенному методу сопротивления — схватила мягкую часть его ладони зубами, прокусила её насквозь.

Кровь хлынула потоком, но Егор не отступился, — зря ты так, я же тебе главное не сказал. Думаешь, мне просто было решиться? Кусай, всё от тебя вытерплю. Люблю я тебя, понимаешь… всегда любил. А они… Ванька твой и этот — Ромка Копытин, в карты тебя разыграли. Ни сколько не вру.

Вот я и решился… признаться тебе. Отпусти руку, откусила почти. Да чёрт бы с ней. Я… тебя… люблю. Моя ты, моя. Муж твой хотел тебя под Ромика подложить, в случае проигрыша. Он Копытину две следующих зарплаты был должен.

Ты меня слышишь? Выиграет — зарплату вернёт, проиграет, целую ночь будешь Ромку ублажать. На полном серьёзе, всё так и было.

— Так ты вместо Ромки решил меня оприходовать… а меня спросил!

— Так вижу. Знаю, ты по мне не меньше сохла. Дураки мы оба. Могли ведь быть счастливыми, а теперь вон как… не по людски. Сейчас я тебя целовать буду. Губы, язык — всё в твоей власти. Грызи — мне не жалко. Чем так жить — лучше никак. Моя ты, моя, пойми. Если сейчас отступлюсь, завтра хоронить меня будешь. Больно, зачем же ты так, дурашка. Какая же ты сладкая.

Вероника каким-то чудом вызволила руку, вцепилась в волосы Егора, — дери, мне не жалко, шибче дери, любая моя.

Ника усилила сопротивление. Скобелев схватил её за запястье, прижал её руку к корпусу, запечатал рот поцелуем.

Женщина мотала головой из стороны в сторону, сверкала белками глаз, наливающимися краснотой, жалобно скулила, но кусать за губу не решилась.

Егор осмелел, почувствовав, что она ослабляет сопротивление, но это была тактика умиротворения противника.

Женщина вновь начала резко приподнимать таз, больно стукнула его лбом в лицо, принялась плеваться.

— Такая ты мне нравишься ещё больше. Лучше смирись. Сопротивляться бесполезно. Я твёрдо решил отнять тебя у Лукина, ты меня знаешь, подруженька, отступать не привык.

Решимость противников была обоюдной, но Ника не могла, не имела права проиграть, ведь она мужняя жена. Лечь под другого мужчину — позор. Не было в их роду женщин, изменявшим супругу.

“И не будет”, — поклялась она себе, продолжая крутиться и извиваться в попытке измотать Егора неповиновением, заставить его понять, что у него нет шансов.

На самом деле, он практически победил. Сил сопротивляться оставалось буквально на несколько минут. С Вероники ручьём стекал пот, лицо её, одежда и кровать были залиты кровью.

“Ванька убьёт нас обоих, нужно срочно что-то решать, но что!”

Через пару минут вновь наступило временное перемирие. Скобелев поднёс руку к глазам. На неё было страшно смотреть. Мякоть состояла из трёх рваных огрызков.

“Ну и зубки у Ники, просто крокодил. А ведь молодец. Такую с наскока не возьмёшь”, — мысленно одобрил действия любимой Егор, — “c такой, хоть в автономку, хоть в разведку — не подведёт. Но я тоже не лыком шит. Додавлю, чего бы мне это ни стоило”.