Страница 58 из 91
— Про Тарковского поговорить я всегда рад! — хохотнул я, усаживаясь напротив. — «Солярис»?
— Снимает «Солярис», — кивнул функционер. — Тебе словами объяснить или посмотришь? — кивнул на проектор.
— Посмотрим, — решил я.
Василий Петрович подошел к шкафу, достал оттуда бобину…
— Помогу! — вызвался и пошел раскладывать экран.
— Угу, — одобрил он и «расчехлил» проектор, подкатив его к противоположной стене.
Вилочка тем временем задернула портьеры.
Функционер заправил пленку:
— Сцена планировалась, в зеркально-стеклянных декорациях. Семьдесят тысяч рублей на них угрохали.
— Солидно, — оценил я.
Не помню такой сцены в оригинальном фильме.
— Перерасход? Давайте покрою, — предложил я.
— Нет перерасхода, — покачал головой Василий Петрович. — Но сцена — замечательная, а он ее вырезать хочет.
Проектор затарахтел, и Василий Петрович кратко объяснил, что происходит на экране — я же типа не в курсе. Когда сцена закончилась, я подытожил:
— Жесть красиво получилось. Причины вырезания?
— Андрей Арсеньевич у нас противник «слишком красивого» в кино, — саркастично ухмыльнулся Василий Петрович.
— Надавлю оставить — обидится, — вздохнул я.
— Обидится, — подтвердил он.
— Феллини совковый, — приложил я культового кинодела. — Кино ж блин на три четверти визуал, что это вообще за придирка такая — «слишком красиво»?
Василий Петрович пожал плечами.
— Значит так, — выкатил я решение. — В кинопрокат пусть идет как Тарковский хочет. Мне, пожалуйста, копию вот с этой сценой в Хрущевск пришлите. Я до поры до времени на полочке подержу, а потом покажу по телеку, так сказать, «полную версию».
Она же пойдет на видеокассеты, когда технологию освоим.
— Обидится, — заметил Василий Петрович.
— Предварительно согласую по принципу «не нравится — отключим газ», — пожал я плечами. — Пряник тоже будет — я ему за отсутствие обиды денег на следующую высокохудожественную поделку дам. И на следующую, и на следующую. Если захочет ремесленником поработать — тоже добро пожаловать, работы непочатый край, а моих любимых Григория Николаевича Данелии и Владимира Валентиновича Меньшова сверхэксплуатации подвергать плохо. Пусть хоть три фильма в год клепает, благо награды приносят. Комедии не потянет — «низкий» жанр же, фу такое снимать, но какой-нибудь средней руки детектив, если над душой постоять, снимет. Он же невозвращенец потенциальный, причем титулованный и типа значимый. Настоящая идеологическая, блин, бомба — нам такого не надо. Если после карт-бланша на высокохудожественные высказывания все равно сбежит, мне будет чем перекрывать, с конкретными цифрами: столько-то миллионов на Андрея Арсеньевича ушло, а он не ценит. На Западе разочек денег на киношку подкинут, чисто ради приличий, оно неминуемо провалится, потому что такое нахрен никому кроме эстетов и сектантов от кинематографа не нужно, и больше не дадут — смысл?
— Хорошо, сделаю, — кивнул Василий Петрович.
— Спасибо, что рассказали, Василий Петрович. Я это ценю, — протянул я руку функционеру.
— Мы же здесь ради культуры, — пожав, улыбнулся он. — Сцена замечательная, мне за нее обидно.
— Обидно, — согласился я. — Гении порой, извините, себе в портки сами гадят. С этим ничего не поделаешь, придется нам стирать.
Под смех функционера мы вышли из кабинета и покинули Министерство культуры.
— К Носову? — спросила Виталина.
— К Носову, — подтвердил я.