Страница 15 из 22
Озеро было огромное. Мелкая рябь пробегала порой по его светлой глади. У берега, в прозрачной глубине, почти до самого дна были видны красные и жёлтые стебли кувшинок. Листья их, распластанные на воде, поднимались от ветра, как гребешки. Плотной, густой стеной тянулись бледно-зелёные, словно выцветшие на солнце, прибрежные камыши.
Толя поплыл на байдарке вперёд, чтобы найти среди камышей протоку для нашей плоскодонки.
Странное чувство охватило нас. Где-то здесь, совсем рядом, был необитаемый остров, и от этого тишина на озере казалась таинственной.
Мы прислушивались к каждому звуку. Вот всплеснула рыба, закуковала кукушка. Да полно, кукушка ли это?
Вдруг над озером, заставив нас вздрогнуть, раздался громкий крик.
— Земля! — кричал Толя Кузнецов.
Тотчас все оживились, застучали уключины, лодка вошла в камыши.
— Как в лесу, — сказала Наденька, дотрагиваясь рукой до шуршащего камыша. — И, глядите, вода зелёная.
Неожиданно прямо из коридора камышей к нам приблизился жёлтый обрывистый берег. По нему, словно змеи, извивались обнажённые корни деревьев.
— Земля! Ура! — закричали все разом.
Гребцы налегли на вёсла, чтобы с ходу врезаться в узкий песчаный мысок у берега. Но тут раздался треск, нас сильно качнуло, и лодка в трёх метрах от берега села на мель.
— А делается в таких случаях вот что! — сказал Витя.
Он поднял шест, лежавший в лодке (мы захватили его с собой, чтобы при ветре поставить парус), упёрся в дно и перескочил на мысок. Лодка сразу всплыла. Но теперь уже всем хотелось прыгать. Прыгнул Слава, прыгнула Оля. И Надя встала на нос лодки, взяла шест в руки:
— Ой, страшно!
— Ладно, сиди! — закричали мальчишки. — Мы сейчас подтянем лодку.
— Прыгай! — кричала Оля. — Честное слово, прыгнешь. Ну!
И Надя вдруг очутилась на берегу. Она и сама не поняла, как это шест перенёс её через воду.
— Я ещё никогда не прыгала с шестом, — смеялась она, невольно измеряя глазами расстояние от лодки до берега.
Мы поднялись на берег. Внизу, у жёлтого обрыва, на солнце играла вода, шуршал камыш, а здесь было тихо и сумрачно. Под высокими соснами во мху краснели веточки брусники. Они были похожи на маленькие яблони, усыпанные розовыми наливными яблочками. На кустах можжевельника темнели сизые тугие ягоды. По земле тянулись мохнатые ярко-зелёные стебли плауна с поднятыми вверх острыми колосками.
Всё здесь дышало покоем и тишиной. Таким мы и ожидали увидеть наш остров!
Под соснами росло множество грибов. Были тут молодые, крепкие грибки со стрелками хвои, приставшей к шляпкам, а были и большие, уже старые грибы, на хилых ножках. Видно, никто не собирал их. Ствол длинного дерева лежал на земле, весь покрытый мохом. Древесина у него была мягкая и рассыпалась жёлтой пылью.
С высокой ветки выглянула рыжая белка, с интересом посмотрела на ребят. Так любопытные соседи глядят на нового жильца, въезжающего в дом.
Звеня, пролетел какой-то жучок и тоже как будто покосился на нас: что за народ? А жаба, сидевшая под кустом, отпрыгнула в сторону и сердито зашлёпала в чащу. Она, видно, не любила заводить новые знакомства.
— Идёмте, идёмте скорей! — возбуждённо звал Вова. Ему не терпелось проникнуть в глубь острова.
— Ну, а лодки? Так и бросим всё? — спросил Вася. — Надо сначала лодки убрать.
Решили так: Толя, я и Оля пойдём отыскивать место для стоянки, Вася и Слава разгрузят лодки, а Вова, Петя и Наденька разожгут костёр и сварят обед, первый обед на острове.
Мы пошли.
Обычно в походах наш путь пересекали лесные тропинки или просёлочные дороги; до нас доносились гудки автомобилей и поездов; мы знали, что за лесом покажется на пригорке деревня, встретятся люди… А здесь мы шли, шли — и нигде не было ни тропинки, ни следа жилья.
Толя озабоченно делал засечки на деревьях и связывал пучками траву, чтобы не заблудиться. Он влезал на высокие сосны, осматривая местность.
Место для стоянки мы нашли отличное: на опушке леса, у прозрачного ручья с белыми камешками на дне.
