Страница 121 из 169
– Я польщен, что меня считают заметной фигурой… – разговор шел на английском языке, – надеюсь, вы понимаете, что мой визит в страну носит частный характер. Служба Внешней Документации понятия не имеет, что я сейчас сижу… – Мишель махнул рукой в сторону стальных жалюзи, – на углу переулка имени создателя языка эсперанто… – Харель закрыл уши ладонями:
– Я этого не слышал. Вообще вы не должны были знать, куда вас привезли… – Мишель хмыкнул:
– Я разбираю древнееврейскую письменность, то есть знаю буквы. Фалафель я не закажу, – он подмигнул Харелю, – но название улицы прочесть могу… – Коротышка что-то недовольно пробормотал. Авраам успокаивающе сказал:
– Иссер, половина страны знает, что вы здесь обосновались. Вторая половина тоже знала, но забыла за ненадобностью… – по комнате пронесся легкий смешок. На улицу Людвига Заменгофа они приехали на служебной машине Хареля, десятилетней давности форде, с отчаянно скрипящими тормозами:
– Старика я потом поставлю в известность, – пообещал глава Моссада, – сначала надо договориться о дальнейших действиях… – ночью, в пансионе, услышав сведения Мишеля, Авраам хотел позвонить в Лондон, Марте:
– Я удивляюсь, что ты сразу приехал в страну, а не пересек пролив, – заметил он, – Марта и Волк ведут картотеку беглых нацистов… – Мишель закурил бессчетную сигарету:
– Волк едва выжил в России, ему нельзя отправляться в Южную Америку, – объяснил он, – тем более, у них с Мартой, как и у Эмиля… – Мишель отчего-то поморщился, – дети на руках. К тому же, кроме Марты, никто из них не знает испанского языка, а мы с тобой знаем. Да и Марта… – он не закончил, но Авраам понял, куда клонит кузен. Харель сказал то же самое. Глава Моссада сплел на столе маленькие, почти женские руки, с изящными пальцами:
– Авраам говорил, – вспомнил Мишель, – в Иерусалиме соседи Хареля считают его безобидным бухгалтером, каким в Бруклине считали покойного Меира… – Коротышка покрутил пальцами:
– Жаль, что полковник Горовиц погиб, – неожиданно сказал он, – Меир бы пригодился в операции. Я звонил Старику… – во время совещания Харель несколько раз отлучался из комнаты, – он считает наше, то есть ваше… – он коротко кивнул в сторону Мишеля, – решение не привлекать Каракаль к акции, более чем уместным… – Мишель сначала не понял, о ком идет речь:
– Песчаная рысь, – шепнул профессор Судаков, – здесь так называют Марту… – бросив вертеть пальцами, Коротышка захрустел костяшками:
– По нашим сведениям, после гибели мистера Холланда в СССР, именно она заняла его место, то есть стала заместителем начальника Набережной… – тонким голосом сказал Коротышка, – налицо явный случай двойной лояльности. Если она узнает о нашей инициативе, она прилетит в Южную Америку до того, как высохнут чернила на подписи Старика под приказом об акции. Мы не хотим, чтобы Эйхман и фон Рабе ускользнули от международного трибунала, пользуясь какой-нибудь юридической хитростью. Если Каракаль доберется до них первой, она не отдаст мерзавцев Израилю, а судить обоих надо здесь… – Харель стукнул кулаком по столу, – только здесь их ждет смертная казнь…
Мишель, со сведениями о фон Рабе, появился как нельзя кстати:
– Эйхмана мы вытаптываем давно, – признался Коротышка, – и даже собирались послать миссию в Аргентину. Однако теперь мы можем убить двух птиц одним камнем… – Мишель отозвался:
– Я ничего не могу доказать с бумагами в руках. У меня есть только обрывки сведений, сплетни… – музей Оранжери и художественный музей Буэнос-Айреса вели переговоры о будущих выставках:
– Мы отправим туда наших импрессионистов, они пришлют в Париж своих… – заметил Мишель, – в общем, никто не удивится моему визиту. Правительственные соглашения еще не подписаны, моя поездка должна быть частной, что развязывает мне руки… – в разговоре с куратором будущей выставки Мишель упомянул о недавней экспозиции в Лувре, где демонстрировались вещи из сокровищницы французских королей. Аргентинец оживился:
