Два памфлета

Предположим, нам интересно: стал ли наш король богаче своих предшественников с момента установления схемы фаворитизма? Лично мне кажется, что представляемая двором – вплоть до этого года – картина королевской нужды воистину позорна. И это ужасное положение было исправлено такими методами, которые отвратили и пошатнули уверенность народа в парламенте. Если бы государственные средства потратили ради усиления блеска и величия короля, это было бы понятно и даже в какой-то мере простительно. Не было бы ничего более позорного для нашей страны, чем посредством жесткого механицисткого правления лишить корону ее блеска. И правда, мало найдется людей, готовых к столь жалкому шагу. Но народ в своей массе – надо признаться – действительно чувствует себя подавленным, когда сравнивает нужды двора с его тратами. Он не видит причины такого положения в какой-то одной части механизма королевского величия. Во всем этом он видит лишь скупость, приводящую к расточительству. Ничего не потрачено и ничего не сохранено. Удивление народа растет по мере получения новой информации, что помимо средств на государственном счету Его Величества в размере 800 000 фунтов в год он также получает пенсию примерно в 90 000 фунтов в год в Ирландии, плюс доходы герцогства Ланкастерского (которые, как мы знаем, серьезно выросли), доходы герцогства Корнуэльского, американские квинт-ренты, по четыре с половиной процента налогов с Подветренных островов – а только это больше чем по 40 000 фунтов в год. Итого не менее миллиона в год.

И это по информации наших компетентных государственных органов. У нас нет прямого права изучить доходы немецких владений Его Величества и Оснабрюгской епархии. Тут и спорить нечего. Однако то, что находится вне компетенции парламента, все же остается в сфере интересов каждого отдельного человека. Если бы сейчас среди нас находился иностранный правитель, мы бы не преминули поразмышлять о его богатствах. А как можно, заботясь о вопросах богатства нашего суверена, обойти вниманием то жалкое состояние, в котором он ныне пребывает. То, что его доходы существенны, есть всеобщее и абсолютно верное мнение. Так же, как и то, что он не накапливает и не тратит их. А в итоге вывод один: все эти богатства уходят на поддержку фракции двора, которая одновременно давит страну и обворовывает государя. Я еще раз напоминаю читателю, что меня мало интересуют его зарубежные доходы – я не думаю, будто мы вправе исследовать траты с этих доходов. Я лишь хотел показать, сколь мало фаворитизм дал самому монарху. Эта система, не прибавив ему величия, даже несмотря на то, что он обладает источниками серьезных доходов как дома, так и зарубежом, привела его к бедности, которой можно было бы избежать.

А привела ли эта система к лучшему обращению с его высокой и священной особой, защитила ли она короля от проблем, связанных с необходимостью назначать людей, которые лично ему неприятны? Этой темы по многим причинам мне не хотелось бы касаться вовсе. Но утверждение о том, что таких проблем больше нет, является одним из краеугольных камней фракции двора. Однако, если бы мне позволили исправить один недостаток, за который данную систему можно особенно сильно винить, то, судя по итогам его существования, разумно было бы выбрать тот, который унижает достоинство суверена и подвергает последнего бесконечной череде конфликтов и унижений. Но и без того видно, как именно королевские креатуры выполнили данные ими чудесные обещания. Не перечисляя всех деталей их правления, каждая из которых более или менее подтверждает мою точку зрения, давайте остановимся на том, что говорил двор пару лет назад относительно большинства персон, находящихся сейчас в марионеточной администрации. Позвольте спросить: мог ли какой личный ненавистник суверена изобрести лучший инструмент унижения и деградации его достоинства, чем теперешние положение дел? Да за всю историю не было такого, чтобы согласие с волей народа было отторгнуто от правителя вопреки всем его желаниям и стремлениям – вопреки всему, чего желает и к чему стремится народ.

Принято считать, что уже не раз поступали советы пожертвовать королевским величием ради снисхождения по отношению к некоторым личностям, а не к народу. Ибо худший и самый зависимый инструмент данной системы управления понимает, что бывает время, когда его существование зависит от его верности ей, и пользуется этим. Воистину таков закон природы: тот, кто необходим для достижения наших целей, так или иначе, рано или поздно, становится нашим господином. Однако, дабы избежать чрезмерного зла при правлении, все это находится в согласии с общественным мнением. Ибо, кажется, максимой уже стало то, что король заинтересован в усложнении жизни для своих подданных. Что все, кто люб народу, не любы королю. Что как только те, кто противны двору, становятся противны народу, на них тут же обрушиваются всевозможные награды и почести. Что только те считаются сторонниками короны, кто предлагает непопулярные меры. Что служить ей могут только те, чья жизнь целиком от нее зависит. Что только те могут быть служителями государственного храма, кто бежит туда в поисках убежища. Таковы итоги этого сложного проекта. Таковыми всегда бывают итоги всех хитроумных планов, с помощью которых желают освободить людей от подчинения разуму и от необходимости следовать собственным интересам. Эти планы, призванные избежать мнимых ограничений, которые в действительности могут сопровождаться некоторыми выгодами, на самом деле неизбежно приводят их к подлинному и гибельному рабству.

А потому, если эта система управления так плохо отвечает своим собственным притязаниям на защиту короля от необходимости назначать тех, кто ему не нравится, то, быть может, она освободила от потрясений личную жизнь Его Величества? Определенно нет. Отец народа не может наслаждаться покоем, пока его детям плохо. Так что же получила корона или король от этой отлично проработанной схемы? Разве стал он богаче, величественнее, могущественнее или свободнее после стольких предпринятых усилий и воплощенных задумок? Разве они не истощили его финансы, не затемнили блеск его двора, не унизили его достоинство, не озлобили его чувства, не расстроили порядок и счастье в его личной жизни?

Мне кажется, будет очень трудно понять, что именно дала королю эта фракция, члены которой нагло именовали себя «его друзьями».

Если какие-то люди, выработавшие взаимную привязанность благодаря чести находиться в обществе суверена и принимать участие в его досуге, иногда удовлетворяли бы его личные наклонности, дабы поддержать его настроение, это было бы естественно и довольно терпимо. Но проблема состоит в том, что эти самые «друзья короля» имеют право так называться не больше, чем какой-нибудь свободный землевладелец из Камберленда или Корнуолла. Они целовали руку короля лишь для того, чтобы, воспользовавшись его добротой, заполучить должности, жалования и подарки. Да не придет тот день, когда доказывать свою привязанность к нему им придется делом. Тот день, который через страх, трепет и страдания покажет подлинную разницу между настоящими преданными друзьями монархии и скользкими сикофантами двора! «Quantum Infido scurræ distabit amicus».

Пока что я рассматривал итоги существования системы управления, созданной двором, только с точки зрения ее влияния на нашу исполнительную власть, настроения нашего народа и счастье нашего суверена. Остается немного коснуться ее действия на парламент.

Парламент и правда попал под серьезное действие всех этих мер – он был их целью и инструментом их политики. Но до того, как подчинить парламент системе правления, которая должна была лишить его статуса государственного совета и превратить в придаток двора, сначала должен был серьезно измениться его подлинный характер.

Говоря об этом институте, я в основном подразумеваю Палату общин. Думаю, меня простят, если я скажу пару слов о природе и характере этого собрания, но не с точки зрения его институциональной формы и полномочий, а с точки зрения его духа и тех целей, которые поставлены перед ним государством.