Страница 6 из 11
Минута прошла в молчании.
— Так, — сказал Сергей, изучая «объяснительную записку» Гауптмана. — Не получается... Тут всего указано двадцать пять рублей, — те, что у вас конфисковали. Но ведь вы на что-то и гуляли?..
— Я продал еще... — хрипло начал матрос, но Сергей перебил его:
— Почтовые марки.
Он не спросил, он сказал утвердительно.
Гауптман рассеянно кивнул.
— На какую сумму?
— Десять рублей...
— Укажите, — сказал Сергей и увидел лицо капитана. Он теперь вовсе не казался благодушным, этот волк с маникюром. Презрительно глядя на матроса, встал, крикнул стюарда, снова сел, и все это не отрывая жестких, холодных глаз от красного лица Гауптмана. Через минуту, другую в салон постучали. Вошел старший штурман.
— Ваши марки продал он, — все еще глядя на Гауптмана, проговорил капитан. — Он — вор! Господин инспектор каким-то образом заставил его признаться...
«Вот оно как! — подумал Сергей. — Еще бы, покушение на частную собственность...»
Гауптман молчал.
Сергей мельком взглянул на остолбеневшего штурмана, усмехнулся про себя: «Законно!» — как сказал бы Гешка...» — и достал чистый бланк:
— Надо составить акт.
Беззаботно качался матрос в гамаке над бутылкой рома. Переминался с ноги на ногу Гауптман.
Коллекционер крутил головой, словно от зубной боли, его лоб с большими залысинами накалялся:
— Где мои марки?!
Капитан буркнул что-то — старший штурман замолчал; одернув на коленях брюки, сел в кресло, уставился на Гауптмана горящими глазами.
— Итак, вы продали их за десять рублей? — спросил Ястребов. — Это правда? Но ведь только марку «Колумба» у вас купили за пять?
— О-о-о, — простонал штурман.
— Десять рублей за все, — тупо повторил матрос.
Сергей понял: «Не врет», — и принялся составлять акт.
Он писал и слышал, как постукивают по столу ногти розовощекого капитана, как шепотом цедит старший штурман:
— Десять рублей!.. Я собирал эту коллекцию десять лет. Где она? Где мои марки, свинья?!
— Двадцать пять и десять, — сказал Сергей, глядя на розовощекого. — Всего тридцать пять рублей. Прошу уплатить этот штраф, господин капитан, в счет контрабанды. Она, правда, не задержана, но матрос сознался, что вынес с борта и продал на территории СССР товары.
— Но, господин инспектор, он пропил свой заработок за месяц вперед. Значит, я должен платить мои деньги за его удовольствия? Нелогично. Забирайте его, пусть работает в вашем концлагере! Он гулял — ему и расплачиваться!
— У нас нет концлагерей, — возразил Ястребов, радуясь своей выдержке.
— Ну, эти «пятнадцать суток»...
— Таможенники охраняют экономические границы своей страны. Воспитывать иностранных моряков — не наша обязанность. И... — Сергей последний раз улыбнулся, — так можно растерять всю команду, господин капитан!
— Я все равно выгоню его в Бремене,— буркнул розовощекий, стараясь взять себя в руки.
Гауптман отступил к двери.
«Вон!» — покосился на него капитан. Старший штурман вскочил и бросился следом за матросом. Дверь захлопнулась.
Капитан принялся отсчитывать деньги...
...Утром пошел дождь. После дежурства Сергей отправился домой в трамвае. Поглядывая сквозь заплаканное окно трамвая на сонную Ригу, на мокрых голубей на карнизах озябших домов, он хмурился, вспоминая. «Подозрительность!»
И опять видел, как Глаузинь холодно смотрел на него. А ведь обычно он даже голоса не повышает. После «Редера» уже перед рассветом они оформляли отход шведского теплохода. Сергей старался быть внимательным... Ему показалось, что боцман — у этого рыжебородого было лицо прожженного плута — что-то тайком пронес в свою каюту и спрятал там... Сергей, оставив Глаузиня, быстро юркнул следом.
Он проверил у боцмана декларацию. Ничего запрещенного боцман с собой не ввозил. Но Сергей после Гауптмана не верил никому. Человек, ничего не вывозивший за рубеж, не будет стремглав бежать в свою каюту, заметив в коридоре таможенника.
«Значит, дело нечисто», — так показалось Сергею.
