Дверь

– Как пожелаешь, – обиженно фыркнула она и вылетела из гостиной.

– Видишь, ты никто здесь, – как самая настоящая злодейка захохотала Елена.

– Заткнись Елена, клянусь богом еще одно слово, и я заткну тебя сам! – процедил отец, грозно надвигаясь на бывшую жену.

Я вышел из-за стены, привлекая их внимание.

– Какого хрена ты творишь? – заорал я, и подлетев к отцу, ткнул его в плечо.

Грант отшатнулся и сжал челюсти. Он злился.

– Блейк, – ринулась ко мне Елена с широкой улыбкой на лице. Я взглянул в ее глаза и меня затошнило.

– Не приближайся ко мне и к Стэфани! – пригрозил я. – Убирайся из этого дома!

Ее глаза округлились и засветились недоумением.

От такой искренней растерянности к моему горлу поступил новый приступ тошноты. Невинная овечка, или лучше сказать, овца. Неужели она действительно не понимает, почему ей здесь не рады?

Я прошел через гостиную в кухню. Туда убежала Стэфани. Но там ее не оказалось.

– Блейк, – крикнула Майя, догоняя меня.

Дверь в патио была открыта, прохладный вечерний воздух колыхал занавески на окнах. Послышался рев двигателя автомобиля.

– Стэф! Стэф, постой! – заорал я.

Я выбежал на задний двор, затем за ворота. Я смотрел, как удаляется ее машина, и понятия не имел, что теперь делать.

– Я думал, что когда Стэфани вернется, мы обязательно обо всем поговорим, отец попросит у нее прощения, и она больше никогда не увидит Елену в этом доме. Но тогда я еще не знал, что видел ее в последний раз.

Я уставился в стену напротив кровати, и на секунды еще глубже погряз в своих мыслях. Вспоминать это снова – слишком тяжело.

– О боже, Блейк. Мне так жаль, – прошептала Джоанна.

Ее глаза заблестели, по розовым щекам катились слезы. Я сполз по спинке кровати ниже, наклонил голову и уперся лбом чуть выше ее груди, руками прижимая ее к себе, хватаясь за тело Джоанны, как за спасательный круг. Я тяжело дышал, и с каждым вдохом на меня накатывали эти трагичные воспоминания.

Я старался запечатать это так далеко, насколько возможно. Я старался не вспоминать о смерти Стэф. Это было слишком больно. Мне нравилось жить в собственных иллюзиях, где Стэфани до сих пор жива, просто она никак не может найти время, чтобы прислать мне сообщение с пляжа Мексики или Пуэрто-Рико.

– Я не знаю, куда она направлялась, полагаю в клуб для лазанья, она всегда шла туда, когда ей было плохо, – услышал я чей-то срывающийся голос. Полагаю, мой. – Дорога в тот вечер была скользкой. Влажность и туман. Какой-то идиот выскочил на красный и на полной скорости врезался в ее машину. Она умерла мгновенно.

Джоанна гладила меня по волосам, не переставая прижимать мою голову к себе.

– Блейк…

Я чувствовал, что на мою макушку падают ее слезы. Но раз я решил рассказать ей это, то следует рассказать до конца.

– Я ведь тогда прыгнул в свою тачку, Майя прыгнула следом, я не хотел, чтобы она ехала со мной, но мне было не до того, чтобы думать, как от нее избавиться. Я ехал по той дороге, которая вела к центру, где работала Стэф.

Я замолчал, не представляя, как выдавить из себя следующие слова. Только через минуту я собрался, чтобы дорассказать это Джоанне.

– Первое что я увидел – несколько столпившихся зевак. Затем заметил покореженную машину, а дальше… Груду металла, того цвета, которого была машина Стэфани…

Джоанна громко всхлипнула, а я понял, что полностью раздавлен. И ведь тогда на дороге я впал в ступор настолько, что Майе пришлось трясти меня. Только отец смог хоть как-то достучаться до меня.

Машина была смята, я видел торчащую бесцветную руку. И кровь повсюду.

Идиот.

Я ведь тогда надеялся, что подоспевшие пожарные смогут ее вытащить оттуда, а медики обязательно приведут в чувства. Оказалось, что она умерла от многочисленных переломов, критическим стал перелом шеи. Но эти подробности не стоит озвучивать.

По моей щеке скатилась слеза, и я не понимал моя она или упавшая с лица Джоанны.

– Я и не знала, что тебе пришлось пройти через это, – всхлипнула она.

– Елена приносит только боль в мою жизнь, самое лучшее, что она сделала для меня – ушла, оставив меня с отцом, – сказал я, утыкаясь носом в грудь Джоанны.

– Я понимаю, почему ты не хочешь видеть ее, у тебя есть полное право ненавидеть ее и злиться.

– Я злюсь не только на нее, но и на отца, за то, как он разговаривал со Стэф. Он думал, все думали, что она сильная, эта девушка покоряла горы, она была непробиваема, но это было не так. Мама Стэфани умерла при родах, а когда Стэф было семнадцать, умер ее отец. После этого ей пришлось переехать из Швейцарии в США, к бабке, которая ее ненавидела, – продолжал рассказывать я.

Джоанна еще какое-то время не могла успокоиться. Я тоже был неспокоен. Я старался не вспоминать о том, что случилось со Стэфани. Это было слишком тяжело для меня.

К рассвету мы оба уснули.