Страница 92 из 113
Лукас шарахнулся в сторону, пропуская священников. Те прошли мимо, неторопливо, но уверенно направляясь к палонгу. Изморозь тихо выругался от удивления, смешанного с восторгом. На спине Батьки Руиса, вились литиры, складываясь в вязь муравьиных следов татуировки. Но Керкер, не сколько читал, сколько вспоминал, лишь изредка подсматривая. По лицу шамана тек пот.
Ветер начал стихать, словно придавленный тяжелой ладонью.
Со стороны палонгу пронесся разочарованный вой. Изморозь ощерился, не хуже морского леопарда — так вам, выблядки! Привыкли черным северным чародейством баловаться, а нате, получите еретическим хуем по губищам! У нас свои колдуны найдутся! На всех припасено!
В священника и шамана полетели вражеские стрелы. Но тут же, со всех сторон подскочили наемники с унаками, прикрыли от стрел щитами. Увели в сторону. Что Керкера, что Руиса заметно мотало на каждом шагу. Видать, отдачей от колдовства пристукнуло. Ну, главное ветра нет, и живы все. Пока что!
Палонгу вскинули луки, начали беспорядочно лупить. Но стрелы не долетали, падали под ноги бойцам. Стояли-то, с тем прицелом, что ветер поможет, донесет те нехватающие ярды…
Лукас вскинул арбалет к плечу, приготовился. Прицельно бить далековато, но не беда! И цагра чудесна, и стрелок неплох! Зря, что ли, всю стену сарая излохматил, две тетивы порвал⁈
Хлопнул выстрел. Тяжелый болт взвился в небо, по пологой дуге пролетел от солнца к сердцу какого-то палонгу. Того швырнуло на лед, под ноги обомлевших от такой неожиданности товарищей.
— Хорошо стреляешь, — сказал, стоящий рядом унак с большим, чуть ли не выше роста, луком. — Прямо как Красный Медведь!
— Ага, — не обратил внимания на похвалу стрелок, занятый взведением. Всем хорош арбалет, но пока зарядишь…
— Началось, — прохрипел унак.
Лукас поднял взгляд.
Палонгу, чей строй разваливался на глазах, бежали на них, размахивая оружием.
— Копья, бля! — взревел где-то сбоку-впереди Дирк.
— Копья к бою! — повторил приказ Керф, чья макушка виднелась над строем. Мечник ушел на правый фланг, встал с краю, положив двуручник на плечо.
Над полем боя поднялся жуткий рев — орали с обеих сторон. И казалось, не люди, а две стаи бешеных зверей через несколько ударов сердца сойдутся в схватке до последней капли чужой крови…
— Не ссы, — вдруг раздался над ухом удивительно спокойный голос Людоеда. — Северяне долгой драки не любят. Сейчас брюхами на копьях повиснут, отхлынут, и все. Догоняй, руби в спину… Главное, первый натиск выдержать.
— Нам деваться некуда! — Лукас выстрелил в набегающих злодеев, склонился, борясь с тугой тетивой. Зарядил, встал, выстрелил, не целясь, снова начал заряжать… Эх, не хватает тут какого-нибудь послушника в помощь! А лучше троих! Или четверых! И полного рыцарского копья до кучи…
Волна ударила в утес. Взлетели крики, вопли, отрубленные пальцы, руки и головы. Фыркнула кровь, глухо застучали копья и мечи. Над ледяным полем повис утробный вой убиваемых и убивающих.
Продлился недолго. Раз, и все кончилось. Стих лязг оружия. Только вопили раненые, да тяжело дышали уцелевшие. Ну еще скрипел снег под ногами убегающих палонгу. Им стреляли в спины, погналось несколько наемников — Братья, Тягл, еще кто-то, неразличимый в круговерти…
— А теперь — наше время! — расхохотался Людоед. Стащил через голову парку, оставшись в одном исподнем, желто-сером от старости и небрежной стирки. Зябко передернул узкими плечами — холодно все таки, не юга ведь — перехватил поудобнее рукоять шестопера. — Разойдись, плотва, карась гребет!
Редкий строй охотно расступился.
Легкий на ногу Людоед обогнал вырвавшихся вперед. По пути ударил подранка-палонгу, который полз, оставляя за собой кровавый след. Только череп хрустнул, а бывший Ловчий уже бежал дальше.
Раз! И летит в сторону злодей с развороченным затылком, роняя ненужный уже топор.
Раз! И подламывается следующий, утыкается в ледяное крошево. Пробегает по телу судорога…
Раз! И в последний миг, палонгу, чувствуя дыхание смерти, начинает поворачиваться… И заточенные перья кромсают лицо, отшвыривая с дороги безжизненное тело…
Людоед воет, задрав голову к небу. Воет от радости, переполняющей все естество старого солдата. Слизывает кровь с шестопера….
А потом, навстречу Ловчему вышли два жутких существа. Бегущие палонгу оббегали их, боясь даже поднять голову. Оббежав, падали на снег, захлебываясь от усталости…
— Кха, — выдохнул Людоед, присматриваясь.
Даже в самом страшном похмельном сне ему не виделись такие уроды! Морж, медведь, олень, орел… И все это слеплено в одном теле, сшито кишками, оживленно запрещенной волшбой.
Людоед не спешил. Приглядывался к ходячим недоразумениям, прикидывая, как бы их ловчее угробить. Пока что выходило, что никак. Очень уж сильны и ловки. В одиночку не вытянуть.
Звери тоже не торопились. Стояли, смотрели друг на друга. Твари фыркали недовольно. Видать, чувствовали, что не простой солдат вышел навстречу.
— Что ты там про тупилаков говорил? Мол, никто и никогда их не убивал, а если и убивал, так никто не знает, как правильно? — раздался сбоку голос безухого мечника-южанина.
— Было дело, друг Керф, было дело!
Сказать, что Людоед обрадоваться, это еще мягко бы прозвучало! Да, за долгую жизнь он знавал воинов и получше. Среди Ловчих безухому места не было бы — при всем уважении! Но на льду пролива, в двадцати ярдах от врага, выбирать особо не приходилось. А длиннорукий мечник был лучшим, как не крути!
— Признаюсь, — проговорил Людоед, не оборачиваясь — его взгляд цепко следил за моржетелыми, — я думал, что ты сбежишь, как наемнику и пристало. Но ты не сбежал. Может, ты не наемник, а какой-нибудь тайный император?
— Я же признаюсь, — прохрипел Керф, — что очень хочу сбежать, друг Людоед, прямо таки в штанах мокро от желания! Но кто тогда скажет, что от Ловчих никакого толку, и всю грязную работу придется делать трусливым наемникам⁈
Оба воина расхохотались.
Тупилаки переглянулись коротко. И атаковали…
…Тело повело в сторону. Ноги подкашивались, но пока что удавалось не падать. Людоед мельком глянул вниз — и зачем только? Знал же, что ничего хорошего не увидит. Когти распороли белье, разворотили внутренности — того и гляди, начнут кишки падать под ноги. Боли не было. Ну то недолго, совсем не долго! Придет еще Госпожа, поцелует ласково…