– Вы не поверите, сеньор де Лу, недавно я имел честь видеть алмаз музейного качества. Настоящая реликвия, такое случается раз в жизни… – по словам куратора, камень, синий алмаз, ему показал старый знакомый из аргентинских немцев:
– Он ювелир, то есть он вышел на пенсию, – заметил куратор, – но по старой памяти принимает заказы от знакомых. Владелец перстня попросил почистить драгоценность… – на совещании, на улице Заменгофа, Мишель твердо сказал:
– Моему кузену, то есть Драматургу, я тоже звонить не собираюсь. Он слишком известный человек, он привлечет ненужное внимание. Однако я больше, чем уверен, что фон Рабе не продавал кольцо посторонним. Значит, след от этого ювелира ведет именно к нему… – миссии Моссада требовалось проследить и за Эйхманом, живущим в пригороде Буэнос-Айреса по чужим документам, и за фон Рабе:
– Если кольцо в Южной Америке, – победно сказал Харель, – то рядом и его владелец, то есть незаконный владелец… – он по-хозяйски коснулся плеча светловолосой девушки, расставлявшей на столе кофейник и картонные тарелки с ужином:
– Рути, потом соедини меня со Стариком, дело срочное… – девушка напомнила Мишелю Ладу:
– Оставь, – сказал он себе, – все было слабостью. Монах вдовец, у него дочки на руках. Понятно, что она искала тихой гавани и нашла ее… – он заставил себя думать о деле. О рисунке Ван Эйка Мишель не упомянул:
– Авраам знает об эскизе, а больше никому не надо, – он поймал понимающий взгляд профессора Судакова, – сначала мы должны добраться до Эйхмана и фон Рабе… – за хумусом и кофе речь шла именно об этом:
– Эйхман верующий католик, – заметил Коротышка, – у нас есть силы, отправленные в южное полушарие, но надо подобраться к нему поближе… – Мишель заметил, что девушка довольно тоскливо смотрит на конец стола, где сидели молодые оперативники Моссада. Склонив светловолосую голову, Иосиф Кардозо что-то чертил в блокноте:
– Здесь все понятно, – подумал Мишель, – женщины ему прохода не дают… – доктор Судаков налил себе кофе:
– Один раз я побывал католическим священником, могу опять надеть сутану… – отложив карандаш, Иосиф откинулся на спинку расшатанного стула:
– Сутану наденет тот, кому это положено по сану… – юноша лениво улыбнулся, – то есть отец Симон. То есть я.
Красный перечный соус зашипел на чугунной сковородке. Премьер-министр Израиля посчитал:
– Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять… – перейдя на английский язык, он добавил:
– Нас как раз пятеро. Стишок я помню с детства, я хорошо знаю русский… – он помешал соус:
– В Британии другая считалка, там ловят живую рыбу. Рыба у нас тоже ожидается… – на расшатанном столе кухоньки стояла кастрюля с холодной рыбой по-гречески:
– Жена вчера делала… – Старин прислушался, – она сейчас спит. У нас будет холостяцкий завтрак… – городская резиденция премьер-министра стояла на бульваре имени Еврейского Национального Фонда, неподалеку от пляжа. Харель привез их сюда до рассвета:
– Старик рано встает, – сообщил Авраам в машине, – он теперь увлекся йогой, делает зарядку. Но вообще он всегда был жаворонком… – Бен-Гурион ловко разбил яйца:
– Я тоже любитель шакшуки, – он накрыл сковороду крышкой, – но теперь и в Париже можно так позавтракать… – Мишель кивнул:
– Тунис обрел независимость четыре года назад, Марокко последовало за ним, а Алжир… – Бен-Гурион усмехнулся:
– Из Алжира вы скоро сбежите, теряя штаны по дороге. Тамошние партизаны воюют шесть лет и настроены очень серьезно… – он поднял ложку. Седые волосы торчали венцом вокруг лысой головы:
– Но… – Бен-Гурион покачал ложкой, – что это значит для Израиля… – он обвел кухню цепкими серыми глазами:
– Профессор, скажите нам… – Бен-Гурион улыбался, – что значит для нас независимость Алжира… – Авраам вздохнул:
– У нас полным ходом идет алия из Северной Африки. Надо куда-то селить людей, надо их лечить, обучать ивриту, определять детей в школы… – Бен-Гурион согласился: