Страница 16 из 77
— Ты буквально умолял поцеловать тебя несколько недель назад, — напоминаю я ему о нашем моменте в библиотеке.
Тень улыбки мелькает на его лице, как будто это воспоминание скорее приятное, чем нет.
— Я помню.
— И что? — я начинаю терять терпение. Раздражаться. Почему между нами ничего не может быть просто?
— Ты уверена?
— В том, что делаю? — я быстро начинаю сожалеть обо всей этой идее. Он прав, это на меня не похоже. Может быть, этот брак не продлится долго, и это не будет иметь значения.
— Вспомни.
Я выпрямляюсь, как будто в меня только что впрыснули свинец, когда до меня доходит скрытый смысл.
— Ты не можешь быть серьезным.
Крю наклоняет голову влево, демонстрируя резкую линию подбородка. Она напрягается, когда выражение его лица становится дерзким.
— Попроси меня, и я поцелую тебя, Скарлетт.
— Ты... — я ищу подходящее оскорбление и терплю неудачу. — Не могу в это поверить.
— Я предупреждал тебя, детка.
— Ты просто злишься, что я задела твою гордость.
Крю не отвечает, но мышца его челюсти дёргается.
— Не надо попрошайничать. Я не настолько отчаялся. Увидимся возле алтаря, детка, — в этом прозвище нет никакой нежности, только насмешка.
Он не двигается. Наступает долгое, тяжелое молчание. Отягощенное сомнениями, оценками и сожалениями.
— Попроси меня.
— Попросить о чем?
— Попроси меня поцеловать тебя, Скарлетт. Разве не ради этого ты меня позвала.
Честно говоря, я выбилась из сил. Это превратилось битву воль. Каждый из нас чувствует, от чего мы готовы отказаться. В чем мы не согласимся уступить.
— Я ничего не прошу. Я всегда беру то, что хочу.
— Я тоже.
Мы смотрим друг на друга. Я хочу поцеловать его. Сильно. Я никогда не хотела ничего также сильно, как прикоснуться своими губами к его. Он хочет поцеловать меня. Так же сильно, если судить по его напряженной позе.
Гордость удерживает меня на месте. Он тоже не двигается.
— Мне нужно закончить собираться, — я говорю это мягко. Без напряжения. Я не отступаю. Не даю ему оправдания.
Крю раздраженно вздыхает, как будто имеет место какое-то серьезное неудобство. Я ожидаю, что он повернется и уйдет. Вместо этого он приближается ко мне с уверенностью короля-победителя, сокращая разделяющие нас несколько метров парой длинных шагов. Он берет мое лицо в ладони, его пальцы касаются моих щек. Затем наклоняет мою голову назад и заставляет мой взгляд встретиться с его.
— Скажи это, — требует он.
Я вопросительно смотрю на него, испытывая искушение поддаться его прикосновениям. Я теряю землю под ногами и виню в этом его близость. Трудно думать, дышать, когда он прикасается ко мне.
— Скажи, чтобы я поцеловал тебя, Скарлетт, — он проводит большим пальцем по моей нижней губе.
У меня по коже бегут мурашки. По моему позвоночнику пробегают капельки пота.
Он идет на компромисс. Уступку. Это вызывает головокружительный прилив сил. Я не сдалась, это сделал он. С кем-нибудь другим я бы восприняла это как слабость. Но это не заставляет меня меньше думать о Крю — это заставляет меня хотеть его больше.
— Поцелуй меня.
Слово «меня» все еще витает в воздухе между нами, когда он подчиняется. Его губы накрываю мои в требовательном, настойчивом и повелительном поцелуе. Он нежно сжимает мое лицо руками. Влажный жар его языка вторгается в мой рот, вызывая стон.
Крю Кенсингтон на вкус как виски с мятой. Грех и обольщение. Удовольствие и власть. И именно поэтому я сказала ему «нет» в библиотеке — поскольку знала, что мы превратимся в пламя. Я знала, что если позволю ему поцеловать себя, он сожжет меня. Поглотит.
Я могу уважать его.
Могу исследовать свое влечение к нему.
Но не могу заботиться о нем.
Успех не строится на благих намерениях и уважении к другим.
Его губы покидают мои. Слишком рано. Я хочу целовать его до тех пор, пока у меня не кончится кислород. Я хочу насладиться тем, как он заставляет меня забыть, что это фальшь.
