Страница 49 из 75
Глава 14 Красный алтарь
Подгорный град произвёл на меня гнетущее впечатление. В голову приходили аналогии с родным миром и туннелями общины. Сравнивать их, конечно же, было некорректно, ведь горцы добровольно выбрали жизнь под землёй.
Кристаллы под потолком и на углах местных домов освещали наш путь по вырубленным прямо в скале коридорам-улицам, чей потолок был так далёк, что под его сводом мог пройти какой-нибудь мифический великан и даже макушки не оцарапать. Из стен на нас частенько смотрели узкие, стрельчатые окна без стекла, откуда тоже лился рассеянный свет и доносились голоса.
Из храма с нами вышел брат Лукат. Молчаливый и высокий воин, шириной грудной клетки уступающий разве что быку. Оружия у монаха видно не было, как впрочем, и брони. Лишь нож на поясе, да посох в руках. По словам жрицы, он был защитником Енны и шёл с нами для охраны её жреческой тушки.
Меня немного смущала татуировка на его лысом черепе, маской падающая на лицо и обрезанная ровной линией на щеках. Сложный орнамент притягивал взгляд, а я не любил таращиться на незнакомых людей.
Брат Лукат молчал не просто так — обет молчания, всё серьёзно. Насколько я понял из объяснений Сони, в служение Енне чудеса могли использовать только женщины, мужчины же брали на себя обязанности по защите храмов и не наделялись чудом исцеления. Так что Лукат был воином, причём профессиональным.
Я подозревал, что его миссия — защита жрицы не только от каких-то внешних угроз, но и от меня самого.
Несмотря на неделю отдыха, я чувствовал себя нехорошо. Большая часть синяков уже начала сходить, но о полном восстановлении организма не было и речи.
Почти сорок минут мы шагали по мрачным галереям. С ярусов над нашими головами исходил шум множества голосов, но на своём пути мы никого не встречали. Я подозревал, что жрица выводит меня к внешним вратам окружными путями, прокладывая путь по нежилым ярусам. Или по тем местам, куда праздный люд обычно не суётся. Будто в угоду этой теории, минут через двадцать после выхода из храма произошла памятная встреча.
Брат Лукат неожиданно остановился и перехватил посох двумя руками. Мы с Соней замерли за его спиной. Напряжение чувствовалось безо всякой магии, и я положил руку на рукоять меча, одновременно снимая с плеча полученный в храме рюкзак с разнообразным скарбом.
Мы оказались на таком участке, где пристройки вдоль стен вытянутого коридора создавали под собой густую тень. Именно из этой тьмы к нам шагнуло четверо. Тёмные одежды, замотанные платками лица, оружие на поясе, но у каждого оно есть: кистень, булава, меч, или топор.
Двумя группами мы простояли в неподвижности несколько секунд, а потом тёмные просто убрали руки от оружия и, разбившись на две прогуливающиеся парочки, обогнули нас впритирку к стенам.
Если я правильно понял, нас только что оценили и пропустили.
Насколько велик подгорный град, я понял только в тот миг, когда мы ступили на подвесной мост, протянувшийся над бездной. Чёрный колодец простёрся не только под мостом, но и высоко над нашими головами. Сотни окон и иных источников освещения пятнали подземную тьму звёздной россыпью, отражаясь от подвесных мостов, перечёркивающих бездну слева и справа, снизу и сверху и приоткрывая нашим глазам, теряющуюся во мраке паутину переходов…
— Тот человек, к которому мы идём… Кто он?
Свежий ветер приятно холодил кожу, я снял шлем и теперь нёс его на сгибе руки, предоставляя собственной шее отдых.
— Один из моих учителей. Отшельник.
Соня поднималась в гору, опираясь на посох. После поразившего моё воображение подземелья, мы вышли в ущелье, пройдя так называемые внутренние врата. Охраняющие их горцы, мускулистые, отпустившие чернявые и рыжие бороды, чем-то напоминали наших кавказцев. За тем исключением, что их кожа была бледной, почти серой, от постоянной жизни под светом подгорных кристаллов.
Их взгляды скользили по нам, многие кивали жрице и прикладывали руку к сердцу. Расспросив об этом жесте Соню, я узнал, что так они выражают своё уважение её священной силе исцеления.
За внутренними вратами заканчивался подгорный город, но не охраняемая земля. Высоченная стена перекрывала ущелье, а две огромные каменные плиты изрезанные барельефами формировали внешние врата. Врата, от которых чем дальше отойдёшь, тем глубже уйдёшь на дикую территорию, полную опасных существ.
Невидимые механизмы сдвигали каменные плиты врат с подавляющим гулом, а от вибрации под нашими ногами скакали камушки и песчинки. Не знаю, в магии ли тут дело, но сдвинуть такую массу каменной породы без развитых технологий или чуда, на мой взгляд, было просто невозможно.
Вместо того чтобы спускаться к подножью Одинокого клыка, мы круто забрали влево и стали взбираться в гору. Уже здесь, на узкой каменистой тропе, мы продолжили свой разговор, упираясь взглядами в широкую спину Луката.
— Почему ты думаешь, что он сможет мне помочь?
Соня ответила не оборачиваясь.
— Он уже противостоял демоническому влиянию и знает больше нашего. После падения восьмерых, поражённый междоусобицей среди богов и предательством рыцарей стражей, он ушёл на северный склон горы, и с тех пор до меня доходили лишь редкие слухи о его существовании.
Я выпнул с тропы камушек и проследил за ним взглядом. Наш разговор сам собой заглох, ибо тащиться по склону, сбивая дыхалку разговором, такое себе удовольствие.
Вскоре мы перестали лезть вверх и пошли прямо, стремясь обогнуть гору. Хотя в условиях горного склона «прямо» — это очень условное обозначение нашего пути. Сложная местность заставляла то подниматься, то спускаться, петлять и наматывать крюки вокруг непроходимых мест.
Если бы не холодный ветер, дующий от белоснежной вершины, я бы сварился в собственном соку. Моё тело не было привычно к тяжести кольчуги и лат на плечах. В прошлый раз на мне не было рюкзака, набитого походным имуществом и кольчуги, и теперь я, что называется, прочувствовал разницу.
К вечеру мы встали на долгожданную ночёвку. Короткие привалы не давали толком отдохнуть, и когда я скинул с себя рюкзак, мне показалось, что за моей спиной выросли крылья.
Монах достал из своего мешка странные серые камни и стал их складывать в горку. Я же занялся тем, что отстегнул от своего мешка подстилку, расстелил её на более-менее ровном месте у большого валуна, а затем полез за едой.