Страница 59 из 91
Глава 20
В квартире Носовых было интересно: за долгую жизнь Николаю Николаевичу успели надарить много всякого, и он не отказал нам в небольшой экскурсии. С нами по квартире бродил его восьмилетний (но скоро девять!) внук Игорь, оказавшийся поклонником «Гриши Добрина» — до других произведений пока не дорос, но все впереди. По завершении экскурсии мы осели в столовой, и Татьяна Федоровна — жена Носова — принялась угощать нас булочками с повидлом собственного, очень вкусного, изготовления.
— Для детей сочинять — лучшая работа, — рассказывал Николай Николаевич. — Но знаний много требует, и не только литературных. Меня вот кое-кто в занудстве обвиняет, — улыбнулся, как бы показав, что этих «кое-кого» прощает. — Но а как по-другому? Пишешь про пчеловодство — будь добр пасеку посетить, с пчеловодами поговорить. Детям врать нельзя — они ложь лучше взрослых чувствуют, фальши не терпят.
— Я с вами согласен, — прожевав булку, кивнул я. — Очень вкусно, Татьяна Федоровна.
— Кушай на здоровье, — улыбнулась она.
— Не поэтому ли ты из детской литературы с концами ушел? — подозрительно прищурился на меня Носов. — Ленишься?
— Так про лиса сказка, — отмазался я.
— Учит сопереживать воришкам, — приложил он меня.
— Рассчитана на подростковую аудиторию, — парировал я. — Которая на классике выросла — ваших рассказах и условном «Тимуре и его команде», поэтому обладает уже сформированными моральными нормами. И там лис, который ведет себя как ему природой положено.
— «Каролина» вообще ни в какие ворота, — продолжил ругаться Носов. — Страшно, даже меня пробрало, что уж про детей говорить?
— Потому что одинокий ребенок — это и есть страшно, — не смутился я. — У нас в стране много людей туда-сюда по экономическим причинам переезжает, детям на новом месте прижиться сложно, и они могут влиться в дурные компании. «Каролина» — о том, что так делать не надо. Ну и может кто-то взрослый прочитает и задумается о том, что ребенку нужно внимание уделять и направлять его созидательные порывы.
— Смотри как изворачивается, — обратился к жене Николай Николаевич.
— Ты, Сережа, на Колю не обижайся, — проигнорировав мужа, улыбнулась она мне. — Характер у него такой — нудит и нудит. Он твои передачи все время смотрит, гордится — вот, мол, не зря рекомендацию в Союз писал.
— И в мыслях обижаться не было, — с улыбкой покачал я головой. — Николай Николаевич отца миллионам детей заменил, как на такого человека обижаться?
— Это как так? — заинтересовался Носов.
— Колька, — пожал я плечами. — Типаж «маленького взрослого». Разберем на примере «Бенгальских огней». Вот идут они в лес, Колька со взрослой решимостью себе быстро ёлку выбирает, а Мишка — настоящий ребенок — капризничает и время тянет. Стемнело, заблудились, Мишка винит объективную реальность — «Я ведь не виноват, что так рано наступил вечер». Колька ворчит в ответ, объясняя читателю неправоту Мишки: «А сколько ты ёлку выбирал? А сколько дома возился?». Потом Мишке опасности чудятся, а Коля по-взрослому, с точки зрения реализма, эти опасности критикует. Дальше — кульминация в виде падения с обрыва. Колька злится: «Горе мне с тобой!». Мишка чисто по-детски на это буркает «Можешь не пропадать!». Кажется — всё, уйдет Колька, но он же «маленький взрослый», поэтому относится к происходящему с пониманием: да, Мишка не прав, но что с ребенка взять? «Вместе приехали, вместе и вернуться должны» — в этой фразе заключена взрослая непререкаемость, унылая детерминированность взрослого мира, взрослая обреченность на правоту. Ребенок набил шишек, осознал, стал лучше, можно сажать его на ёлку и везти домой. В итоге читатели хотят быть как Коля — взрослыми и рассудительными, а не как Мишка — импульсивными, не думающими о последствиях, шалопаями. Колька — это вы, Николай Николаевич, коллективный отец и модель поведения. Вот вы меня ругаете, а я Колькой во плоти стать пытаюсь, вливаю в уши детей и ровесников знания о том, как работает объективная реальность. И, извините, по «занудству» я вам сто очков вперед дам — если бы песенок не сочинял, под молотки международные не попадал, «Политинформацию» бы мимо ушей пропускали, потому что материал неинтересный. А так — очень даже впитывается.
— Я тоже маленький взрослый! — разрядил атмосферу Игорь.
— Ну конечно! — умилился Николай Николаевич. — Ты у нас очень прилежный.
— Не ругай Сережу, деда, — заступился тот за меня. — Его капиталисты убить хотят, враги наши, значит он правильно все делает.
Какой хороший малыш.
— Да никто его не ругает! — поспешил заверить его Носов. — Я же Сережке в Союз писателей вступить помог, имею право одергивать, чтобы не зазнавался.
— Я к вам в гости пришел «Незнайку на луне» обсудить, — поделился я с Игорем «секретом». — Мультфильм будем рисовать.
— Деда, соглашайся — у Сережи хорошие мультики получаются, — без нужды попросил дедушку пацан.
— А я уже давно согласился, — улыбнулся внуку Носов и переключился на меня. — Сценарий прочитал — отличный, даже менять ничего не буду. Показывай эскизы.
— Сейчас, — поднявшись из-за стола, сходил в прихожую и достал из Виталининой сумочки папку с рисунками.
Вернувшись, вручил их Николаю Николаевичу.
— Генрих Оскарович? — поднял он взгляд от Незнайки.
— В его стиле, — кивнул я. — Согласился на Дальний Восток на время приехать, творческую группу курировать.
— У него замечательный стиль, — одобрил Николай Николаевич. — Сдержанный, лаконичный, но очень живой.
— Потому на нем и остановились, — улыбнулся я.
— Что ж, дерзай, — благословил Носов.
— Спасибо, Николай Николаевич, — поблагодарил я, убрав рисунки в папку. — Извините, идти нужно.
— Беги, — с улыбкой кивнул он. — Дел поди немеряно.
— Сегодня почти все, но надо в рабочее время в Госкино успеть, — признался я. — Кино про войну с космической империей прорабатываем, нужно руку на пульсе держать.
— Про космос — это хорошо, — одобрил Носов. — До встречи тогда, — поднявшись на ноги, протянул руку.
— До свидания, Николай Николаевич, — с удовольствием пожал я. — До свидания, Татьяна Федоровна. До свидания, Игорь, — пожал руку пацану.
— Возьми булочек-то, — достав из шкафчика упаковочную бумагу, Татьяна Федоровна завернула в нее четыре булочки. — Чайку вечером попьете.
— От такой вкуснятины отказываться грех, — охотно принял я сверток. — Спасибо большое.