Страница 90 из 94
Глава 23
Церемония посвящения в рыцари состоялась на следующий день после того, как с почестями похоронили павших, а лорд Эйевос Таммарен нашёл последнее пристанище в усыпальнице. На ней присутствовали как уцелевшие спутники Таринора, так и те командиры, с которыми он недавно делил поле боя. Наёмник никогда не думал, что станет рыцарем и не заучивал слова клятвы заранее, как это делают оруженосцы. Поэтому ему пришлось читать её с бумаги, преклонив колено.
— Пред ликом богов и людей, Троих и многих, я, Таринор, приношу обет Трёх благодетелей: Доблести, Стойкости и Смирения, — проговорил наёмник, не веря собственным словам.
Конечно, многие рыцари плевать хотели на обеты, да и сам Таринор предпочитал клятвам договоры, но всё же ему было не по себе от того, что он произносит это произносит. Наёмник утёр лоб от испарины и продолжил:
— Вверяю свой меч моему господину, лорду Мейвосу Таммарену, и клянусь служить ему в час мира и в час войны, и да не будет у меня иного господина. Если нарушу я обеты или обращу меч свой против моего господина, да будут судьями мне Трое и многие, боги и люди.
— В честь битвы на Пепельном холме, где ты проявил доблесть, достойную рыцаря, я, Мейвос Таммарен Третий, лорд Высокого дома, пред ликом богов и людей, Троих и Многих, посвящаю тебя, Таринор, в рыцари.
Сказав это, новый лорд Таммарен взял из рук сира Кельвина, нового главы дома Старлингов, украшенный церемониальный меч с серебряной рукоятью.
— Да будет твоя рука крепка, — он прикоснулся клинком к правому плечу наёмника, — сердце храбро, — к левому, — а помыслы чисты, — плоская сторона клинка опустилась на голову. — Встань, сир Таринор, и служи верно пред ликом богов и людей, Троих и многих, — торжественно объявил Лорд Мейвос Таммарен и добавил: — В честь славной победы и возвращении замка Пепельный зуб из рук страшного врага, нарекаю тебя сиром Таринором Пепельным.
Получив награду, наёмник-рыцарь с уцелевшими спутниками стал собираться на поиски Игната, но перед тем попросил о достойных похоронах Маркуса Аронтила, бывшего декана Огня Академии Вальморы.
— Этот человек был очень дорог моему другу, — говорил он.
Вот только на вопрос, где же сам друг, Таринор ответить не смог. Лишь сказал, что, если бы не эти два мага, битва неминуемо была бы проиграна, а Энгата, возможно, оказалась бы обречена, и вместе с ней весь мир. И достойные похороны — самое меньшее, чего заслужил этот человек. Также от имени Тогмура он спросил дозволения сложить погребальный костёр для верного и отважного Иггмура по старой северной традиции. Тиберию разрешили остаться в Высоком доме на некоторое время, чтобы после он смог отправиться в родные края.
И вот, одним тёплым вечером Таринор, Тогмур и Драм развели костёр в нескольких милях к востоку от Высокого дома. Припасов было предостаточно, а к ним Драму ещё и удалось поймать кролика, так что было решено устроить поминальный ужин.
— Я впервые видел столько смертей, — глядя на звёзды проговорил эльф.
— А я впервые видел смерть брата, — не поворачивая головы сказал Тогмур. — И это для меня важнее тысячи погибших южан.
Он подбросил в костёр веток и, вздохнув, продолжил:
— Иггмур был добрым и, наверное, не таким глупым, как я о нём думал. Как все о нём думали. Старый Эйвинд учил, что нужно отпускать умерших без сожаления. Но, хоть бог смерти одинаково беспощаден ко всем, а всё же хотелось бы, чтобы Иггмура в тот день он пощадил.
— Бог смерти здесь не причём, — нахмурившись, произнёс Таринор, глядя в огонь. — Всему, что произошло сегодня, виной люди. И если Вингевельд действительно желал очистить мир от тех, кто распоряжается чужими жизнями, то ему следовало начать с себя.
— В Илорене, эльфийском поселении в лесу Илиниэр, растёт огромное вечно осеннее дерево. Когда где-то умирает эльф, лист срывается с ветвей и падает на землю, а в Благословенных землях богиня Иллания роняет слезу по умершему эльфу. Когда эльфы вступают в войну, случается листопад, а Иллания проливает множество слёз.
— И к чему ты это рассказал? — спросил Тогмур.
— Если бы такое древо было у людей, возможно, они поняли бы ценность жизни, увидев, как листья осыпаются во время войн, — ответил Драм.
— Не поможет, друг мой, — печально улыбнулся наёмник. — Уж слишком скоротечна наша жизнь, чтобы видеть в ней такую же ценность, какую видят эльфы. Даже Эйевос Таммарен, проживший больше сотни лет, посчитал, что отдать жизнь, чтобы воодушевить солдат, — это достойный размен. Знаешь, почему на войну отправляют молодых? Они думают, что будут жить вечно, и не осознают своей смертности. Эльфу же, прожившему не одну сотню лет, определённо есть, за что цепляться в этом мире. Отсюда, как мне думается, и растут ноги у эльфийской философии.
На это никто не ответил. Первым тишину нарушил Тогмур.
— Как думаешь, Таринор, выполнил ты клятву, данную Гальдру?
— Наверное, да. Битва была без преувеличения знаменательной, достойная этого меча.
— И как же ты назовёшь его? — не унимался северянин.
— Ну, мы одолели армию мертвецов, так что «Победитель смерти» был бы неплохим вариантом.
— Не слишком ли вычурно? — с сомнением в голосе спросил Тогмур. — Может быть, «Кровопускатель»?
— Тоже не подойдёт, — ответил Таринор. — У мертвецов крови-то почти и не было.
— А если «Резатель»? — неуверенно предложил Драм и две пары глаз вопросительно уставились на него, заставив смутиться.
— Звучит нелепо. Прямо как мой рыцарский титул. «Сир Таринор Пепельный», — усмехнулся наёмник, горделиво вскинув подбородок. — Тебе, должно быть, своим клинкам было проще имена сочинить. У тебя ж с ними духовная связь или что-то вроде того. Они совершенно одинаковые, а всё равно различаешь.
Драм смущённо улыбнулся.
— Нет никакой связи, Таринор, — ответил эльф. — Просто я всегда ношу Шёпот слева, а Тень справа.
— То есть, то, что ты говорил при нашем знакомстве — это всё чушь?
— Про мечи — да, — Драм сдерживал смешок. — Хотел произвести впечатление.