Страница 5 из 53
Пройдя участок станочников, они остановились в прилегающем к нему помещении, служившем подсобной кладовой. Тут было навалено много материала, латуни, железа, алюминия, валялись различные обрезки. Кочкарев снял со стены моток толстой проволоки величиной с автомобильное колесо, стал объяснять, как и что делать.
Буданов заглянул в эскиз: работа была проста и поэтому не представляла для него интереса. Но это было его первое задание, и ему хотелось сделать все быстро и хорошо.
На эскизе была изображена подставка под растущие подопытные растения. Она походила на небольшую проволочную башенку, схваченную по окружности несколькими металлическими кольцами. Ему предстояло изготовить сто таких подставок.
Думая одолеть их быстро, Иван поступил совершенно противоположно тому, как объяснил ему заведующий. Он не стал гнуть каждое кольцо по отдельности. На токарном станке навил несколько гигантских пружин, взял зубило и, усевшись на полу, стал разрубать пружины на отдельные витки. После каждого удара молотка витки отлетали и раскатывались по мастерской. Собрав их, Иван нанизал витки на проволоку и, взвалив на спину, отправился на сварку.
Он работал так увлеченно, что не замечал, как летело время, ничего не видел и не слышал. Раскрасневшееся лицо его блестело от пота, а руки действовали, как автомат: через каждые две минуты они сбрасывали на пол готовую подставку. Он ставил их одна к другой. У стены вырос ряд, потом второй. Вскоре подставками была заполнена вся сварочная. Тогда Иван начал ставить один ряд на другой. Неожиданно явившийся Ремизов, увидев целые пирамиды из прутьев, ахнул:
— Другому на неделю бы хватило! — Помолчав, добавил: — У нас ведь не сдельщина, так что особенно не горячись. Другим не понравится: выхваляешься, скажут.
Но что бы ни говорил Ремизов, он не мог испортить настроение Ивану. Всякий раз, добившись успеха, Буданов испытывал настоящее наслаждение. Теперь ему тоже было приятно показать Кочкареву свою работу.
Тот, возможно, и не зашел бы в сварочную, если б ему не повстречался Ремизов, который, позабыв об утреннем инциденте, схватившись за голову, воскликнул: «Что там натворил новенький!» В сварочной не все отвечало требованиям техники безопасности, поэтому первой мыслью Кочкарева было: несчастный случай! В несколько прыжков он оказался там. Увидев готовую продукцию, наваленную чуть ли не до потолка, оторопел.
— Каким это образом вам так быстро удалось? — Взгляд его упал на деревянное приспособление. — А это что такое? — строго спросил он.
— Это я соорудил специально для сварки, — ответил Иван.
— Для сварки… из дерева! Кто же так делает? — Кочкарев был доволен, что нашел уязвимое место.
— Виноват, — проговорил Иван. — Но другого выхода не было. Без приспособления я бы промучился до второго пришествия, а это я сколотил за десять минут. Столярка-то рядом, так что все располагало к этому.
— А пожар бы сделал?
— Ну, пожар… — Иван развел руками. — Тут все цементное и каменное, загореться-то нечему.
Кочкарев недовольно насупился:
— А баллоны с кислородом, ацетилен, карбид? Мог бы произойти взрыв!
— Тогда вообще здесь сваривать нельзя. — Иван улыбнулся: — А у вас сваривают!
— Ну сваривают… — вынужден был признать Кочкарев. — И все же слесарю не пристало делать приспособление из дерева.
— Что верно, то верно, — согласился Иван. — Но, знаете, я хотел сэкономить время.
— Ну ладно, — снисходительно сказал Кочкарев. — Но в следующий раз без моего разрешения не вольничать.
Круто повернувшись, он вышел.
День был на исходе. Иван вернулся в мастерскую. Рабочие, столпившись у крана, мыли руки.
— Ну как, — спросил кто-то, — рекорд, говорят, поставил?
— Работа дураков любит! — хохотнул Петухов. — Оклад у него маленький, теперь будет жать, пока не повысят. Коммунист, видать. Знаем таких. — Он подставил лицо под кран и, шумно ловя воду ртом и фыркая, начал умываться.
Свободного места у раковины не было, и Иван стоял в сторонке, ожидая, когда кто-нибудь уйдет.
— Ну ты, гусь, растопырился, — Ремизов оттолкнул Петухова и позвал Ивана: — Иди, мойся.
