Страница 27 из 67
Человек нахмурился, далеко сплюнул и вновь взялся за кирку.
Молодой безусый парень в грязной холщовой рубахе грубой выделки и таких же портах сидел на голом камне, положив ручное сверло на колени. Грудь его тяжело вздымалась, русые волосы на голове слиплись от пота. Ему было жарко, не смотря на холод, царящий вокруг. Две масляные лампы едва освещали внутренности пещеры. Скринок, черноволосый пузатый коротышка, долбил стену. Тощий, словно приведение, возникал тут и там, подбирая осколки породы и выметая искрящуюся пыль из щелей на полу специальной метелкой.
— Все, — хрипло проговорил Скринок, бросив кирку. Даже в слабом свете было видно его раскрасневшееся, разгоряченное работой лицо.
— Дай я, — сказал Балин.
Скринок отошел, а гном, нешироко размахнувшись, ударил по стене. Человек только охнул от удивления, увидав, как подгорный житель первым же ударом отвалил от поверхности, которая до этого казалась монолитной стеной, целый пласт. Балин с уханьем продолжал работу, и пара обломков у его ног скоро превратилась в небольшую горку. Парень с ручным сверлом встал, с удивлением и даже страхом глядя на коренастого гнома.
— Столько мы за день не делаем, — нерешительно произнес он.
— Потому что плохо сверлишь, Белый.
— Хорошо я сверлю, — огрызнулся безусый парень, которого Скринок назвал Белым.
— Ладно, теперь все, — оторвался Балин от стены. Нельзя сказать, что работа ему далась легко. Даже для гнома непросто найти в монолите скальной породы слабые места, чтобы потом точно и с нужной силой ударить туда киркой. Сейчас он показал трем начинающим старателям как работают виртуозы, у которых за плечами не одна сотня лет и лиг прокладки тоннелей. Долго работать с таким напряжением сил и чувств Балин бы не смог.
Тощий с нескрываемой радостью собирал обломки в тачку.
— Еще раз приеду, — произнес он сипло.
— А вы, господин Балин, — обратился Тощий к гному, — надолго к нам?
— Нет, — усмехнулся тот в ответ. — Ненадолго.
— Ладно, — проворчал Скринок, — Пошли на выход. Белый, возьми еще мешок, а я твое сверло понесу.
Безусый хотел было возразить, но потом махнул рукой и принялся безропотно собирать обломки.
— Не понимаю я, как в монолите могла жила оказаться, — жаловался Скринок по дороге Балину. — Ручей по расщелине течет, в шахте сухо, намыть сюда ничего не могло. Вокруг сплошной гранит, иногда базальт, даже крепежа не надо. Откуда серебру взяться…
— Вы тут не увлекайтесь, без крепежа-то, — проговорил Балин, оторванный от собственных дум. — Гранит — гранитом, но пошевелится гора — искать будет нечего. А жила в глубь идет, скоро может мифрил объявиться.
— Мифрил? — сдавленно и недоверчиво произнес Белый, придавленный тяжестью наплечного мешка.
— Ну да. Серебро ведь идет не жилой, а жилками, будто протекло сквозь камень. И большая мифриловая жила в Мории так же идет жилками. Только там порода куда мягче, глина одна. Поэтому Комер Кошлак и забросили. Только не думали, что так глубоко заберемся и разбудим Подгорный Ужас…
Все замолкли, словно боясь неосторожным словом пробудить зло в окружающей их темноте.
— Ладно, — засмеялся гном, рассеивая странный морок, охвативший всех. — Вы лучше скажите, почему вы так друг друга зовете: Белый, Тощий… Скринок — это тоже не имя.
— Не имя, — легко согласился человек. — Привыкли. Удобно. У гномов имена короткие, легко запомнить. К тому же в бою не будешь кричать — «Бренделаль, прикрой спину». Крикнешь — «Брен, прикрой!», и все ясно. А еще легче если «Брен» на «Хрен» переделать.
Скринок захохотал. Гном неодобрительно покачал головой.
— Ладно в бою. Но зачем постоянно? Клички как у собак. Не обижайся только, — предупредил Балин начавшего было хмурится Скринка. — Вот тебя как зовут?
— Харвлан.
— А меня — Твиррел, — потянулся к гному паренек.
Гном с удовольствием пожал крепкую, в твердых мозолях, ладонь.
