Страница 26 из 45
– А кроме меня? – Эл сразу же задал главный вопрос, мучивший его, едва дверь закрылась, и осторожный хозяин запер снова надёжные засовы. – Больше… никто не… утёк?
– Нет, брат, – угрюмо качнул плешивой головой старик. – Всех выкосили, подчистую… Одного тебя и не досчитались. Мы решили, что ты в ров сиганул и утоп. Следы же от бойни там, на стене, были, у башни… Столько крови. Ясно было, что рубились до последнего, пока могли…
***
– Знаешь, а ведь и на том он, сука, не успокоился… – подвыпивший Зинат, похоже, мог говорить бесконечно, Эл слушал молча, не перебивал, хоть каждое слово приятеля было как ножом по сердцу. – Дюжину твоих пацанят он велел повесить на площади перед Крепостью стражей. Мёртвых уже, понимаешь? На кой оно ему надо было? Хотел, видать, в окно кажное утро любоваться, как они там болтаются. «Для устрашения всякого, кто переступит закон!». На хрен нас было устрашать? Итак, все обосрались тогда. Мы, конечно, хорохорились, между собой решали, как Лахти этому проклятому отомстить! Да только на словах…
Притихла тогда вольница, попряталась. А кто мог и вовсе на время из города свалил. Уж больно страшна была расправа с вами. А где-то месяц спустя он пропал… Тварина эта!
– Что значит «пропал»? – ледяные серые глаза впились в старого мошенника.
– Сгинул, Ворон! Без вести сгинул. И никто до сей поры не знает, где он. Я сначала порадовался, думал, кто-то из наших пришил Лахти. Ну, поквитались, стало быть! Тем более свои-то его так рьяно взялись искать, облавы по всему городу учиняли. А потом молва дошла: не знает никто из наших, куда эта сволочь делась. Если кто его и пришил, то тайно. А ведь про такое кто бы утерпел промолчать? Главу стражей порядка укокошить и не похвастать!
А ещё, болтали некоторые, хоть это и не точно, что вместе с ним и всё золотишко, у тебя отжатое, тоже пропало. Вот потому, может статься, и помалкивает тот, кто Лахти пришил. Делиться не желает.
– Похоже на правду, – растерянно кивнул Ворон. – Но ведь такое всё равно всплывёт, не сейчас, так немного погодя…
– Год минул – не всплыло! – возразил Зинат. – Знаешь, некоторые шибко умные думали, что это ты его сам прибрал…
– Я? – тряхнул головой Эл. – Вы же меня уже похоронили и поминки отгулять не забыли.
– Байка ходила, что это твой призрак из-за Грани вернулся, дабы с гадёнышем посчитаться. А некоторые верили, что ты выжил и отомстил. И тех, и других, понятно, на смех подняли. А оно вон как вышло! Ты и вправду живой, шельмец! Ну, лис вифрийский, удивил ты меня, удивил!
– Да-а-а-а… – протянул Эливерт. – Туманная какая-то история. Выходит, кто-то с Лахти за меня всё-таки рассчитался… Да и хрен с ним!
Ворон порядочно отхлебнул из кубка и спросил с фальшивой насмешкой:
– Ты мне лучше, друг Зинат, расскажи, как зазноба моя поживает?
Старик выпучил на него глаза и крякнул:
– Ба! Да ты ведь верно и не знаешь! Такие дела, брат, просто шабаш!
Зинат потянулся к бутыли с вином, разлил неспешно остатки, собираясь с духом.
– Как сказать-то тебе, Ворон… Одним словом, это же она тебя сдала. Купчиха твоя… – старый барыга отвёл глаза, будто ему совестно было даже говорить об этом.
– Вот как? – Эл невозмутимо изогнул бровь, ждал продолжения.
– Когда уже вас… Тут и всплыло всё это. Она у Лахти в тайных полюбовницах давненько была. Ну… Видать, и сболтнула ему лишнего, что ты, дескать, тоже к ней ходить повадился. А уж тот случая не упустил. Как бы он ещё тебя изловить сумел? Не зря же говорили у нас: «Вифрийского Ворона не достать – высоко летает!».
– Отлетался! Разом крылья обрезали… – скривился Эливерт.
– Да, досталось тебе. Ишь как рожу разукрасили… Чуть глаз не лишился, да? Эх, брат Ворон! Не знаю, как вольница такое прохлопала. Как не углядела, с кем эта дрянь шашни водит. Потом-то быстро выяснили, да поздно уже… Вот так! А ты сам нешто не догадывался?