На обратном пути мы находили вешки, сделанные Толей, «верстовые столбы», как называла их Оля.
— Давайте придумаем название острову, — предложил Толя.
Мы задумались, но, должно быть, ещё слишком мало знали остров, чтобы найти для него настоящее, хорошее название.
— Знаете что, ребята, — предложила я, — давайте пока никак не называть. Назовём в последний день, когда будем уезжать.
Так и решили…
Ребята на берегу уже ждали нас. Удивительно, как много открытий было сделано, пока мы были в разведке.
Слава видел блёстки слюды на крутом обрыве; в озере водятся щуки и сазаны; в коробке с сахаром оказались кем-то положенные конфеты; Вовка нашёл под деревом чью-то нору, а Надя — травы с тягучим и белым, как молоко, соком. Может быть, в нём содержится каучук?
— Стоп! — смеясь, сказала я. — А есть ли на нашем острове пшённая каша?
— Есть! — захлопотала Наденька возле котелков.
Какой у нас был обед! Самый лучший повар не придумает такого. Соль в белой раковине — солонке. Не хочешь, а потянешься к ней; корочка у каши запеклась, хрустит; на зелёных лопухах-тарелках горкой лежит розовая брусника, кружочки колбасы; банка со сливочным маслом обёрнута мокрой тряпкой — масло холодное, крепкое. В золе видны печёные яйца с жёлтой от огня скорлупой. А на деревянных палочках жарятся три маленькие рыбёшки — первый Васин улов.
— Завтра будет уха, — говорит Вася, поворачивая палочки над огнём.
Вова подсаживается ко мне.
— Нина, какие здесь жуки! — шепчет он.
Карманы его оттопыриваются от коробок. В них что-то звенит, жужжит, тикает, как часы.
После обеда мы разметали костёр, залили водой головешки и, взвалив на плечи наш груз, отправились к ручью, к месту нашей стоянки.
Ещё задолго до наступления сумерек вырос маленький городок: три палатки и шалаш — склад продуктов. Устали за день мы так, что даже ужина не варили. Поели холодного мяса и улеглись спать.
Я осталась у костра: нести первую вахту.
Когда, казалось, все уже уснули, я услышала за спиной сонный Надин голос:
— Нина, который час?
Я подвинулась к огню и посмотрела на часы. Было четверть одиннадцатого.
— А почему ты не спишь? — спросила я девочку.
Надя лежала, высунувшись из палатки, и глядела вверх, в тёмное, звёздное небо.
— Я гляжу на звёзды.
— А спать?
— Мы сговорились с Леночкой Семёновой смотреть вместе на одну звезду, — ответила Надя. — Она будет в лагере смотреть и думать обо мне, а я буду думать о ней. Мы подруги.
И Наденька долго не спала. В тишине слышно было, как журчит тёмный ручей, как постукивают, перекатываясь, мелкие камешки, чуть поскрипывая, мерно покачиваются высокие сосны, а звезда всё не всходила… И вдруг Наденька уснула. Она, наверное, и не заметила, как это случилось.
Лена в лагере, должно быть, ещё не спала. Ведь там, на материке, был самый обычный день. Ребята пили чай с булочками, играли в волейбол, спали в тихий час. Едва стемнело — там зажглось электричество, в спальнях ребят ждали мягкие постели. А попробовала бы эта Леночка, Надина подруга, и грести, и прыгать с шестом, и разводить костёр, и собирать хворост, и тащить тяжёлый рюкзак через лес, и стругать колышки для палаток, и натягивать брезент, как это делали сегодня наши ребята, пожалуй, и она тоже не дождалась бы восхода поздней звезды.
Шёл четвёртый день нашей жизни на острове. Вечером мы отправились на озеро купаться. Вдруг из лесу услышали громкий крик Толи:
— Стойте! Стойте! Стойте!
Мы остановились. Толя мчался к нам.
— Я нашёл пень, — сказал он подбегая.
Мы недоуменно переглянулись.
— Как вы не понимаете? — в свою очередь, удивился Толя. — Здесь были люди. Идёмте, посмотрите. Дерево срублено.
Так, на четвёртый день, накануне отъезда, начались наши волнения.
До этого жизнь шла спокойно. Было сделано много больших и малых открытий. У нас уже были образцы известкового туфа, слюды, синей юрской глины. Были собраны травы-красители и лекарственные — ромашка, валериана, колоски плауна, толокнянка. В Вовиной коллекции были представлены чуть ли не все жуки, населяющие остров. Петя составил топографическую карту.