Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 53

— Разве завод воспитал меня одного? — горячо оправдывался Иван. — Завод воспитал тысячи специалистов, он переполнен специалистами, а в других местах их нет. Их ждут. «Требуются, требуются», — кричат газеты, радио, объявления. А мы глухи и немы. Думаем о своем заводе, о своем плане. Спрашивается: какие же мы патриоты?

— Говорок ты, Буданов, — все еще сердясь, заметил Рублев, — а сказал неправду. Сколько наших воспитанников работает на других предприятиях, в научных учреждениях и даже в колхозах и совхозах! И еще как работают! Завод гордится ими, а ты говоришь — глухи и немы.

— Почему же тогда вы глухи ко мне? — резонно спросил Иван. — Ездить на работу, потом обратно домой — терять три часа! А где же время почитать, сходить в кино, в театр? Поделать что-нибудь по дому или просто отдохнуть?

— Это я понимаю… — вздохнул Рублев.

— Будто и не знаете, что я на свое место подготовил равноценного человека. Миша Самсонов работает не хуже меня. Вдвоем нам стало тесно.

— Ему далеко до тебя! Да и смотря какая работа. Еще заковыряется.

— Ручаюсь, что нет! А если что, свистните — приеду, подскажу.

Рублеву ничего не оставалось делать, как согласиться.

— Твоя воля, — сказал он. — Желаю успеха. Держи нашу марку, будь таким, каким тебя воспитали на заводе.

Об этом напутствии Иван помнил весь сегодняшний день…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— А все-таки он не пошел, — говорил Куницын про Буданова, едва поспевая за Ремизовым. Тот молча быстро шел, размахивая руками и глядя вперед. Лицо его было серьезно. — Видать, трезвенник, — продолжал Куницын. — А может, корчит из себя?..

Они приблизились к вырытой канаве. Ремизов прыгнул и оказался на другой ее стороне. Куницын тоже хотел прыгнуть, но раздумал — канава была широкая и глубокая. Увидев положенную поперек доску, прошел по ней.

— А может, брезгует? — крикнул он вдогонку Ремизову.

Андрей, не поворачивая головы, скосил глаза:

— Не пошел, ну и хрен с ним.

Возле них с визгом остановилась легковая машина. Открылась передняя дверца, и из нее показалась голова Петухова.

— Куда же вы?

— Я домой, а он в школу, — Куницын кивнул на Ремизова.

— А то поедем ко мне, «самоплясом» угощу, — широко улыбнулся Петухов. — Квартира у меня большая, посидим, потолкуем…

— Дело говорит! — прокричал Лисенков, сидевший на заднем сиденье.

— Поехали, поехали! — заторопил Петухов.

Он вылез из машины и втолкнул в нее Куницына и Ремизова. Андрей упирался, но все-таки сел.

Петухов ловко вертел баранкой, пока они наконец из переулков не выехали на главную магистраль.

— Что ж, не уговорили новенького? — с ехидцей спросил Лисенков.

— Видать, идейный! — хихикнул Петухов. — С нами не потащится.

— Ничего, приучим, — многозначительно произнес Лисенков.

Эта его многозначительность не понравилась Ремизову, но он промолчал. Ему было невесело: в школу не пошел, домой тоже. Жена будет пилить, это факт. Он представил себе худенькую, всегда занятую чем-нибудь Нину, и ему стало жаль ее.

Петухов ехал лихо, обгоняя машины. Куницын смотрел вперед, с лица его не сходила улыбка. Ему мало доводилось ездить в легковых машинах, и теперь его переполнял какой-то восторг.

Свернув в переулок, Петухов подкатил к собственному гаражу. Вышел из машины, зачем-то осмотрел одно колесо, потом другое, ударил ногой по сильно изношенной шине и жалобно проговорил:

— Скаты-то совсем лысые, сменить давно надо, да где их достанешь? — Он шумно вздохнул, потом достал ключи, открыл железную дверь гаража.

Гараж был просторным. В одном углу стоял слесарный верстак, в другом — компрессор, от него тянулся резиновый шланг с распылителем на конце. Здесь же стоял сварочный аппарат. Ремизов знал, что Петухов ремонтировал и красил частные машины, но не представлял, до какой степени у него все механизировано.

— У тебя целая мастерская, — не удержался он.

— Какая мастерская? Люблю, чтоб под рукой все было. Себе что починить, друзьям. Машину-то надо как-то оправдать… Ну пошли, пошли, — он оттеснил Ремизова от двери гаража.