Иван подошел к умывальнику и начал намыливать руки. Он работал без рукавиц, и на ладонях от горячего железа остались черные прижоги. Пришлось скоблить их ногтями, но затвердевшая кожа не поддавалась.
— Может, ты нас подбросишь? — спросил Ремизов у Петухова и, не дожидаясь ответа, шепнул Ивану: — У него своя машина.
— А я люблю пешком, — сказал Иван. — Милое дело — наглотаешься воздуха, разомнешься.
— Ну ты валяй топай, а мы с ветерком. — Петухов подмигнул Ремизову.
— Да не поеду я, — неожиданно заартачился тот. — Если бы с товарищами, а то один…
— А мы кого-нибудь прихватим.
— Кого-нибудь я не хочу.
— Ладно, пусть этот едет, — Петухов кивнул на Ивана.
— Разве так приглашают?
— А что? По имени-отчеству, что ли? — вскинулся Петухов. — Я по-свойски, а ты вон куда полез. — Он перекинул через плечо полотенце, забрал мыло и ушел.
— За что ты его так? — спросил Иван.
— Таких так и надо. — Андрей нахмурил брови.
В мастерскую не вошел, а вбежал маленький, непропорционально сложенный человек. Широкоплечее длинное туловище его несли короткие тонкие ноги.
— Петухов еще здесь? — поздоровавшись с Ремизовым, спросил он.
— Где-то тут, — нехотя отозвался Андрей. — А ты чего, Лисенков, запыхался?
— Да летел, боялся, что не застану.
— К чурошникам, кажись, пошел, — весело оповестил слесарь Куницын, имея в виду столяров, которых в шутку так называли металлисты. Иван уже познакомился с ним.
— Его прописать бы надо, — Ремизов кивнул на Ивана.
— Надо, конечно, надо! — затараторил Куницын.
Буданов ничего не понимал.
— У нас такой порядок, — пояснил Ремизов, — кто поступает на работу, с того в получку бутылку. Но получка-то будет не скоро, я занял. Пойдем выпьем!
— Я не пью.
— Нельзя… Прописка!
— Ну что вы, ребята… — сопротивлялся Иван.
Андрей осуждающе поглядел на него:
— Не хочешь стать другом? Мы тоже не алкоголики, а выпить и поговорить надо.
— Друзьями можно стать и без выпивки. Зря занимал деньги, ни к чему это.
— Я думал, ты человек, хотел угостить. Мне тоже надо идти в школу, а вот ради тебя торчу тут.
— Я же сказал: не пью. А если бы и пил, все равно б не пошел. Тебе надо в школу, так иди!
Ремизов безнадежно махнул рукой и, обернувшись к Куницыну, бросил:
— Пошли…
Выйдя из мастерской, Иван постоял, обвел взглядом двор института. Темнело. В мастерской уже никого не было, но в лабораторном корпусе ярко горел свет, окна были не занавешены, в них виднелись женские и мужские силуэты.
Иван подумал о прошедшем дне. Вроде все хорошо было. Однако покрикивание заведующего на скромного Голубенко, столкновение Кочкарева с Ремизовым наводили на размышления. Чувствовалось, что в мастерской еще не было хорошо сработанного коллектива. Отчасти Иван объяснял это тем, что экспериментальная мастерская только начинала работать. Но определенную долю вины он видел и в самом Кочкареве. Он мало разговаривал с рабочими, в основном кричал на них и тем умалял их достоинство. А приглашение Ремизова распить бутылку? Его восклицание: «Не хочешь стать другом?» Что это? Человек он еще молодой, учится. Голубенко тоже. Этот смирный, безобидный. Ремизов, напротив, в обиду себя не даст, ему палец в рот не клади. Но, кажется, парень хороший, справедливый, Кочкареву бы задуматься над этим… А он?
Буданов невольно вспомнил своего прежнего начальника Федора Петровича Рублева. «Сюда бы его», — подумал он.
С Рублевым Иван работал долго. Тот был по-отечески строг и требователен, но вместе с тем мягок и отзывчив. Как-то незаметно вытравлял в человеке плохое и развивал хорошее. Когда Иван получил новую квартиру и через некоторое время подал заявление об уходе, Рублев рассердился.
— Чего тебе надо? — кричал он. — Завод воспитал тебя, сделал человеком, отличным специалистом. Ты должен быть патриотом своего завода, а ты?