Страница 14 из 22
Остановив на дороге проезжавшего мотоциклиста, Володя отдал ему Юру. Бросился опять в воду. На том месте, где он нашёл Юру, девочки не оказалось. Её снесло течением. Володя долго шарил по дну, пока нашёл. Она не подавала никаких признаков жизни.
На берегу тем временем собрался народ. «Скорая помощь» увезла детей в больницу, а Володя с братишкой поехали домой. Володя никому не рассказал о страшном происшествии. Только вечером он не смог уснуть на чердаке, где спал всё лето, — улёгся со всеми в комнате.
Наверное, сказалось сильное напряжение. Так бывает. В решающий момент человек не ощущает страха. Отгоняет от себя всё, что может помешать. А потом, когда всё позади, происходит разрядка. Человек, прыгнув с огромной высоты, потом глянет наверх и ужаснётся: «Да как же я мог?..»
Вечером после работы вернулся домой отец Володи, забойщик шахты. Он уже узнал о поступке сына: Володин братишка Генка рассказал ему. Володе была приятна похвала отца. Приходили соседи, тоже хвалили. Но Володя не считал себя героем.
«Так вышло», — несколько раз повторил он в разговоре. По его рассказу выходило, что всякий на его месте поступил бы так же.
Но я-то видела и иное. В одном и том же случае люди ведут себя по-разному. У трусов ноги словно прирастают к земле, когда надо броситься вперёд. Слабеют руки… Чудно́ — человек тонет, а трус бегает по берегу, боится сунуться в воду, замирает от ужаса: «Ох, что будет со мной!»
А на что человек способен, не так-то просто разгадать. Никому не казался спокойный, ровный Володя мужественным, и все удивились его поступку. Будь Володя отчаянным, озорным, тогда никто, может быть, не удивился бы. Есть такие. Уж если кататься с гор, так обязательно с самых крутых! Если купаться, то там, где и дна не достать. Плавать до синевы, до дрожи, пока голова не закружится.
Володя тоже неплохо плавает, но он редко плавал наперегонки, далеко не заплывал.
Смелость, наверное, надо искать в другом. «Не мог же я бросить их там, в воде», — вот что он сказал.
Услыхав эти слова Володи, я поняла: смелость живёт в добром отношении к людям.
Остановись он хоть на мгновение, испугайся — мало ли что могло вспыхнуть в его сознании в момент опасности! Начни он звать кого-либо, вместо того чтобы действовать самому, — детей бы не спасти. Володя ради них стал сильнее самого себя.
Видишь, Ярушка, какую силу даёт человеку доброта.
Пиши мне.
Нина.
НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
С добрым утром, моя Ярушка!
Сегодня я путешествовала по карте Чехословакии, отыскивая твой лагерь. По моим подсчётам, ты там уже восьмой день. Как хорошо, что лагерь в горах возле большого озера. Чехословакия — очень красивая страна, но особенно я люблю ваши горы, покрытые зелёными лесами, тёмно-синие спокойные озёра. Помнишь, как мы с тобой катались по Махову озеру? Наверное, теперь ты уже научилась грести?
Эх, Ярушка, знаешь, я иногда жалею, что стала взрослой. Поехала бы сейчас с ребятами в лагерь, посидела бы вечерком у костра!.. У меня за всю жизнь не было лучшего отдыха, чем в лагере, хотя последние годы я была вожатой, а у вожатых, сама знаешь, и утро и вечер — сплошные волнения. С вожатых всегда самый строгий спрос. Ведь комсомол доверяет им воспитание пионеров.
О лагере у меня остались хорошие воспоминания. Особенно о том, как мы жили на необитаемом острове. Представь себе, совсем недалеко от нашего лагеря.
А может быть, рассказать тебе об этом? Глядишь, и тебя потянет открывать неизведанные места. Ведь пионер — это, в сущности, разведчик, смелый открыватель. Да, да, не удивляйся, Ярка, на земле ещё много тайн. Уж как, казалось бы, изучена каждая страна, а в газетах то и дело сообщения: найден уголь, открыта нефть…
Наш остров правда открыл нам необычайную тайну. Мы не думали, что нам удастся разгадать её. Но ведь недаром говорят: «Кто ищет, тот всегда найдёт»…
О тайне острова я написала очерк для наших, советских ребят. Я описала всё, как было. А для тебя сейчас перевела его на чешский язык. Это была для меня не лёгкая работа, но я стараюсь не забыть чешский язык. Ты мне напиши, если найдёшь ошибки.
