Страница 17 из 77
— Ты выглядишь... — я выбираю прилагательные, но все они не описывают ее красоты. Лучшее, что я могу придумать, — это «сногсшибательно», но это не говорит всего, что я пытаюсь сказать.
Скарлетт отводит взгляд после того, как я делаю ей комплимент, у алтаря, где мы собираемся пожениться.
— Спасибо.
Мы начинаем подниматься бок о бок по короткому ряду ступенек, ведущих к ожидающему священнику. Священник начинает речь о святости брака. Я не обращаю пристального внимания ни на одно из последующих слов. Я в основном сосредоточен на том, чтобы не смотреть на Скарлетт. Мы стоим на виду, у всех и я больше не беспокоюсь о том, чтобы показаться слишком равнодушным к ее присутствию. Меня беспокоит прямо противоположное — показать слишком много эмоций.
Когда приходит время для клятв, у меня нет другого выбора, кроме как смотреть на нее. Скарлетт отдает свой букет, и мы застываем, уставившись друг на друга, пока благословляют кольца.
Я начинаю речь. Когда мы встретились с отцом Каллаханом, он спросил, будем ли мы сами писать свои клятвы. Мы со Скарлетт в спешке переговорили друг с другом, чтобы дать ему понять, что будем придерживаться традиционных. Я не беспокоился о том, чтобы произнести их. Но внезапно эти слова — те, которые миллионы людей произносили миллионы раз до этого на миллионах свадеб, — звучат слишком интимно, когда я смотрю на нее.
— Я, Крю Энтони Кенсингтон, беру тебя, Скарлетт Корделию Эллсворт, в жены, клянусь быть с тобой в радости и в горе, болезни и здравии, в богатстве и бедности, любить тебя пока смерть не разлучит нас, — я надеваю обручальное кольцо с бриллиантом на ее безымянный палец. — Я дарю это кольцо в знак моей любви.
Священник выжидающе смотрит на Скарлетт. Она не нуждается ни в каких подсказках. Ее голос ясен и непоколебим, эхом отражаясь от стеклянных окон, мраморного пола и темного дерева.
— Я, Скарлетт Корделия Эллсворт, беру тебя, Крю Энтони Кенсингтона, в мужья, клянусь быть с тобой в радости и в горе, болезни и здравии, в богатстве и бедности, любить тебя пока смерть нас не разлучит, — она надевает золотое обручальное кольцо на мой безымянный палец. Оно не тяжелое, но игнорировать его невозможно. Напоминание о ней, которое я всегда буду видеть — хочу я того или нет. — Я дарю это кольцо в знак моей любви.
Если бы я не наблюдал за ней так пристально, я бы пропустил вспышку трепета, пробегающую по ее идеально накрашенному лицу. Скарлетт знает, что будет дальше, так же, как и я. Интересно, она более или менее опасается этого поцелуя после ее предыдущей просьбы?
— Вы можете поцеловать невесту.
Я наблюдаю, как Скарлетт подавляет желание закатить глаза. Ей явно не нравится, что священник «позволил» мне поцеловать ее. Но я достаточно близко, чтобы увидеть, как у нее перехватывает дыхание и расширяются глаза. Она хочет поцеловать меня, но просто не хочет в этом признаваться.
Я медленно делаю шаг вперед. Намеренно.
Действия, над которыми я обычно дважды не задумываюсь, теперь наполнены сомнением. Маленькое пространство между нами сузилось до нуля, пока жесткая ткань моего смокинга не прижалась к белому материалу ее платья. Мы находимся так близко, как никогда раньше, за исключением того краткого момента ранее.
Тогда я был зол, на нее за то, что она спросила. На себя за то, что сдался. Женщины преследуют меня, а не наоборот. И, по иронии судьбы, единственная женщина, которой следует уделять внимание, — единственная женщина, которая не обращает на меня внимание. Я восхищаюсь ею за то, что она отнеслась ко мне с безразличием, которого я не ожидал, и за то, что она не увлеклась помпезностью и обстоятельствами того, что в конце концов является не более чем деловым соглашением. Однако это ставит меня в странную ситуацию, когда приходится добиваться от нее того, чего я хочу.
Мои ожидания от этого брака никогда не включали в себя жену, которая не хочет иметь со мной ничего общего. Это было бы удобно, если бы не тот факт, что я нахожу Скарлетт очаровательной и интригующей. Я хочу ее внимания.
