Страница 31 из 36
Помимо прочих достоинств, присущих их рангу, славные принцы, ныне находящиеся в изгнании, также отличаются от других людей редко у кого еще встречающимся уровнем знания собственной истории. И все же я предостерегаю их от впадения в ошибку из-за чрезмерного доверия тому, что должно служить наставлением в жизни. Это предостережение я готов адресовать всем правителям. Не то чтобы я удерживал их от пользования историей. Ведь, показывая и людей, и их действия под различными углами, она отлично служит углублению нашего понимания. Она может стать источником большой политической мудрости – конечно, скорее источником тренировки рефлексов, нежели источником правил поведения – и укрепления силы ума, как проводник материала для его расширения и обогащения, а не как набор повторяющихся дел и прецедентов в юриспруденции: если бы история была именно такой, политикам бы вообще не следовало учиться читать – «vellem nescirent literas». Ибо исторический метод отрывает их внимание от непосредственного объекта размышлений – от нынешних мировых проблем, – направляя его на сравнение со стариной, которую, однако же, мы знаем крайне мало и крайне плохо. А наши руководители в этом вопросе – историки, желающие дать нам свою истинную ее интерпретацию, – часто ангажированы и отказываются принимать новое, а часто скорее заинтересованы в подтверждении собственных теорий, чем в нахождении истины. Но если разносторонне развитый, обладающий природной проницательностью и независящий ни от какого благодетеля человек внимательно изучит лежащую перед ним задачу, не оглядываясь на прошлое и не сравнивая ее с ним, то он будет в состоянии прийти ко вполне разумному суждению о том, что нужно делать. Есть вещи, которые природа всегда оставляет неизменными. Но их немного, они очевидны и скорее относятся к области морали, чем к области политики. Но ведь именно в политике наш разум и наши действия подвержены бесконечному количеству изменений и совершенно новых, ранее невиданных комбинаций. Например, лишь немногим приходила в голову мысль о том, что собственность, которую до того считали естественным суверенным правом, на всей территории одного большого королевства совершенно потеряет свое значение и даже влияние. О таком ни история, ни теоретические изыскания нас не учили. Скольким людям в голову могло прийти, что самая полная и всепоглощающая революция в одной великой империи будет совершена книжниками, выступавшими не в качестве орудий и герольдов подстрекательства, но в качестве основных организаторов и администраторов, а чуть позднее – уже и в качестве прямых руководителей и суверенных правителей государства? Кто мог бы помыслить, что атеизм в состоянии породить один из самых действенных принципов насильственного фанатизма? Кто мог бы вообразить, что в государстве, отчасти рожденном в войне, да еще и в настолько кровопролитной и жестокой войне, военные окажутся не у дел или практически не у дел, что в Конвенте не будет ни одного известного офицера, что гражданские власти, существование которых продлилось какие-то мгновенья, да еще и в полной неразберихе, составленные из самых заурядных людей, окажутся в состоянии править целой страной и руководить ее армиями с такой хваткой, которую едва ли когда-то могли себе позволить самые солидные сенаты и самые уважаемые монархи? Этого, например, признаюсь, я не предвидел даже после нескольких лет размышлений, хотя все остальное дошло до меня довольно быстро.
Думаю, лишь совсем немногим удалось увидеть в чистом терроре не только принцип поддержания власти в определенных руках, но и принцип действия в таких вопросах, в которых самые авторитетные политические теоретики считали невозможным даже намек на применение силы – например, в вопросах работы рынка, будь то денежная политика, сельскохозяйственная или производственная. И все ж четыре года мы наблюдали, как с помощью одного лишь страха выдаются кредиты, поступают средства, собираются и снабжаются армии куда более многочисленные, чем Франция когда-либо выставляла на поле боя.
