Страница 27 из 89
— Вудро, не гоношись, — предложил кто-то невидимый в тенях. — Парень тебя ободрал, как хотел, признай и успокойся!
— Как увижу, какого цвета у него потроха, так и успокоюсь! — злобно прошипел мокрожоп.
На языке у Бертрана снова завозилось всякое смешное, однако он постарался дурные слова проглотить поскорее. Вудро тут в любимчиках не ходит, это ясно. Но вот с Бертраном дела обстоят совсем худо…
— Ты кто такой, чучело? — спросил голос из-за спины. Спокойный, ровный, невыразительный. В общем, неприятный.
Суи сделал вид, что не понял, кому предназначен вопрос. Признаешь, что чучело, еще на кол посадят посреди поля… Разумеется, снова получил в ухо и растянулся на полу, однако на сей раз, затрещина была почти добродушной, можно сказать, отеческой, сугубо для порядка. Впрочем, Бертрану и того хватило, слишком уж много его колотили да трясли. Он кое-как поднялся, чувствуя, что еще немного, и начнет блевать. Главное, постараться брызгами обдать как можно больше «честных людей», чтоб они все сгорели!
В глазах все кружилось, двоилось и троилось. Ноги подгибались.
— Ты кто такой?
На этот раз вопрошающий подошел поближе, Суи смог его разглядеть. На вид — обычный пожилой дядька, лет сорока и все годы, что называется, на морде. Морщины, белесые ниточки старых шрамов, из них уставились мутноватые, серо-белесые глаза… А на левый, дядька и вовсе слепой — вон бельмо какое! Седая короткая борода, первые залысины…
Бертран криво улыбнулся разбитым ртом — губа дергала болью, зато отгоняла марево от сознания, сплюнул под ноги дядьке:
- Я Бертран ди Суи из Суры, а тебя не знаю. Может, представят уважаемые люди?
Живот тут же пронзила острейшая боль, и Бертран снова оказался на полу, корчась и поскуливая от невозможности даже разогнуться.
— Дерзкий, — прокомментировал одноглазый. Он чем-то неуловимо походил на Мармота или, правильнее сказать, Мармот походил на седобородого. Роднила обоих правильная, хорошо поставленная речь, а также уверенность, что все, кому надо, эти мудреные словеса очень внимательно выслушают, как откровение, не отваживаясь вздохнуть громко.
— Тупой или смелый без меры? — поинтересовался одноглазый. — Хотя разница, в общем, невелика…
— Кажется, и того, и другого, — пропыхтел Суи. — Можно с лепешкой, но посвежее.
— И что же нам с тобой делать? — спросил куда-то в пустоту седой, таким тоном, словно валяющийся в его ногах Бертран был слепым щенком, и весь выбор стоял лишь в том, утопить в ведре, или все же донести до реки, чтобы труп унесло подальше.
— Придушить, — солидно порекомендовала одна из каторжных морд, — ну или еще как-то кончить
Другая, откашлялась для пущей солидности, высказала свое предложение:
— Продать.
Следуя непонятной Бертрану, но явно строгой очередности, все по очереди предположили, как обойтись с наглой шпаной, которая на общественные порядки покушалась и вообще устои шатала. Фантазией обчество не блистало, все обсуждение сосредоточилось вокруг двух версий — мочить сразу (расходились в способах) или отправить на галеры. Кажется, этим нехорошим людям забыли рассказать, что рабство давно и строго запрещено по всей Империи.
Наконец очередь подошла к Мармоту, коий был последним из ораторов.
— С одной стороны, — проговорил мессир с нескрываемой грустью в голосе, — сей вьюноша суть наглый беспредельщик, коий своим свиным рылом сунулся в грядку уважаемых людей, изрядно ее разворошив… Грабеж среди белого дня, еще и людей, которые находятся под нашей защитой… За такое, как все мы знаем, топят, сунув головою в нужник.
Дался вам этот нужник, подумал Суи. Никакого творческого подхода… Несмотря на сложность происходящего, Бертран снова почувствовал себя как после гибели Руфера: в голову полезли мысли насчет того, что все это можно организовать по-иному. Без лишнего живодерства, но с бОльшей торжественностью и профитом.
— Зарезать! — снова возжелал крови Вудро. — Хочу ремней из него накромсать! Его же кишками удавлю!
— С другой же, — невозмутимо продолжил Мармот, и кровожадный тут же заткнулся, — уважаемое общество, думаю, разделит мое уважение к человеку, который за три недели наворотил столько дел.
Злодейский народ переглядывался, качая головами, кто-то кивал, соглашаясь, кто-то мотал из стороны в сторону, выражая молчаливое сомнение.
— Рассудите, господа-товарищи, — предложил Мармот. — И в город пробрался, и в канаве не сдох, и грабеж среди белого дня обстряпал. Притом, удачный и многократный!..
Ограбленный с ножом снова что-то затянул насчет страшной мсти, но мессир, не глядя, обронил коротко: «Вудро, завали ебальник», и тот сдулся, как проткнутый пузырь у вскрытой рыбины.
— Вот, кстати, еще один палец можно загнуть, — хмыкнул Мармот, — сумел даже в карман к нашему Вудро залезть, не побрезговал.
— И «Кленовый Лист», — напомнил кто-то, Бертрану невидимый.
— Кстати! — Мармот несильно пнул Суи в бок, не мучительства ради, а для обозначить присутствие, — ты там живой, свиненок?
— Не дождетесь! — прохрипел Бертран. — Красиво рассказываете, заслушался. Хочу посмотреть, чем закончится.
Средь обчества прошел негромкий смех. Кажется, определенные симпатии у зловещей публики строптивый беспредельщик снискал.
— И в мыслях не было. Так вот, и с «Кленовым Листом» вопрос решил. Притом, так, что ни одна сука из-под Колокола не подумает на нас. Полтора десятка честных горожан видели и готовы подтвердить под присягой, что за миг до того как жахнуло, выскочил оттудова именно наш новый знакомый. Весь в крови, с ножом и бешеными глазами, как у быка перед случкой.
— Они первые начали… — проговорил Суи. Он, кажется, начал понимать, к чему клонит Мармот, но верить удаче боялся.
— К слову, что там полыхнуло так? — снова легонько пнул его мессир. — Будто торфяная ловушка землю прожгла и весь огонь к небу метнула разом.
— У них бочка с маслом стояла. Неполная. Я когда выскакивал, опрокинул. А там лампа на полке, в углу…
— И ты ее тоже опрокинул? — на этот раз, пнул Бертрана одноглазый дядька.
— Она сама… — опустил покаянный взгляд Суи
Грохнул взрыв смеха. Хохотали все. Даже Вудро скорчил кривое и кислое подобие улыбки.
— О чем я и говорю, отличный же парень! — подытожил Мармот. — И повеселил знатно.
— Ну что ж… — одноглазый степенно прочесал короткую бороду пятерней, как гребнем. — Убедительно сказал.
Бертран прикусил язык, понимая, что именно в эти мгновения решается его судьба.