Они поднялись в квартиру Петухова. Хозяин усадил всех за стол. Вошла жена, полная, грудастая, коротко подстриженная, что мало шло к ее круглому лицу.

— «Самоплясу»! — распорядился Петухов.

Она повернулась на толстых ногах и вышла. Через минуту вернулась и поставила на стол две бутылки с желтоватой жидкостью.

«Самопляс» был настоян на меду, пился легко.



— Ну как? — улыбнулся Петухов.

— Высший сорт! — воскликнул Лисенков, на лице которого от выпивки появились красные пятна.

— Куда твой коньяк! — проговорил Куницын, он явно захмелел. — Тот клопами пахнет, а это — амброзия!

Лисенков, запрокинув голову, захохотал.

— Коньяк с ханкой перепутал, три косточки за три звездочки посчитал, — съязвил Ремизов. — Смотри, жену не перепутай, попадешь к другой — глазунью состряпает.

Лисенков затрясся от хохота. Достав платок, он вытер выступившие от смеха слезы. Умильно посмотрел на Петухова.

— Душа у тебя, Сеня, широкая, все для товарищей делаешь.

— А то как же? — ответил тот, вновь наполняя стаканы.

— Да-а, дружба — это все, — сказал Лисенков, — ради нее надо на все идти.

— Мы так и делаем, — пьяно отозвался Куницын.

В отличие от своих приятелей Ремизов не был особенно пьян.

— А что такое дружба? — спросил он, в упор глядя на Лисенкова.

Тот стал загибать короткие толстые пальцы:

— Дружба деньги делает, от нищеты бережет, друзей выручает, врагов побеждает. Вот что такое дружба!

— Понятно… — мрачно сказал Ремизов и залпом выпил стакан.

Куницын закусил зубами папироску и, похлопывая по карманам, стал искать спички. Петухов поднес ему свою и, словно невзначай, спросил:

— А чья это у вашего дома стоит легковая машина?

— Кажись, инженера одного. — Прикурив, Куницын с сожалением оглядел опорожненные бутылки.

— Его что, дома нет? — не отставал Петухов.

— Намедни в командировку уехал.

Петухов сделал удивленное лицо:

— Скажи, в глухом переулке без надзора стоит машина! На ловких разуть ее — пять минут. — Он поглядел на Куницына. — А шины сейчас… Я бы, например, по рыночной цене сразу деньги на бочку выложил, вдобавок пьяным напоил. — Он провел ребром ладони по горлу. — Во как нужны скаты! Мои-то, сами видели, лысые. А дела-то — пять минут.

— За пять минут четыре колеса не снимешь, — не зная, что возразить, проговорил Куницын.

— Одному, может, и не разуть, а вдвоем: минута — и колесо у нас. Это я хорошо знаю. Сам снимал.

— Со своей или с чужой машины? — прищурившись, спросил Ремизов.

Петухов пожал плечами:

— Не все ли равно — с какой? Я говорю: дела-то — минута.

— А по-моему, разница существенная, — сказал Ремизов.

— Д-а-а, — мечтательно протянул Лисенков. — На новых скатах можно в любой город махнуть. Выбраться на лоно природы, с хорошими бабами устроить пикник. Или на рыбалку. А то за грибами всей компанией. Я люблю компанию.

— Я тоже люблю компанию, — Ремизов взял папиросу из пачки, помял пальцами. — Но не всякую.

— Зачем всякую? — засмеялся Лисенков. — Свою компанию. Я, да ты, да он, — кивнул он в сторону Куницына. — Разве плохая компания? Ребята свои…

Ремизов чиркнул спичкой, зажег папиросу и, затянувшись, тяжелым, сумрачным взглядом посмотрел исподлобья на Лисенкова:

— Я бы на вашем месте нас с Куницыным в компанию не принимал.

— Это почему же? — насторожился тот. — Вы же чудеснейшие ребята! — Он покачал головой: — Плохо о себе думаешь, Андрей.

— Я-то ладно, другие так думают, — накаляясь сказал Ремизов.

— Чудишь, — Лисенков деланно улыбнулся.

— Не знаю, кто чудит. — Ремизов вдруг достал из кармана деньги, которые занимал у Лисенкова, кинул их на стол и встал. — Спасибо за компанию, за все прочее. — Он положил Куницыну руку на плечо. — Поехали.