Вот чему во всей истории едва ли найдутся примеры, а если и найдутся, то чересчур древние и неясные. А потому я не так уж и готов, в отличие от некоторых, обвинять в глупости или трусости тех, кого застало врасплох такого рода зло. Даже теперь, после всего произошедшего, трудно установить все его причины. Однако многие из них проследить вполне можно. Но их предвидению не учат ни история, ни теоретические изыскания (как я уже сказал), и, конечно же, они не учат, как им противостоять. И теперь, когда они уже являются не делом предвидения, но опыта, недавнего опыта, нашего собственного опыта, было бы бессмысленно пытаться вернуться назад – к истории прошлого, дабы найти там наставления о том, как справиться с тем, чего она не научила нас предвидеть.
Комментарий переводчика
Настоящий перевод выполнен по тексту 12-томного полного собрания сочинений Эдмунда Берка: «The Works of the Right Honourable Edmund Burke». Для составления примечаний были использованы русскоязычные переводы оригинальных произведений, если таковое было возможно. Основные труды, к которым Берк отсылает в двух памфлетах, были доступны для него как на латыни и греческом, так и на английском языке. Так, первое издание «Политики» Аристотеля на английском имело место в 1598 году. Берк демонстрирует свое знание трудов Стагирита еще в «Философском исследовании о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного» 1757 года, упоминая «Поэтику». Знание «Политики» же впервые можно ясно зафиксировать в «Размышлениях о Революции во Франции» 1790 года. «История Пелопонесской войны» Фукидида в переводе Томаса Гоббса вышла в свет в 1629 году. Берк выдает свое знакомство с трудом во втором из «Четырех писем члену нынешнего собрания парламента о предложениях мира с цареубийственной французской Директорией» 1796-1797 годов. Основные труды Никколо Макиавелли «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» были доступны английскому читателю XVII-XVIII веков сразу в нескольких переводах, как рукописных, так и печатных. Первое печатное издание «Рассуждений» вышло в 1636 году, а издание «Государя» появилось четырьмя годами позже, в 1640 году. Берк ясно показывает, что знаком с «Государем» Макиавелли, еще в 1756 году в «Письме лорду N», а о «Рассуждениях» он говорит в том же втором письме «О предложениях мира с цареубийственной французской Директорией». Первый перевод «Государства» Платона, упоминаемого Берком в «Размышлениях о причине имеющегося недовольства» 1770 года, стал доступен на английском языке в 1763 году. Все эти факты показывают, что Берк точно был знаком с указанными трудами и знакомство это, благодаря знанию языка оригинала и доступности переводов могло состояться еще при обучении Берка. Что касается библейских цитат, лучше всего для их опознания подойдет версия Библии короля Якова (изданная в 1611 году), широко используемая в англиканской церкви. Берк, несмотря на подозрения в католичестве, публично и официально признал себя ее членом, принеся после избрания в Парламент клятву верности (английскому монарху), клятву отречения (признания отсутствия прав на трон у наследников Якова II), клятву верховенства (признания английского монарха главой англиканской церкви) и отрекшись от доктрины пресуществления.
Размышления о причине имеющегося недовольства
Страница 5. Строка 1. Hoc vero occultum. «Но зло тайное, со стороны близких людей, своих, не только не дает знать себя, но и обрушивается на тебя, прежде чем ты успеешь заметить его и разглядеть». Цицерон. Речь против Гая Верреса. II, 1, XV.
Страница 5. Строка 31. Репутация – самое ценное владение. Перифраз из «Отелло» В. Шекспира, акт II, сцена 3: «I have lost my reputation! I have lost the immortal part of myself, and what remains is bestial» («Я потерял свою репутацию! Я потерял бессмертную часть самого себя, а то, что осталось, – зверино»). «Отелло» был любимой пьесой Берка. Повторение этой мысли есть в речи «О примирении с колониями»: «Никто не станет меняться самым дорогим для себя сокровищем собственной души» (The Works of the Right Honourable Edmund Burke. Vol. II, 1887, p. 169), и в четвертом письме «О предложениях мира с цареубийственной французской Директорией»: «Наша погибель будет казаться нашей выгодой, и продажа пары жалких бусин обернется подкупом для дегенератов из народа, которые за них отдадут самые что ни на есть драгоценные сокровища собственных душ» (The Works of the Right Honourable Edmund Burke. Vol. VI, 1887, p. 98).