Я понятия не имею, когда снова поцелую ее после этого, поэтому намерен наслаждаться каждой секундой. Большая часть сегодняшнего дня — приглашения на золотой бумаге, более тысячи гостей и цветы, украшающие каждую скамью, — казалась ненужными. Скарлетт — единственное, что мне нужно.
Тонкое кружево ее вуали щекочет мои ладони, когда я поднимаю руки. Я баюкаю ее лицо, как будто это мыльный пузырь, который может лопнуть. Как будто это самое ценное, что у меня есть. Ее пульс учащенно бьется чуть ниже линии подбородка. В ее глазах пляшет огонь, а тело вообще не двигается. Я колеблюсь еще несколько секунд, позволяя предвкушению дойти до критической точки.
Возможно, она захочет попытается забыть этот день. Этот момент.
Но не сможет.
Наши губы соприкасаются. Я чувствую вкус ее удивления, за которым следует облегчение оттого, что пытка закончилась. Но я еще не закончил. Я опускаю руки вниз и кладу их на ее талию, дразня языком ее губы. Проглатываю легкий вздох, который выходит из нее. Затем она начинает целовать меня в ответ, и я забываю обо всем, чего пытался добиться.
Наш поцелуй — это фейерверк, огонь и страсть. Горючий. Взрывоопасный. Электрический. Нечто большее, чем холодное соединение активов. Это борьба за то, чтобы вспомнить, где мы находимся. Почему нет возможности наклонить ее над ближайшей доступной поверхностью.
Лед можно откалывать. Но огонь? Только дураки шутят с огнем. Огонь уничтожает все на своем пути.
Есть доля секунды, сразу после того, как я отстраняюсь и заканчиваю поцелуй, когда это кажется реальным. Когда я смотрю на нее, а она смотрит на меня, и это самое главное, что имеет значение. Это осталось между нами... А потом исчезло.
— Я впервые представляю вам мистера и миссис Кенсингтон!
Я склоняю голову. Скарлетт едва заметно кивает мне. И мы поворачиваемся лицом к толпе, которая аплодирует, кричит и встает.
Мы женаты. Женщина, стоящая рядом со мной — моя жена. У меня было почти десять лет, чтобы привыкнуть к этой мысли. Очевидно, это было недостаточно долго, потому что слова звучат странно в моей голове. Может быть, брак — это одна из тех вещей, к которым нельзя быть готовым.
Может быть, дело в том, что я забочусь о ней, и в значении клятв, которыми мы только что обменялись.
Я беру ее безвольно свисающую руку, и мы начинаем спускаться. Мимо моего отца, Кэндис и Оливера. Мимо родителей Скарлетт. Мимо политиков, знаменитостей и бизнес-магнатов. Людей, которые думают, что они стали свидетелями сказки, и людей, которые знают, что монополия только что была обеспечена.
Проход длинный. Я сохраняю улыбку на лице в течение нескольких минут, которые требуются, чтобы пройти от апсиды собора до его притвора. Как только мы проходим мимо последней скамьи, я позволяю фальшивому выражению лица исчезнуть. Две женщины тут же уводят Скарлетт, и мне остается кивать организатору свадеб, пока она говорит.
Вероятно, это точное представление о том, как будет выглядеть остальная часть нашей совместной жизни.
Прием оказался хуже, чем я себе представлял. Обычно я избирательно отношусь к тому, с кем общаюсь. Сегодня вечером у меня нет выбора. Каждый человек здесь хочет поговорить со мной. Поздравить и заслужить благосклонность.
Скарлетт тоже окружена. В первый раз у меня появилась возможность поговорить с ней через несколько часов после того, как мы покинули алтарь, во время нашего первого танца. Она смотрит на меня, хотя на самом деле смотрит сквозь. Я знаю, что это целенаправленно. Ранее я уловил проблеск уязвимости. Теперь она укрепляет свои стены. Задраивает эмоциональные люки.
Мне должно быть все равно.
Это не должно вызывать у меня желания давить.
— Может быть, нам стоило попрактиковаться и в этом, — говорю я, когда она двигается напряженно и неохотно в моих руках. На секунду я ловлю проблеск улыбки. — Думаю, мы должны установить некоторые основные правила.