В поисках солнца

— Проводите в кабинет!.. — отрывисто велел Михар, выходя.

Уже в дверях он обернулся и посмотрел на Магрэнь недовольно и сурово. Она демонстративно возвела глаза к потолку и села в кресло, сложив руки на коленях самым примерным жестом: мол, так и быть, я вас подожду.

Скривив губы и пробормотав что-то ругательное, Михар вышел.

4. От чего прятался Дерек?

Расставшись с Магрэнь, Дерек двинулся к югу по ручью — она специально высадила его здесь, чтобы ему было проще держать направление и чтобы он не сбился с пути в буреломах. Ручей, так или иначе, вёл к морю, а значит, и южную приморскую дорогу он не минует.

Все мысли, чувства, переживания Дерека, до последнего нерва, до последнего импульса, были заняты Эсной. Взгляд Магрэнь так напомнил ему сегодня её, что он с головой рухнул туда — в свой последний день в Ньоне.

Он обычно запрещал себе думать об Эсне; если мысли его и обращались к ней, он заставлял себя выкинуть их из головы и переключиться на что-то иное. Было слишком больно осознавать, что он потерял её, что он никогда больше её не увидит. Легче было притвориться, что её никогда и не существовало.

Но теперь у него это не получалось. Казалось, даже ветер в ветвях высвистывал: «Эс-на, Эс-на», даже солнечные лучи, скользящие по его лицу, были лёгкими касаниями её пальцев, даже воздух пах ею.

Прижмуриваясь от солнца, он растворялся в этом ощущении её близости, он позволял себе наслаждаться иллюзией её присутствия, он всем сердцем растворялся в любви к ней.

Снова и снова он перебирал в голове каждую встречу с ней, вспоминал её интонации, улыбки, взгляды, прикосновения, золото её волос, серебро её смеха. Эти воспоминания были самыми ценными его сокровищами, и он прикасался к ним мыслями осторожно и благоговейно, как к святыне.

Эсна была в его жизни явлением совершенно особенным, примерно тем же, чем он сам стал для Магрэнь. Эсна была первой, кто увидел его-настоящего и полюбил его-настоящего — и весь нынешний живой Дерек и вырос из того, ею увиденного, понятого и принятого.

Он, должно быть, подсознательно воспринимал связь с Магрэнь как измену Эсне; он ни разу не позволил себе осознать и обдумать эту мысль, но теперь, простившись с Магрэнь, он словно освободил внутри своей души то место, которое она занимала в ней, — и теперь туда светом ринулось чувство к Эсне, подавляемое, запертое, почти забытое, но ни капли не ослабевшее за все эти годы.

Он упивался этим светлым чувством, напитывался им изнутри, растворялся в нём всем своим сердцем.

Ему было легко и сладко; но постепенно этот восторг вырвавшегося наружу чувства покидал его, и его место занимала тревога.

Дерек пытался отогнать от себя эту тревогу и сосредоточиться на тёплых воспоминаниях о том, как они с Эсной сидели вместе в библиотеке ньонской Цитадели и исследовали исторические хроники; но мысли его так и стремились перескочить вперёд, к последней их встрече.

Он не хотел вспоминать тот вечер, слишком мучительно это было; но прощание с Магрэнь слишком сильно напомнило ему тот далёкий, последний их с Эсной разговор, и он невольно снова и снова припоминал — её полные тревоги глаза, её тёплые нежные губы на его губах, её тихое «Я люблю тебя»…

Её «Я люблю тебя», которое она сказала точь-в-точь с таким выражением, которое он только что видел на лице Магрэнь, и про которое он только что сказал, что она не любит его, а просто ищет тепла.

Дерек встал и потряс головой.

«Глупости, что за глупости лезут мне в голову!» — недовольно подумал он, ускоряя шаг.

Однако сердце его сжалось от горечи мучительно и болезненно. Он уже знал, что понял всё правильно, — но не желал признавать этого прямо.

Эсна не любила его — точно так же, как Магрэнь, она изнывала без тепла и потянулась к первому же человеку, который ей это тепло дал.

Он снова встал как вкопанный, тупо разглядывая ствол массивного дерева. Взгляд его упёрся в трещину на коре, разглядывая в малейших делателях пушок мха, влажную глубину расщепа, бороздки древесных извилин.

