Страница 29 из 88
Если бы его спросили, какое сейчас время суток, он бы, конечно, не задумываясь, ответил, что ночь. Но здесь и в помине не было знакомой ему пугающей темноты, когда лишь скромное белое пятнышко ночного светила давало слабый, почти бесполезный свет. Эту странную ночь заливало мягкое лунное сияние, но всё же то была ночь. Доносившаяся неизвестно откуда песня сверчков послужила для наёмника ещё одним доказательством.
— Красиво? В Аталоре ты такого нигде не увидишь. Размах не тот. То ли дело Межмирье.
— Неописуемо, — только и смог вымолвить Таринор, подставляя лицо тёплому ветру, доносившему откуда-то терпкий запах луговых трав. — Селименора, говоришь? Так вот о чём грезит Драм…
— И он явно не лишён чувства вкуса, — как бы между делом бросил Асмигар, возвращаясь в кресло. — Но тебе остаться здесь нельзя, как бы ни хотелось. И не ври, что не подумал об этом.
— Если б я хотел попасть в подобное место, я б, наверное, в священники подался, — усмехнулся наёмник.
— Полагаю, ты не понимаешь сути, — Асмигар облокотился на ограду. — Видишь ли, даже те, кто подобно тебе шлёт всех богов куда подальше, тоже куда-то попадают. Скажем, совсем не обязательно быть истово верующим, бить поклоны и уходить в монастырь, чтобы после смерти оказаться под сенью Троих и упокоиться с миром. Достаточно просто не быть злобным ублюдком при жизни, помогать ближним и хоть иногда делать что-то безвозмездно и от души.
На последних словах речь бога-странника приобрела ехидный оттенок.
— А то я никогда никому не помогал по доброте душевной?
Асмигар вздохнул, хотя Таринор думал, что богу вообще не нужно дышать. К тому же он только что поймал себя на мысли, что и сам не дышит. Наверное, для мёртвых это неудивительно, но прежде в таком состоянии наёмник не бывал, а потому сравнить было не с чем.
— Да и стоит ли меня судить? — продолжал наёмник. — Жизнь такая у меня… Была. Как потопаешь, так и полопаешь.
— И не поспорить, — подмигнул бог-странник. — Признаться, мне такая философия близка как никому. И всё же… Знаешь, что случилось со старостой Бедобором после того, как ты выгреб у него последние деньги?
— Не знаю и не слишком горю желанием знать.
— Но и помощь твоя порой людям боком выходит. Прошлой зимой в Гирланде ты впускал в Красный дом монастырских послушников. На них донесли настоятелю, и им знатно за это прилетело.
— Думаешь, они без меня не нашли бы способа? Уж если и предаваться разврату, то в приличном заведении, а не с портовыми девками, которые за жизнь повидали больше моряков, чем прославленные корабли королевского флота… А Драм с Игнатом? Им моя помощь тоже боком вышла?
— Ох-хо-хо! — засмеялся Асмигар, и Таринору совсем не понравился этот смех. — Знал бы ты, в какое дерьмо они попали твоей милостью! Впрочем, если бы не ты, боюсь, им бы всё равно пришлось несладко. Но вот если вспомнить Бьорна…
— Чёрт бы тебя побрал… — наёмник отвернулся, стиснув зубы. — Я ведь не бог и не могу знать, куда всё приведёт!
— Но ты польстился на жирный куш. Как тогда, пойдя телохранителем к Эдвальду Одерингу. Мятежникам вообще свойственно делить шкуру неубитого медведя и щедро сыпать обещаниями, которые он обязательно выполнит. Но лишь когда добьётся победы. А если те, кому он обещал, до неё не доживут, так даже лучше! С тобой вообще вышло удобнее некуда: ты ушёл сам.
— Это и есть моё посмертное наказание? — развернулся Таринор, повысив голос. — Вечно слушать, как ты указываешь на мои ошибки в жизни?
— Разве я назвал это ошибками? — Асмигар поднял бровь. — То, что сначала кажется неправильным, может оказаться самым верным решением в жизни. А то, к чему стремишься и прикладываешь все силы, может быть твоей величайшей ошибкой. К слову, если считаешь это наказанием, то поверь, оно не самое худшее. Сомневаюсь, что ты бы предпочёл корчиться в пасти одного из порождений Бездны. Или провести вечность в кандалах на службе какого-нибудь повелителя Ада. Или же вот, моё любимое: беспрестанно сражаться на Вечном поле битвы Нердеса! Удивительно, но некоторые и вовсе считают это наградой. Как если бы пахарь, ежедневно выбивающийся из сил за плугом, больше всего на свете желал бы после смерти вечно вспахивать небесные поля.
— А если он в самом деле любит пахать?
— Тогда ему стоит в самом деле пересмотреть свою жизнь. Ты, Таринор, в любом случае не пахарь и не воин. Ты плут, хитрец и приспособленец. И всю жизнь любым способом стремишься избежать как честного труда, так и славной гибели в бою.
— Желание избежать смерти делает меня особенным? По-твоему, мне следовало самому насаживаться на чужой меч?
— По-моему, ты слишком дерзок для мертвеца, разговаривающего с божеством. Да ещё к тому же в гостях, — заметил Асмигар. — Нет, держаться за жизнь — это неудивительно для человека. Вопрос только в цене, которую ты платишь за это. К слову, ты не задумывался, почему детство для тебя как в тумане?
— Разве не у всех так?
— Детские воспоминания — самые яркие. Люди проносят их через всю жизнь, даже если они этого не стоят, — серьёзно ответил Асмигар. — А тебе есть, что вспомнить, наёмник?
Таринор попытался продраться сквозь гущу памяти, но сумел выудить лишь отдельные фрагменты. Заледеневшее по зиме побережье. Деревушка у моря. Руки матери на щеке.
— Не морщи понапрасну лоб, — махнул рукой Асмигар. — Лучше я сам тебе покажу. Надеюсь, Селименора не будет против маленького представления.
Сказав это, бог-странник щёлкнул пальцами и хлопнул в ладоши. Мир вокруг наёмника снова погрузился в темноту.
— Ну вот, опять, — пронеслось в голове у Таринора.
— Ты так всегда себе говорил, — раздался голос Асмигара из ниоткуда. — Устал от жизни? Теперь отдыхай и радуйся.
Наёмник опять перестал ощущать собственное тело, если оно вообще принадлежало ему. Осязание исчезло, вся его сущность обратилась в зрение и слух. Таринору открылся вид осенней лесной чащи, пестрящей стволами берёз и осин, с ветвей которых доносилось пение невидимых среди листвы птиц. Вот двое мальчишек идут по вытоптанной тропинке, о чём-то весело болтают. Один, высокий и тощий как щепка, несёт плетёную корзину с грибами. Другой же, чуть пониже и поплотнее телом, держит в руках лук, а из кожаного колчана на поясе торчат стрелы. На вид обоим мальчикам не больше десяти.
— Узнаешь? — проговорил голос Асмигара и тут же сам ответил на собственный вопрос: — Конечно же нет. Этого ты помнить не можешь. Вон тот крепыш — это ты, Таринор.