В поисках солнца

— К тебе забросим, и я тогда завтра займусь! — резюмировал Дерек.

На другой день они с утра взялись за работу. Илмарту сразу были вручены записки пирата — оттуда было легко почерпнуть информацию о водных подходах к острову, о небольших островках рядом с ним, о мысах и рифах. Всё было описано весьма толково, и Илмарт сразу на чистовую наносил полученные сведения на карту — соответствующим цветом, обозначающим, что контуры реконструированы по чужим записям. Составляя сводные карты такого характера, Илмарт разграничивал цветами источники информации — ведь далеко не всегда они были надёжны.

Дерек, меж тем, закопался в проэйтский фолиант, выписывая оттуда все сведения о горной гряде и её окрестностях.

— Как думаешь, — неожиданно спросил Илмарт, — зачем им всем Кес потребовался?

Оторвавшись от своего тома, Дерек откинулся на спинку стула, вытянул ноги и всерьёз задумался, машинально постукивая пером по столешнице. Через минуту он с сомнением выдал:

— Может, у них есть какие-то договорённости с Грэхардом?

Илмарт мысленно прикинул эту версию. Договорённости, конечно, могли быть: хоть об устройстве личных складов, хоть о покупке земель. Карта-то им зачем? Да ещё подробная!

— Может, они его застраивать и заселять собираются? — развил свою идею Дерек, тоже придя к выводу, что ради пары складов или даже ради покупки земель такие карты не заказывают.

— А у Ньона что, своих людей нет? — разумно удивился Илмарт.

Как анжельские купцы могли иметь отношение к предполагаемому развитию уже ньонского острова — было неясно. Точнее, как раз очень ясно и прозрачно — торговые дела никто не отменял. Но для торговых дел карта острова тоже не нужна.

— Материалы для строительства внутрь везти? — выдвинул предположение Дерек и тут же сам поморщился глупости своей идеи; впрочем, не успев поморщиться, он тут же мучительно покраснел.

В качестве дешёвой рабочей силы в Ньоне сейчас в основном использовались обращённые в рабство марианцы, и Дереку подумалось, что они слишком близко подошли к теме, которая может задеть Илмарта — пусть он и дистанцировался обычно от своей родины и своего народа.

— Там же, должно быть, всё разрушено… — задумался, меж тем, Илмарт, вспомнив то, как выглядел Мариан после ньонских завоеваний.

— Да нет, — поспешно возразил Дерек, — Кес не сопротивлялся толком, так, граф в замке засел только.

Разговор заглох. Илмарт погрузился в воспоминания весьма неприятные, а Дереку было бесконечно неловко, что его предположения эти воспоминания оживили.

— А знаешь, — спустя пять минут неожиданно заговорил Илмарт, выходя из внутреннего созерцания, — я ведь даже не знаю, уцелел ли наш замок.

Род А-Ранси жил в типичном марианском замке — по факту представляющем собой двухэтажное поместье. Илмарт хранил о нём светлые детские воспоминания — изрядно, впрочем, испорченные тем фактом, что все обитатели этого замка постепенно умерли, кто в местной гражданской резне, а кто — отражая ньонское нашествие.

— А где он находился? — заинтересовался Дерек, который не знал о прошлом Илмарта практически ничего.

— Под Френкалью, — отмахнулся тот.

— В какую сторону от? — задумчиво разглядывая потолок, уточнил Дерек.

— На северо-запад, — прищурился Илмарт, пытаясь понять, что за странное поведение — сколько он знал друга, тот не имел привычки к допросам такого рода.

Поразмышляв несколько секунд, Дерек вынес решение:

— Я бы поставил на то, что цел, — и пояснил свою мысль, — после поражения под Френкалью марианцы бежали, и больше крупных битв не было, как и необходимости что-то рушить. Туда Расмуса назначили, а он мужик хозяйственный… — тут он осёкся.

Устроив локти на столешнице, Илмарт тяжело опёрся подбородком на кулак и устремил на Дерека мрачный пристальный взгляд.

— Я просто читал хроники Второго Марианского похода! — открестился Дерек, слегка краснея и возвращаясь к своему талмуду.