– Ну… За прошедший год, ясно-понятно, мыслишки всякие были. Только… Как ты сказал: поздно уже… – напустил туману Ворон.
Признаться, что про Аллонду он узнал в ту самую проклятую ночь, отчего-то было невыносимо трудно.
– Хоть задумайся, задогадывайся – парней не вернёшь!
– Ведь удавить мы её хотели, сучку эту, когда прознали! – откровенно доложил Зинат. – Да сразу поостереглись. Опасно было. Лахти побоялись. А пока раздумывали, что сделать с ней, Светлые Небеса за нас всё решили.
Барыга интригующе умолк и добавил, хитро подмигнув:
– Расплатилась зазноба твоя продажная, за всё расплатилась, брат! Погодь, такое расскажу – не поверишь!
***
На следующую ночь после страшной резни в Эсендаре пришла в Великий Город гроза…
Гроза страшная, такой небывалой силы, что не помнили подобного ненастья даже почтенные старцы. Эсендар ещё гудел после минувших событий. Жители шёпотом пересказывали жуткие подробности кровавой облавы на воровскую вольницу. Да и следы побоища между стражами порядка и разбойниками ещё пугающе темнели на камнях древнего города.
И вот – разразилось ненастье. Будто сам Дух-Создатель повелел уничтожить всё, что напоминало об учинённых людьми зверствах. Ливень хлынул стеной, точно Великая Мать оплакивала своих убитых детей. Потоки воды неслись по улицам полноводными реками. Ураганный ветер завывал, словно волчья стая.
Люди в страхе закрывали ставнями окна, в тревоге ждали, что крыши не выдержат, и небесные воды хлынут в их дома. Перепуганные оглушительным громом, вспышками молний и свирепостью бури дети просились на руки к матерям или прятались под одеяла. Их родители истово молились и просили Светлые Небеса уберечь семьи от гнева Духа-Создателя. А умудрённые годами старики приговаривали: «Дождь должен омыть осквернённый лик земли!».
В ту жуткую ночь в дом Аллонды ударила молния. Пожар начался мгновенно, и сама купчиха лишь чудом успела выскочить наружу, благодаря чему и осталась жива. Огонь, раздуваемый яростным ветром, взвился до самых небес. Страшное зрелище! И даже льющий без конца ливень не спас от жадного пламени её особняк. Всё сгорело в одночасье. Дом, лавка, пристройки с запасами товаров, вся домашняя утварь, все дорогие вещи, украшения, торговые грамоты, деньги, спрятанные в тайниках по всему дому.
Аллонда осталась в одной сорочке. Даже обуться не успела. Она не верила никому, и всё своё добро держала под рукой. И лишилась за одну ночь абсолютно всего.
Зарево пожара видно было над всем Эсендаром. И со всех окрестных улиц, несмотря на бушующий ураган и ливень, сбегался народ. Соседи Аллонды боялись, что погорит весь город. Зинат был в их числе, хоть жил он от лавки купчихи довольно далеко. Но когда услыхал о том, что творится, не усидел и отправился к пожарищу.
Поразительно, но страхи эсендарцев оказались напрасными – уничтоживший всё хозяйство Аллонды пожар быстро пошёл на спад, не тронув ни одно строение на той же улице. Вскоре стихла буря, лишь дождь продолжал неспешно заливать догоравшие головёшки.
Глядя на всё это невообразимое зрелище, в голову старому барыге лишь одна мысль пришла: «Вот и покарали Светлые Небеса дрянь продажную!».
Растрёпанная, мокрая, грязная, полуголая купчиха ползала на коленях в мутной луже и выла тоскливо, в отчаянии взирая на то, что осталось от всего её богатства.
Всё она потеряла. За одну ночь. И удар судьбы оказался для горделивой купчихи слишком тяжёлым.
– Такая она в этот миг жалкая была да несчастная, что даже у меня сердце дрогнуло, – признался Зинат. – Ты прости, брат, говорю, как есть! В тот страшный час я и позабыл, как хотелось нам всем её заставить рыдать и корчиться. Знал, что получила эта девка то, что заслужила. И всё-таки глядеть на неё спокойно тогда невозможно было. Так она выла и стенала! Знаешь, иная мать этак по мёртвому ребёнку убиваться не станет…
– Она бы точно не стала, – хмыкнул Ворон, припомнив зелье, обнаруженное у неё на кухне.
Поглядев на безутешную погорелицу, одна из соседок подошла ближе и набросила широкий платок ей на плечи. Но Аллонда не поблагодарила добрую женщину, а лишь заголосила сильнее, проклиная Небеса за их жестокость.