…Было раннее свежее утро. Солнце ещё не вставало. Над рекой плыли клочья ночного тумана. Лагерь спал. На дощатых мостках, провожая нас, стояли начальник лагеря Константин Васильевич и дежурный вожатый Коля Соколов.
— Ну, поехали!
Мы отвязали лодку, столкнули её с мокрого песка. Лодка кормой вперёд вышла из маленькой бухты, развернулась и быстро пошла по течению. Следом за ней устремилась лёгкая белая байдарка.
— Счастливо-о! — донёсся до нас Колин голос.
Лагерь быстро удалялся. Вот уже исчезли за песчаной косой деревянные мостки, слились в зелёное пятно берёзы на горе, растаяла в светлом небе высокая, тонкая мачта.
Гребцы налегали на вёсла. Вася, глядя вперёд, командовал рулевому:
— Лево руля! Ещё лево! Право!
Речка была мелкая, извилистая, то и дело просвечивали песчаные отмели. Байдарка легко проходила над ними, но, чтобы наша тяжёлая плоскодонка не села на мель, приходилось лавировать.
Мы плыли на необитаемый остров. Есть ещё такие острова на свете, и один из них, может быть самый маленький, находился неподалёку от лагеря на большом пустынном озере.
С той минуты, как стало известно про этот необитаемый остров, ребята потеряли покой. Ведь само слово «необитаемый» дышит таинственностью.
Никто из ребят даже мысли не допускал, что остров останется неисследованным. И, когда начальник лагеря решил послать экспедицию, восторгам не было конца. Одно только было затруднение: как из трёхсот ребят выбрать семерых. Это было нешуточное дело: тут можно нанести сразу двести девяносто три обиды.
Наш совет лагеря поступил просто: он предложил каждому отряду, кроме самых младших, выделить по одному человеку. Два места были даны обществу разведчиков природы, и одно — нашему спортколлективу «Маяк».
Отряды взялись за дело горячо. Они заставляли своих кандидатов состязаться в плавании, гребле. Помню я багряное зарево над берегом — это третий отряд развёл сразу двадцать пять костров (кто скорее). Помню длинную очередь у гладкоствольной сосны — на неё должен был взобраться каждый, кто хотел попасть на остров. Помню рассказы юных следопытов о следах и приметах на лесной тропе.
И вот в один прекрасный день на линейке выстроились семь человек — экипаж экспедиции, — и ребята дружно приветствовали их. Выбор сделан честно, обиженных не было.
Вот кто сидел в нашей лодке: Вася Куртышёв, спокойный и рассудительный мальчик, самый старший, он считался у нас капитаном; Слава Романов, розовощёкий, застенчивый, увлекающийся геологией; две девочки — Надя и Оля. Оля была грозным нападающим нашей волейбольной команды. У неё были сильные жёсткие ладони, вечно исцарапанные коленки. Рядом с хрупкой, тоненькой Наденькой она казалась особенно широкоплечей и крепкой.
— Давай я погребу, — предлагала она Пете Суслову, нашему художнику, сидевшему на вёслах.
— Как условились. До первого озера, — отвечал Петя.
На ящике с картошкой вертелся самый младший член нашей экспедиции Вова Пешкин, черноглазый, живой мальчишка, страстный коллекционер жуков. Он всё время вертелся, потому что хотел видеть сразу правый и левый берег.
Впереди нас на байдарке плыл Толя Кузнецов, отличный пловец и хороший разведчик.
В лодке всё говорило о доброй заботе наших друзей: и бамбуковые удилища — лучшие рыболовы отдали экспедиции свои снасти, и сачки из жёлтой и голубой марли — их сделали девочки, и красный флажок, который бодро развевался на носу, — его подарили ребята младшего отряда. А сама лодка, тёмно-зелёная, с белой надписью «Остров», блистала свежей краской — мальчики из баскетбольной команды заново просмолили и выкрасили её.
Озёр в этом краю было много. Они связаны между собой, и когда-то по ним ходили пароходы. Но, с тех пор как неподалёку проложили канал, озёра опустели. Мы проплыли одно пустынное озеро, второе и вошли в третье — здесь и находился наш остров.