«И как я только умудрялся принимать его за разведчика?» — с досадой думал в этот момент Илмарт.

Дерек относился к числу людей, которые умудрялись бесхитростно выбалтывать собственные секреты, даже не замечая этого, — немыслимое качество для разведчика. Вот и сейчас. «Просто читал» — и он же считает это и впрямь прекрасной отговоркой!

И даже не думает о том, что хроники Второго Марианского похода существуют в единственном экземпляре, хранятся наверняка в ньонской столице, и человек со стороны получить к ним доступ точно никак не может.

«Поговорить начистоту?» — лениво размышлял Илмарт.

О чём, впрочем, поговорить-то? Сказать: «Я знаю, что ты даркиец»? Так ведь смутится и огорчится, будет потом шарахаться невесть сколько. Доказывай потом, что не хочешь его на костре сжечь — он-то небось от всех марианцев именно этого и ждёт. Сказать: «Я знаю, зачем тебе татуировки на руках»? Ещё лучше! Это уж точно не та тема, куда стоит соваться без приглашения — даже если человек тебе друг. Сказать: «Я знаю, что ты работал с повелителем Ньона»? Звучит как обвинение, да, по сути, им и является. Не то чтобы этот самый повелитель Ньона стал Илмарту хоть на йоту симпатичнее от того, что когда-то он был хозяином Дерека, — скорее как раз наоборот.

«А зачем мне с ним об этом говорить?» — переформулировал вопрос Илмарт. В голове тут же стали роиться толковые соображения: Дерек, скорее всего, переживает, что Илмарт никогда бы не стал дружить с даркийцем. И, наверно, возненавидел бы того, кто работал на Грэхарда — зная вечно сердобольного Дерека, он, видимо, к своему господину был, к тому же, крепко привязан, поэтому работал от души. И уж тем паче не простил бы того, кто участвовал в походах на Мариан — неважно, что Дерек, как небезосновательно предполагал Илмарт, не воевал сам. Наверняка же был при штабе, с этим своим Грэхардом.

«Итак, — подвёл итог этим мыслям Илмарт, — если не поговорить, то он так и будет считать, что я не принял бы его, если бы знал правду».

Такое положение дел показалось ему совершенно недопустимым.

Он, в самом деле, в жизни не завёл бы дружбы с даркийцем; уж конечно любого сподвижника Грэхарда одарил бы лишь ненавистью и презрением; и с чувством выполненного долга перерезал бы глотку каждому, кто участвовал в походах против Мариана.

Проблема была в том, что Дерек уже стал для него близким человеком; и, раз уж так сложилось, то становились уже неважны ни его религиозные, ни его политические взгляды. Илмарт в своей жизни насмотрелся на то, как самые близкие люди режут друг друга из-за различий во взглядах такого толка; поэтому ему была глубоко омерзительна сама мысль, что Дерек может думать — и наверняка думает — что Илмарт возненавидел бы его, если б знал.

Но как начать разговор столь деликатного свойства… было неясно.

Не придумав ничего лучше, Илмарт зашёл с неожиданной откровенности:

— А я дезертировал из-под Френкали, — спокойно и ровно признался он.

Дерек аж вздрогнул — и от того, что уже с головой ушёл в чтение, и от того, что признание это оказалось весьма шокирующим. Надёжный и основательный Илмарт не выглядел как человек, способный на дезертирство.

— Мне больше некого было защищать в этой паршивой стране, — объяснил свою мотивацию Илмарт, впрочем, голосом слишком мертвенным, чтобы можно было поверить, что ему этот вопрос действительно уже безразличен.

Дерек, который прекрасно умел улавливать интонации такого рода, тут же поспешил с ответным признанием: чтобы поскорее показать, что он ни в коем случае не осуждает.

— Знаешь, — чуть срывающимся голосом выдавил он, — я тоже в какой-то степени дезертир.

Он и в самом деле смотрел теперь на свой побег именно так. В конце концов, он был на государственной службе — и отговариваться тем, что он находился в рабстве, было лицемерно, потому что никто не принуждал его взваливать на себя ответственность такого рода, и это был его личный выбор и его решение. Он хотел быть полезным Грэхарду — и он стал.