Курс на прорыв

Крейсер

— Петляем, как зайцы, — с мягким сарказмом ворчал командир.

— Надо уйти в оптимально диаметральном направлении от чужого радара, — безапелляционно обозначил командир БЧ-7. И ему поддакивал штурман.

— Спелись, — в том же тоне констатировал Терентьев, поглядывая на карту с тут же прорисовываемым курсом. И конечно понимал, что в целом манёвр правильный — отслеживая перемещение сигнала самолётного радара, держаться к источнику облучения минимальным ЭПР [2]. То есть не показывая профиль, подставляясь исключительно кормой. Типа «вах, вах, савсэм незамэтно».

Поэтому штурман, едва антенны корабля «поймали» РЛС «Ориона», сам стал на управление и, получая доклад с поста РТС с пятиминутным интервалом, перекладывая рули на минимальные градусы, выписал тем самым эдакий разнодужный зигзаг, прежде чем положил крейсер на выбранный основной курс.

А до этого момента, то бишь от группы островов Маротири, «Пётр» прошёл почти строго на норд целых 70 миль, лишь слегка забирая к западу. А командир, заглядываясь за остекление рубки, где миновавшее зенит солнце нещадно выпаривало океан, говаривал:

— Единственное, что мне нравится, так это марево. Ещё полчасика, и полностью будем недоступны для фоторазведки.

Терентьев не знал, что именно на том прямом рывке от Южного пролетавший низкоорбитальный спутник уже сделал своё «чёрное» дело.

Самолёт-разведчик, наконец, провалился за радиогоризонт, и нос корабля повернул на генеральный норд-ост.

— Знатная закорючка получилась! — в который раз окинув пройденную курсовую кривую, заявил штурман. — Теперь бы день достоять, да ночь… а ночь, я думаю, обойдётся без неожиданностей.

Без неожиданностей не обошлось.

На мостик заступил Скопин, уже приведший себя в порядок, однако так и не снявший свою чёрную повязку на глазу.

— Надо что-то с символикой делать. Я про российские гербы и прочее, — предложил он командиру. — А? Или оставим всё как есть? У боцмана, оказывается, в загашнике и краснофлотский гюйс имеется… В конце концов, этот корабль уже носил его…

— Кормовой флаг оставим, — после недолгого раздумья проронил Терентьев, — нас будут встречать, в том числе и замполиты…. Андреевский ещё куда ни шло, а вот царский герб косточкой им в горле запершит.

— А шевроны? Не отпарывать же?

— Согласен. Но где у нас гербы намалёваны — надо бы убрать.

Тропическое марево, расползшись над океаном, проникало и в чрево крейсера, в основном томя влажностью и жарой. И не только в машинном, котельных и прочих помещениях, где грелись блоки аппаратуры.

Погнали воздух вентиляцией и кондиционированием. Жара донимала, особенно тех, кто был занят делом. «Тропичку», видимо, успели получить не все. На палубе и ярусах надстройки сновали матросы, выглядевшие весьма вольно, если не сказать пёстро. Кто в зимней робе на разный манер: оголив торс, повязав рукава вокруг пояса или просто расхристанно, закатав по локоть, кто в тельнике, кто уже довольствовался лёгкой одеждой.

Не редко под пилотки и кепи поддевали белые одноразовые полотенца — наподобие бедуинских накидок.

Командиру это безобразие на глаза особо не попадалось, кроме матросика, который нарисовался с банкой краски на крыле сигнального мостика. Впрочем, увидев командира, тот быстро привёл себя в порядок. Свесившись за планширь, он собирался закрасить щит с двуглавым орлом, когда выглянувший из рубки Скопин остановил его потуги с кисточкой.

— Э-э! Боец! Может, проще открутить эту «беду». Всего несколько гаек…

Окинув взглядом суету на палубах, старпом вспомнил, какая у него должность и чья обязанность всё и вся контролировать.

— Бардак! Где боцман? Почему «тропичку» не всем выдал? Бедуины-разгильдяи, тит вашу мать.

— Ты на себя посмотри, — иронично заметил Терентьев, — «Кутузов». Повязка не натирает? Она у тебя вроде на левом глазу была? Тебя чуть подрихтовать и на обложку советского блокбастера «Пираты XX века» с гиканьем «на абордаж!». Сплошной экшн! Начиная с «Конкерор» и далее по порядку, да по нарастающей… — Последнее он уж скорее пробормотал.

— Не надо меня рихтовать, — Скопин аккуратно потрогал следы гематом, — мне без разницы, какой глаз прикрывать. А экшн? А народ любит экшн! Скажем… нечто броское, даже экстравагантное. Да что там говорить — об этом все повести и киноленты! Только представь — погибнет земная цивилизация, прилетят инопланетяне на раскопки нашей былой жизни. Найдут фильмы, книги… а там сплошные во́йны, страсти-трахи, зомби и прочая хрень. «Вот жили эти люди!» — подумают! А?

Командир не ответил — прибыл вызванный боцман. Старший мичман без всяких оправданий молча отсопе́л выговор старпома и незамедлительно растворился.

Затем матросик-срочник, пыхтящий с гаечным ключом (резьбу на шпильках так обильно замазали краской, что гайки скручивались с превеликим трудом), наконец осилив последнее крепление, доложился. Получив от старпома «молодец», с лицом двоечника, заработавшего вожделенный «уд», загремел щитом с гербом и своими инструментами вслед за боцманом.

Вскоре ветер донёс со шкафута обрывки «трёхэтажного» боцманского усердия, принявшегося наводить дисциплину, где самым литературным было «папуасы».

Терентьев, не любивший мата, скривился, на что Скопин иронично попытался оправдать мичмана:

— Боцман на корабле, как сантехник на гражданке — без прикола и мата не проживёт.

Неожиданно и громко ожили висящие за спиной громкоговорители корабельной связи — вахтенный офицер просил командира в рубку.

Получив свой пинок целеуказания, «затанцевали» у визира сигнальщики, разворачивая устройство на указанный пеленг, возбуждённо загалдев: «По-моему, что-то есть!»

Снова высунулся наружу Терентьев, и старший сигнальщик тут же отчитался:

— Пеленг 360. Видимость на пределе. Что-то длинное и низкое!

Крейсер стал едва заметно уклоняться на румб влево.

— Служба радиоразведки перехватила передачу, — пояснил командир Скопину, — какой-то мэрчантшип — торгаш водоплавающий. И РЛС у него, вероятно, не круговая — только и словили слабый сигнал от «боковых». Не думаю, что у него оптика лучше нашей, но нам этот свидетель не нужен.