Страница 7 из 12
Я излечила ту шерстлявую, её лицо очистилось, а кожа сделалась мягче, чем у младенца, взамен она отдала свой дар к изменению внешности. Эту склянку я хранила до сих пор, она и сейчас лежала на бархатной подушке в моём шкафу. Нетронутая, опечатанная.
И всё же кто-то пролил чернила на записи, вымарав именно этот случай.
Я промокнула лист, но записи с печатью дознавателя были уничтожены.
Ладно, оставалось надеяться, что на этом мои беды и кончатся. В глубине души я знала, что это не так.
Приведя мастерскую в порядок, опечатав окна и двери, я велела приготовить ванну и подать завтрак. Когда нервничаешь, еда так и запрыгивает в рот. Почему никто из моих клиенток не пожертвовал за красоту умение есть и не прибавлять в теле?
– Какой сегодня день? – спросила я у Марты после того, как закончила трапезу.
– Субботний, госпожа.
– Хорошо, что не воскресный. А то местный отче не простит мне, если я пропущу мессу, – пошутила я, радуясь про себя, что сегодня инквизиция будет занята чтением молитв и постами. Хотя бы с этой стороны беды можно не опасаться.
Не успела додумать, как входная дверь содрогнулась под ударами крепкой руки. Три раза по три через краткую паузу— знак Святого ордена. «Накаркала», – так говорили в гильдии Добронравных магических сущностей.
Зря только вина за завтраком не выпила.
Все беды от того, что ты хочешь казаться лучше, чем есть.
***
– Именем Бога, откройте!
– Уже открыли, святейший визитатор, – я спускалась медленно, не желая падать ниц перед тем, кто пришёл далеко не с миром. Когда дело плёвое, вызывают в департамент с выдолбленной над входом каменной розой. «Имя Богу – роза, имя Сатане – дьяволица» – написано в Святом писании одним из обиженных на женщину мужчин. – Вашей спутнице понадобилась одна из моих склянок? Не стоило утруждать себя, я бы с радостью и со всей поспешностью, на которую способна, привезла бы её в отделение лично.
Я болтала без умолку и улыбалась, а в голову лезли всякие обрывочные мысли: «Хорошо, что я одеться и причесаться успела, нехорошо выйдет, если меня потащат в застенки босую и взлохмаченную». «Хоть бы это был не инквизитор, а новенький дознаватель!» «Зря только постилась по субботам, надо было есть от пуза!»
– Я пока каноник, госпожа Гестия Виндикта. Криан Аларис, таково моё имя. Где мы можем поговорить?
Вежливый, но холодный. Никогда не видела у мужчин безо всяких морщин на лбу, едва ли инквизитору больше тридцати, такой ангельской внешности, сочетающейся с демоническим огнём в глазах. Серых и непроницаемых, как туман вокруг границ империи.
И девица в плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном, где я её видела? Почему прячется в его тени?
Инквизиторы не таскают за собой женщин без видимой причины.
– Госпожа Виндикта, если вы будете и дальше стоять молча, я вызову стражников, и беседа продолжится в Главном департаменте. Вам ли не знать, что это означает?
– Что я оттуда живой не выберусь.
– Вас признают виновной в тяжком преступлении. Я предлагаю вам пока поговорить с глазу на глаз, как со свидетелем.
За дверьми, ведущими в комнаты для слуг, послышались мужские стенания вперемешку с руганью и женские молитвы. И то и другое от инквизиции не спасает.
И свидетелей эта братия тоже не жалует, мигом переводит их в грешников, нуждающихся в Очищении.
– Прошу вас в мой кабинет. На второй этаж, сами посмотрите, виновна ли я в чём бы то ни было.
Можно было пригласить в гостиную, обставленную вполне в духе современных дам высшего света, но служителя Святого ордена этим не обмануть. Пусть увидит, что мне скрывать нечего. Повезёт, так и подумает: раз сразу зовёт в средоточие греха, значит, не боится.
– Ваша спутница может снять плащ, у меня тепло.
Пусть снимет, а я сразу пойму, кто она. Пойму и то зачем эти двое явились по мою душу, о таком лучше знать до того, как обвинения полетят в лицо.
– Лето выдалось холодным, но я дров и тепловых огней не жалею.
Зачем я это говорю?!