И Сергей стал настойчиво спрашивать боцмана, что он вывозит из Советского Союза, не объявив об этом в декларации.
— Золото? Валюту? Часы? Спиртные напитки?
Боцман прикладывал руки к груди и мотал головой: ничего, мол...
Глаузинь, войдя в каюту и узнав в чем дело, извинился перед иностранцем. А Сергею, когда они сошли на берег, сказал только: «Подозрительность к хорошему не приводит!»
И больше к нему не обращался. Зато инспектору Васе Краснову — третьему в их смене — долго рассказывал всякие неприятные случаи, связанные с излишней подозрительностью. Рассказывал, как всегда, спокойно, даже невозмутимо, но по тому, как часто путал русские и латышские слова, было понятно — старик волнуется.
— В прошлом году в наш порт приходило больше двух тысяч иностранных кораблей, и если подозревать, что на каждом есть один только контрабандист... это будет неправильно и плохо! Нельзя считать, что каждый гость подозрительный...
«Подозрителен», — хотел поправить Сергей, но сказал другое, вспомнив разговор в Москве, в Главном таможенном управлении:
— Мировая статистика доказывает, что только десять процентов контрабанды оседает в таможнях!
— Поэтому и надо быть внимательным, — отпарировал Глаузинь.
Вытирая в коридоре ноги о коврик, Сергей услышал, как в ванной фыркает под краном Гешка, и хотел быстро пройти в свою комнату. Но Гешка, наверное, услышал, высунул из ванной мокрое лицо, просиял:
— Здрасьте, дядь Сереж! Что я придумал! Вы меня в воскресенье возьмете на пограничный катер, а?
— Посмотрим, — сказал Сергей. И добавил: — Зайди, когда умоешься.
— А я уже! — Гешка схватил полотенце, скомкал его, стал тереть лицо.
— Вот что, — сказал Сергей. — Марка твоя с Колумбом краденая.
— Как? — Гешка чуть не выронил полотенце. Даже хохолок у него на затылке поник.
Сергей рассказывал:
— Понимаешь? Человек десять лет собирал редкие марки, читал их, как вот ты и Рита, а один матрос с теплохода украл и продал их. Понял? Так что твой Куралюн просто спекулянт, им в конце концов займется милиция. А тебе от таких типов подальше быть надо. Разве это филателисты! Вот, говорят, выставка открыта Рыбника. Вот кто настоящий коллекционер. Не чета Куралюну. Он спекулировать марками не будет...
— А этот теплоход придет еще в Ригу? — глядя в пол, спросил Гешка.
— Наверно, придет... Линейное судно. Обслуживает линию.
Гешка вдруг сорвался с места, хлопнул дверью своей комнаты и через минуту вернулся.
— Возьмите, — протянул он Сергею «Колумба», — когда придет теплоход — отдайте ее хозяину. Не нужна она мне!
— Ты вот что, Гешка, — голос Сергея почему-то охрип. — Ты, брат, не расстраивайся. У меня, честно сказать, тоже неприятности. — Он вспомнил боцмана со шведского судна и выговор Глаузиня. — Надо уметь их переживать. Понял?
На выставке
Выставка известного в Риге филателиста Михаила Рыбника разместилась в конференц-зале редакции одной из городских газет. На стендах пестрели сотни марок: ромбами, квадратами, треугольниками — все разных цветов. Зрелище получилось праздничное, и на этом пестром фоне фигура самого Рыбника — седеющего человека в потертом костюме и очках в дешевой оправе — выглядела весьма скромно. Он стоял с указкой около одного из стендов и, морщась от света юпитеров, что-то объяснял группе пионеров. Рядом возился кинооператор.
Рыбник напомнил Сергею сельского учителя. «Это не пижон, не «оптовый покупатель», — подумал он, вспомнив Куралюна, и с симпатией поглядывал на Рыбника.
Рита указала на стенд у входа.
— Вот первая послереволюционная марка. Я вам о ней рассказывала. А здесь собраны марки союзных республик — тоже от самых первых. Видите? Это Армения...
Они неспеша переходили от одного стенда к другому. Рита, сдержанная, несколько даже скованная вначале, увлекаясь, подробно рассказывала о многих марках, и Сергей — в первые минуты просто прилежный слушатель — постепенно почувствовал, что ему открывается в этой беседе, на выставке, нечто неожиданно интересное, новое.