— Вот и познакомились, — с удовольствием сказал он.
Когда Балин на следующее утро покидал маленький лагерь, примостившийся двумя палатками возле входа в рудник, люди провожали его как своего. Напутствия и добродушные шутки неслись вслед гному.
— Заходите на обратном пути, — крикнул напоследок Твиррел.
Когда, Балин скрылся из виду, великан Йолмер проревел в полный голос слова, которые повторял про себя второй день:
— Отличный парень, даром что царь!
— Мне бы пару таких работников, — завистливо подумал вслух Харвлан.
— Если у гномов цари такие, то зачем все врут про них? — горячо заговорил Твиррел.
И только старый Тридд, которого все продолжали звать Тощим, и только гном — по имени, прошептал:
— Как бы только у Борпа чего не случилось…
Часовой при входе в крепость лишь окинул Балина мутным взглядом. От человека остро пахло луком и дешевым вином. Кроме часового гном увидел еще несколько людей, которые лежали, либо сидели в живописных позах, с усталыми, и даже изнуренными лицами. Кисло-терпкий запах пропитал, казалось, сами древние камни. Из каземата, который при прежних хозяевах крепости наверняка служил оружейной, пахнуло таким смрадом, что Балин поморщился. Стены опоясывали центральную башню кольцом, но не заделанные провалы в каменной кладке позволяли добраться напрямую.
Гном взошел по серым ступеням к входу в башню, аккуратно переступая через тела пьяных, отодвинул в сторону складки кхандского покрывала, которое заменяло здесь дверь. Сотни запахов, приятных и не очень, надвинулись на Балина. Его ноги утонули в ковре из шкур диких зверей. В полумраке он переступал через людей, тюки с одеждой и провизией, отмечая по пути, где лежит оружие — небрежно брошенное, иззубренное, и, кажется — в крови.
— Балин пришел, — раздался твердый и громкий голос впереди.
От неожиданности гном даже вздрогнул. Борп с трудом выбирался из-под груды полуголых тел. Из одежды на нем оставались лишь порты, подпоясанные веревкой.
— Воины, вперед! На штурм! На слом! — трубным голосом заорал кто-то.
Борп нетвердым шагом двинулся к гному, широко расставил руки. Балин сделал полшага в сторону, и человек пролетел мимо, а затем упал. Что-то со звоном разбилось. В полумраке раздались истошные женские вопли и невнятные ругательства.
— У нас вчера был праздник. Несколько наших вернулись с севера, и мы решили отметить.
Кряхтя, предводитель разбойников снова встал. По пути он нашел кусок полотна и сейчас старался в него завернутся, напрасно пытаясь выдернуть край ткани, застрявший под сундуками. Кто-то любезно подал главарю нож.
— Давай выпьем, государь мой Балин. Вчера, прежде чем последний кубок успел сразить меня, я спрятал чудесную амфору, — Борп на минуту задумался. — Не помню где. Она здесь, но где — не помню.
— Эй, разбойники! — заорал он после безуспешных поисков. — Найти мне вина!
Отовсюду, словно восстающие на погосте покойники, стали подниматься люди. Кто в полных боевых доспехах, а кто в женских одеждах. Многие в наспех найденных тряпках, в платье не по размеру, а один так вообще голый.
Борп протянул гному серебряный кубок гондорской работы, наполненный тонко шипящим напитком. Балин узнал искристое эльфийское вино. Можно было предположить, откуда оно взялось, но говорить об этом не стоит.
— Как продвигаются работы? — спросил Борп. Он искренне пытался казаться выглядеть трезвее, чем есть, но смотрящие в разные стороны глаза выдавали его.
— Не шатко, не валко, — простодушно начал объяснять гном. — К мифриловым жилам спускаться страшно. Золотые прииски почти выработаны. Оставшихся крупиц едва хватает, чтобы купить дерево для крепежа и хлеба для старателей. Вся надежда на железо. Его много, но не хватает рабочих рук. Да и торговцы не очень стремятся к Мории, чтобы купить нашу сталь и прокат.
— Эт-то хорошо, — кивнул головой разбойник. Голова, придя в движение стремительно увлекла за собой и тело. Борп, отчаянно ругаясь и пытаясь сохранить равновесие, шлепнулся оземь. Вокруг громко захохотали. Даже Балин не смог скрыть улыбки.