«Ей просто не хватало тепла», — глухо и глупо билась в его голове эта мысль.

Ей просто не хватало тепла — и это всё объясняло.

Сердце Дерека забилось так гулко, словно вмиг сделалось пустым и полым, и эта пустота эхом разносила звон по всей грудной клетке.

Он медленно побрёл вперёд, впрочем, совсем не замечая, куда ступает, словно путеводная звезда, всегда освещающая его путь, в этот миг погасла — навсегда.

Он верил в любовь Эсны, как верил в Бога. Он верил, что любовь эта оберегает его, что он чувствует её прикосновение, несмотря на разделяющие их расстояние и годы. Эсна никогда не была для него прошлым — она всегда оставалась здесь и сейчас.

…но ей — просто не хватало тепла.

Откуда ей было его взять там, в Ньоне? Не у грозового же адмирала Кьерина, её отца! И тем паче не у грозного ньонского повелителя, её мужа!

Грэхард и тепло — это вообще в голове не укладывается! Грэхард был сталью, камнем, тьмою и льдом — никак не теплом! Дерек знал это лучше любых других, потому что именно он согревал этот лёд своим весельем, развеивал эту тьму своим светлым взглядом, размягчал этот камень своими шутками и прятал эту сталь в ножны своих уговоров.

Дерек и был грэхардовским теплом, которое по причудливой прихоти судьбы имело своё тело и звалось отдельным человеком. И Грэхард, привычно оперируя Дереком как частью собственной души, направил это тепло на жену.

Это Грэхард велел Дереку заботиться об Эсне, устраивать её досуг, вести её расследование, развлекать её и следить за тем, чтобы она всем была довольна, чтобы ей всего хватало. Грэхард не умел заботиться сам, да и государственные дела не давали ему столько времени, сколько было бы необходимо. И Грэхард вместо себя послал Дерека: заботиться и оберегать ту, кто была ему дороже всего на этой земле.

А что сделал Дерек?

Пнув ногой подвернувшийся корень, он выругался.

Он не только сам влюбился в Эсну — он позволил и ей привязаться к нему. Ему так нравилось ловить на себе её восхищённый взгляд, что он из кожи вон лез, чтобы вызывать её восхищение снова и снова. Она так расцветала, так сияла от каждого его комплимента, от каждого его жеста заботы, что ему только и хотелось, что заваливать её и комплиментами, и заботой — чтобы она сияла ярче и ярче.

Он не думал о Грэхарде и его чувствах; он совсем не думал. Он жадно и неудержимо отдавал Эсне всё тепло, какое у него было, — потому что Грэхарду никогда не нужно было столько, и оно копилось в нём годами, никому не нужное, даже самому Дереку не нужное, пока не пришла в его жизнь Эсна.

Он отдал ей всё своё тепло и всего себя, не думая о том, что она — жена его друга. Что он обольщает её, уводит у Грэхарда, отнимает её у него — а он ведь чуть не отнял её и на самом деле, предложив бежать вместе!

Дерек замер и привалился к ближайшему дереву, чувствуя дрожь в ногах.

Он никогда не возвращался мыслями к тому роковому вечеру перед своим побегом, поэтому из сознания его как-то совершенно выветрилось это обстоятельство. Он… просто забыл, что…

Он предложил Эсне бежать с ним вместе.

Эсне, которая была в первую очередь женой его друга.

Любимой и драгоценной женой — ведь кто как не Дерек знал, как долго и безуспешно Грэхард пытался выкинуть её из головы, но не преуспел в этом. Как тяжело было ему, суровому и сильному повелителю, решиться и пойти на поводу своих чувств, задвинуть подальше соображения о гордости и чести, поставить себя в уязвимое положение…

«Он доверил её мне, — горько подумал Дерек, — а я и сам влюбился, и её чуть не соблазнил».

Особенно остро и мучительно его кололо понимание того факта, что Грэхард ни на миг не усомнился в нём, когда поручал ему заботу об Эсне. Грэхарду, этому бешеному ревнивцу и собственнику, не закралась даже тень подозрения в адрес Дерека — потому что он доверял ему всецело и не допускал мысли о том, что он может предать.