– У вас жарко, это верно, – инквизитор расстегнул сюртук. Оделся, будто осень уже наступила. – Как в адовом пекле.
– Вам виднее, каноник. Я о таком месте и знать ничего не хочу.
Надеюсь, холод в моём голосе остудит священный пыл гостя. Его спутница не шелохнулась.
Ну и пусть, я склонила голову и повернулась к ним спиной, чтобы показать дорогу. Жарко? Да здесь нестерпимо холодно, я вся дрожу!
Через десять ступеней остановилась, почувствовав, что сейчас упаду. Инквизитор, конечно, сочтёт это за признак вины. У них, что ни делает женщина, всё тот самый признак.
Преодолев последнюю ступень, обнаружила, что пальцы не желают разжиматься, я не могу отрывать от перил, будто они могут меня защитить. Глупости – никто не сможет! Не боялась, когда замерзала около своего бывшего дома, а теперь вот боюсь. Инквизиции я нужна, никто в Арекорде не обладает даром, подобным моему!
– Вот сюда, налево, третья дверь!
– Зачем вам такой большой дом?
Инквизитор не без интереса рассматривал картины, развешанные по стенам. Я не любила простого подражания сановитым домам, не волокла к себе всё то, чем торговали модные лавки на Кремовом бульваре, но искусство любила. Если оно не говорит со зрителем на религиозные темы.
– Тщеславие, каноник. Я каждую неделю исповедуюсь в этом грехе местному отче в окружной церкви.
Старалась выглядеть спокойной, но не могла заставить себя посмотреть в его сторону. Спутница инквизитора держалась поодаль, сжалась вся, словно боялась не меньше моего, но ведьмой не была, я бы почувствовала.
– Видимо, не слишком усердно, госпожа Виндикта, вы и сейчас не раскаялись.
– Уповаю на Бога и его милосердие, каноник. И на ваше. Не будьте столь строги к людям, мы не имеем вашей твёрдости духа.
– Некоторые и Бога в душе не имеют. Не будем задерживаться.
С инквизитором о чём ни начни разговаривать, всё сведётся к одному: вы грешники, я же чист душой. Сказала бы я, что это не меньшее тщеславие, чем желание слабой одинокой женщины окружить себя красивыми вещами. Более того, попахивает гордыней – одним из смертных грехов, но говорить такое вслух – святотатство, а думать – почти ересь.
Вот и мой визитёр – хоть и закован в форму на все пуговицы, но тщательно следит за собой. Весь такой правильный, а ароматом шипра за пятнадцать зольденов за флакон не пренебрегает.
– Не запираете кабинет? – поднял красиво изогнутые брови каноник, войдя вслед за мной. Ему пришлось пригнуть голову, я специально приказала сделать дверной проём такой высоты, чтобы с прямой спиной могла проходить только я, а остальные кланялись. Тщеславие. Маленькая шпилька в адрес тех, кто считает подобных мне грязью под ногами.
– Присаживайтесь, прошу прощения, что у меня только табуреты, хотите, каноник, займите моё кресло.
– Денег не хватило? Всё на обстановку гостиной и коридора ушло?
Инквизитор сделал знак спутнице войти и сам принялся осматриваться. Вёл он себя не так, как другие, это и настораживало: не спешил сказать о цели визита, изучал окружающую обстановку с подлинным интересом, как декоратор, не как тот, кто жаждет побыстрее найти сосуд греха и убраться восвояси, поставив галочку в отчёте.
И держал руки в карманах. Что там у него – артефакт-взрыватель? А что? Кинуть в ведьму, и дело с концом? Нет обвиняемой, нет проблем!
Зря я понадеялась. Зря.
– Сними капюшон, – приказал инквизитор, когда пауза, во время которой он молча пялился на мой пустой стол, затянулась. Не повернул головы к спутнице, знал, что подчинится. Их приказы дважды не повторяют.
– Джеральдина Оливерс, вы признаёте в этой ведьме ту, к кому ходили четыре дня назад?
Внешностью девица была самой обычной для юга империи. И всё же я её узнала.
– Признаю, каноник, – говорила еле слышно, опустила голову, чтобы не сойтись со мной взглядами.
– Я тоже признаю. Эта девица приходила за услугами госпожи, но я её отослала.