Страница 53 из 75
— Идущий будет терпелив и бесстрашен, слеп и глух, холоден и окружён клетью своего разума.
Старая и самая первая выученная в родном мире молитва уже стала своеобразным якорем, благодаря которому я мог погрузиться в состояние предельной сосредоточенности.
Меч перед собой, клинком на плече, обе ладони на рукоять. Я шёл к толпе не спеша, ведь скоро мне понадобится каждая капля моей выносливости.
— Идущий будет терпелив и бесстрашен, слеп и глух, холоден и окружён клетью своего разума.
Первый трогг что-то почувствовал. Он обернулся, и мне показалось, что в его глазах отразился блеск летящего навстречу клинка. Меч рыцаря-стража, что не тупился о металл и мог разрубать цепи, проходил сквозь плоть и кости с удивительной лёгкостью.
Половина головы выродка полетела в сторону, кровь брызнула на стоящих впереди. Но те тоже ничего не успели сделать. Я убил обоих одним ударом, отсекая сразу две головы. Взмах на уровне пояса, будто в руках не меч, а клюшка для гольфа, на доспех летит кровь. Кто-то взвизгивает, начинается шум.
Они нападали на наш лагерь в гробовом молчании, но когда напали на них самих у них же дома, их тактика тишины дала сбой…
Я убил пятерых и, кажется, ранил двоих, причём ранил как следует, с отсеканием конечности или серьёзной рубленной раной. Вряд ли они проживут долго, и как бойцов я их точно списал со счетов.
Совершенно неожиданно пространство передо мной очистилось, а за спиной осталась лишь трупы. Моё появление стало неприятнейшим сюрпризом для всех, кроме монаха. Его тканые одежды быстро пропитывались кровью там, куда укусил его вожак троггов. Я не видел, когда они успели расцепиться, но сила была явно не на стороне безоружного Луката.
Трогги могли сомкнуться вокруг меня подобно воде, и подобная тактика обязательно бы меня сломила из-за многократного превосходства в численности. Но я прошагал сквозь толпу, не промедлив даже секунды, вращая мечом и сея среди злобных карликов смерть. Это принесло неожиданный эффект, они расступились с моего пути, а я, даже не сбившись с шага, пошёл на вожака Троггов.
Единственный шанс на победу, как это ни странно, был в дерзости. Именно моё уверенное поведение и хладнокровие, вызванное молитвой концентрации, заставило их дрогнуть. Пусть на краткие мгновения, но они замешкались, и благодаря этому я оказался перед их вожаком.
А вот он… Он и не думал отступать.
Острозубая пасть, обрамлённая тонкими губами, раскосые глаза, приплюснутая голова и длинные широкие уши с многочисленными серьгами. Я прекрасно понимал, что рубиться на мечах с чудовищем, владеющим своим оружием лучше меня, с существом, что сильнее и быстрее меня… нет никакого толка.
Но нас двое, пусть монах и ранен, я видел, на что он способен в бою голыми руками. Вот только у шамана троггов были совершенно иные планы. Гортанный крик заметался под сводом пещеры, и я увидел горбатую фигуру в лохмотьях, что раньше скрывалась с противоположной от нас стороны. Он всё это время был в толпе, с другой стороны алтаря. С виду он мало чем отличался от обычных троггов, но ИскИн быстро отметил многочисленные косточки в тряпье, которых не было у остальных, и маску, что мелькнула в глубине капюшона.
Трогг-шаман использовал магию, выкрикнутые на незнакомом языке слова заставили свисающий с потолка сталактит, чьи кристаллы источали красный свет, засверкать нестерпимо ярко. А затем пещеру озарила ярчайшая вспышка, что-то изменившая в каждом отдельном трогге.
—
Теперь я был уверен, что пропитывающая окружающее пространство магия взаимодействует с моей нейронной сетью напрямую.
Сильнейшая боль заставила меня закричать и бросила на одно колено. Создавалось ощущение, будто в проклятую печать вонзили раскалённый клинок. Нестерпимая и всепоглощающая, она едва не заставила меня провалиться в обморок от шока, но стоя на одном колене и опираясь на меч, я снова погрузил свой разум в молитву концентрации.
— Идущий будет терпелив и бесстрашен, слеп и глух, холоден и окружён клетью своего разума.
Если бы колдовство шамана воздействовало только на меня, я бы уже погиб под ударами вожака. Но заклинание обрушилось на всех с равной силой. Вожак троггов вставал с пола, и теперь его глаза источали красный свет. На моих глазах он взвыл, словно его тоже терзала боль, и под хруст и треск стал шире в плечах, не говоря уже о руках, чья мускулатура сильно увеличилась. Его вены вздулись и теперь явственно проглядывали под кожей.
Ни о чём подобном не говорилось ни в одной из прочитанных мной книг. Все монстры, не зависимо от уровня и степени угрозы, повалились на пол. Все, кроме шамана, который продолжал стоять на месте, протягивая руки к сталактиту.
Поглощённая энергия распирала меня, но она же заставляла проклятую печать терзать моё тело. Трогги ворочались вокруг, а монах силился подняться, оглушённый бушующей в окружающем пространстве энергией.
Вожак закончил свою трансформу за считанные секунды и, волоча свой длинный тесак по каменному полу, шагнул в моём направлении, разверзая пасть в торжествующей улыбке. Ему бы убить меня сразу, налететь ураганом сильнейших ударов, какими он атаковал Луката, но тварь решила поглумиться. Вожак специально давал мне увидеть моё поражение и улыбался. Наверное, он думал, что я, в точности как монах, прижат к земле колдовством шамана…
Но он ошибался.
Тесак взлетел над головой выродка, норовя обрушиться на меня сверху. Я же просто выпустил из себя силу, что терзала мой бок адской болью. Почувствовал, как кожа на руке под доспехом лопнула, заставляя подлатник пропитываться кровью.
Эффект вышел ровно таким же, как в штольнях под одиноким клыком. Нагрузка на нейронную сеть пришла в норму, а пространство передо мной выгнулось искажённым парусом, выбивая из рук страшилища тесак и швыряя выродка на пол.
Боль от выброса энергии пришла на смену той, что вгрызалась в мою плоть стараниями проклятой печати. Но она была во стократ легче и позволяла мне сражаться, чем я тут же и воспользовался.
Рывок вперёд с колена, длинный выпад меча. Оглушённый Троггер-вожак попытался резко подняться, но лишь наткнулся собственным лицом на мой клинок. Обломанное остриё выломало острые зубы и вколотило их глубоко в глотку, и, клянусь, что когда я почувствовал, как меч упёрся в его позвоночник, в нечеловеческих глазах проскользнуло удивление.