Когда я открываю глаза, он смотрит прямо на меня. Я понятия не имею, что сказать, как понять, кем мы были до и кем стали после этого поцелуя.
Я прочищаю горло.
— Тебе следует уйти.
Если его и беспокоят мои слова, он этого не показывает. Крю кивает один раз, быстро и по-деловому. Он убирает руки с моего лица, и я сразу же начинаю скучать по их теплу. Их собственническим прикосновениям.
— Увидимся там.
Я смотрю, как он поворачивается и уходит, борясь сама с собой. Он уступил мне. Я могу сделать то же самое. Брак — это компромисс, верно?
— Кр, — он останавливается, когда я говорю, но не оборачивается. Мои глаза скользят по его широким плечам, туго натягивающим смокинг. В отличие от меня, он уже надел свой свадебный наряд. Я рада, что он не оборачивается. Так легче выплюнуть: — Спасибо.
Он так и не оглядывается. Через несколько секунд дверь за ним закрывается, оставляя меня одну. Окруженная обувными коробками, банками с лаком для волос и средствами, нанесенными на мое лицо, я жду появления парикмахера, чтобы переодеться в платье и пойти к алтарю.
6. Крю
Я услышал ее прежде, чем увидел. Едва уловимые звуки предупреждают меня о приближении Скарлетт. По мраморному полу скользят атлас, шелк и все остальное, из чего сделано свадебное платье. Шепот толпы. Нарастание музыки до того, как она достигнет крещендо, которое должно означать ее прибытие к алтарю.
Согласно плану, я не должен поворачиваться, пока Скарлетт не дойдет до меня. Я с радостью подчиняюсь. Поскольку понятия не имею, как на нее смотреть. Спокойствие — моя настройка по умолчанию. Не так должен выглядеть жених, наблюдающий, как его невеста идет к алтарю. По плану мы продаем историю любви всем, кто сегодня присутствует. Акции компаний наших семей взлетели до небес с тех пор, как несколько недель назад было объявлено о нашей помолвке. Мы со Скарлетт — будущее компании. Чем правдивее мы вживемся в роли, тем лучше.
Сделки расторгаются.
Деловые партнеры расстаются.
Браки строятся из более прочного материала, по крайней мере, в нашем мире. Развод встречается редко, лишь в том случае, когда измены не предписаны, и каждая сторона в конечном итоге не становится от этого беднее.
Наступает время мне повернуться. Я смотрю налево. Сам того не осознавая, начал задерживать дыхание.
Я не выдыхаю, даже когда мои легкие начинают гореть.
Я не двигаюсь, хотя должен сделать шаг к ней.
Я просто смотрю.
Когда я впервые увидел Скарлетт Эллсворт, мне было пятнадцать. Как и ей. Мы оба были детьми, играющими во взрослых. На мне был сшитый на заказ костюм, который я перерос за пару недель. На Скарлетт — платье до пола, туфли на каблуках и макияж. Я был пьян — от скотча отца Томаса Арчибальда. Вламываться в кабинеты и тайком проносить дорогую выпивку было обычным занятием на вечеринках в Верхнем Ист-Сайде.
Тогда она показалась мне красивой.
Я думал, что она выглядела сногсшибательно каждый раз, когда видел ее в течение десяти лет, прошедших с тех пор. Скарлетт обладает прямой, неподвластной времени осанкой, которая создает впечатление настоящей королевской особы.
Но сегодня? Она потрясающе, душераздирающе красива. Не прикасаемая ценность. Ледяная королева. Снежный ангел. Богиня луны. Она идет ко мне под руку со своим отцом, окруженная водопадом белой органзы, ее темные волосы уложены в сложную прическу, а губы накрашены фирменным красным оттенком.
Хэнсон Эллсворт не провожает ее всю дорогу до меня. Он останавливается у последней скамьи, и Скарлетт делает последние шаги ко мне одна. Когда она подходит, я наблюдаю за ней. Не двигаюсь. Не принято, чтобы жених и невеста делали паузу перед тем, как подойти к священнику, и шорох зрителей подчеркивает это.
— Привет.
— Привет, — я прочищаю горло. — Готова?
— Готова, — на ее лице нет и намека на нерешительность.
Я полагаюсь на ее уверенность, как на костыль.