Страница 8 из 18
В Грондэнарке редко приживались иностранные слова. Похожие на лай или мелодичные, словно птичье пение, они презирались, как и всё, что несли с собой чужаки. Но слово «варвары», выкрикнутое ардонэйзийским полководцем во время одной из войн, пришлось северянам по душе. От пропитанного негодованием возгласа веяло свирепостью и бесстрашием, неприхотливостью в быту и съеденными сердцами врагов. Назови кого-нибудь варваром на восточном континенте — оскорбится, в ледяном королевстве — сочтёт за похвалу.
Олаф Железное Брюхо слыл не просто варваром, а настоящим берсеркером. В пылу битвы он мог легко вгрызться противнику в горло или откусить ухо. Что примечательно, здоровяк всегда глотал выдранные части и продолжал сражаться. Всех, кого не настигала массивная челюсть, карал огромный молот. Но сегодня оружие покоилось у скамьи, и перебравший мясного пива воин определённо скучал. Пока хмельной рассудок вдруг не родил идею: почему бы не закусить носом Кайлор Несразимой? Будет забавно посмотреть, сохранит ли воительница самообладание или станет верещать, как лишённый шкуры песец.
Смачная отрыжка придала решимости — Олаф выбрался из-за стола, однако тут же почувствовал тяжесть в животе: уж больно просилось наружу выпитое пиво, — и варвар подумал, что неплохо бы тому стать льдом на бревенчатой стене, дабы ничто не мешало развлечению. Медвежьей походкой дойдя до выхода, он распахнул дверь и замер на полушаге. Прямо перед ним стояло странное белое животное. Будто однажды увиденное чучело ящерицы ожило, обросло шерстью и вымахало до двух метров. Вдобавок научилось ходить на задних ногах, отчего передние когтистые лапы укоротились, обратившись в живые серпы. Закончив нюхать жёлтый снег возле порога, существо подняло вытянутую морду — чёрные, как ночь, глаза поравнялись с лицом Олафа, а из-под приподнятых губ показались похожие на костяную пилу зубы. Заметив меж двойными клыками клок оленьей шерсти, варвар недобро процедил:
— Это ты зря…
В следующую секунду он сомкнул челюсть на ощеренной морде, но уже через мгновение сам рухнул замертво с откушенным лицом.
Заснеженный лес утомлял взор однообразием, напоминая бродячий театр, годами колесивший по стране с одним-единственным представлением, пока последний горожанин не начнёт воротить нос от давно выученных фраз — когда деревья вдруг поползли вверх Джон даже удивился. Остановившись у подножия холма, Эрминия развернулась и похлопала рукой по висевшей на поясе мошне, плоской, как живот нищего: её обитатели перекочевали к убитым горем крестьянам ещё в Виверхэле.
— Ух-Нод за пригорком. Самое время всем вывернуть карманы. Торгуюсь я неплохо, но, раз придётся покупать припасы, меха и оружие, пара золотых в загашнике не повредит.
— Оружие? — переспросил следопыт. — Думаешь, не выдержит мороза? — он внимательно взглянул на хмурую северянку.
— Твоим мечом можно снести башку, ухитриться пронзить броню, хоть она тут и толстенная. Но он не из грондэнаркской стали. Встретится с местным клинком — разлетится на куски. Впрочем, и нагрудник на тебе лишь до первого удара молота.
— Понятно… — тоскливо сказал Джон, нащупывая боковой карман штанов: до смерти в нём точно водился звон, да и сейчас пустым он не казался.
— Ты так уверена, что нам не избежать сражений? — видя, как все скучковались, Лайла чуть расширила огненную проекцию, превратив её в кольцо.
— Здесь иначе не бывает… если, конечно, выжить хочешь.
— Печально, — заключила вампирша. — Как и то, что платье не имеет карманов. У меня ничего нет, — она коснулась груди и погладила пальцами ключ-медальон, каким мог похвастаться каждый из друзей. — Был бы рядом банк…
— Ну, полсотни золотых у нас наберётся, — Рэксволд глядел на следопыта, державшего на ладони пригоршню монет. — Там штук десять. Ещё мои. Я ж с Савальхата больше не тратился, — он перевёл взор на северянку. — Меня больше беспокоит другое: вдруг в поселении окопался какой-нибудь клан? Тебя тут восемь лет не было, Эрми, а ты хочешь сунуться туда одна…
— Кланы отмечают свои деревни знамёнами. Если они есть, я замечу их ещё с холма. Тогда придётся кумекать дальше.
Джон поднял глаза к потемневшему небу, что проступало клочками за сосновой сенью:
— Шибко не разкумекаешься. Дело-то к ночи.
— Осенью здесь сумерки длинные: ни конца, ни края — будто рогатину глотаешь, — воительница развязала мошну. — Времени на раздумья как шерсти в берлоге, — распахнув кошелёк пошире, она повернулась к следопыту.
— А чего тут думать? — Рэксволд зыркнул на пленника, который, избавившись от прищура, стоял с раздражающе невозмутимым лицом. — Вон… голодранца к ним пустим. Даже уговаривать не придётся. Куда он намылится на морозе, как не в деревушку? Пока будет отвлекать внимание, захватим поселение. Не подыхать же в сугробах. Лайла, покуда нам ещё твоей магии хватит?
— Продержусь как-нибудь… Только, боюсь, нас опередили…
— В смысле? — ассасин выставился на вампиршу.
Та перебирала носом дуновения ветра:
— Улавливаю запахи крови… Человеческой крови… Множество оттенков…
— Ну-ка… Присмотрите за ушастым…
Сделав несколько быстрых шагов, Рэксволд поднырнул под огненный обруч и с ловкостью снежного барса устремился вверх по лесистому склону — стужа, изумлённая такой дерзостью, нагнала ассасина лишь через полминуты, на вершине, где с неистовостью ледяной королевы впилась в лицо незримыми ногтями. Однако воин не обращал на это внимания: слишком уж интересный вид открывался с холма.
Девять деревянных домиков. Покрытый багровыми пятнами снег. Лежащие повсюду тела. И тишина, тяжёлая, словно надгробная плита.
— Похоже, нам подмигнула удача… — задумчиво пробормотал Рэксволд. — Или смерть…