Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 53

В нем кипела работа, шла борьба. Сталкивались научные идеи, возникали проблемы, рождались дискуссии. Поднимались новые светила науки, а некоторые вдруг падали с увековеченного, как им казалось, пьедестала. Мерилом всего была истина, открытие которой служило на благо людям. К ней стремились, ее искали.

Волны свежих, оригинальных идей смывали все дряхлое, обветшавшее, поднимали на гребень новое и несли его из институтских стен на обширные поля.

В институт приезжали ученые из разных республик, из зарубежных стран. Обсуждали опыты, ставили и решали задачи. Институт вбирал в себя все значительное, обогащал его, развивал. И роль института в народном хозяйстве была велика.

Походив по комнатам, Иван по другой лестнице, которая вела вниз, спустился в подвальное помещение. Над входом висела надпись: «Машинный зал». Если на первом и втором этажах все окутывала пугавшая Ивана тишина, то тут он услышал милый сердцу, давно знакомый и привычный шум. Среди установок и сооружений, заполнивших зал, работало несколько компрессоров. Кругом ни единого человека. Ближний к Ивану компрессор вдруг остановился, но через некоторое время заработал снова, то же самое произошло и с другим. «Автоматика», — понял Буданов.

Установки и агрегаты стояли друг к другу так близко, что между ними трудно было пройти, от них тянулось столько труб и воздуховодов, что все пространство под потолком оказалось занято ими. Иван догадался, что эти машины создавали тепло и холод и по трубам передавали их наверх, в те комнаты, в которых он только что был.

Насмотревшись вдоволь на необычную для него технику, он снова поднялся на первый этаж. Близилось начало рабочего дня, и по коридору мелькали шляпы и шапочки, кепки и платочки. Часть людей, дойдя до табельной доски, перевешивала номерки и снова выходила на улицу, к ним и присоединился Буданов.

Мастерская, куда он направлялся, находилась в самом конце двора. Это одноэтажное здание с широкими воротами напоминало гараж. Через небольшую дверь Иван вошел вовнутрь и окинул мастерскую взглядом. Увидел три токарных станка, фрезерный и строгальный и другое оборудование. На табуретке, у одежного шкафа, сидел какой-то мужчина. Сняв ботинки и встав босыми ногами на газету, он натягивал на себя комбинезон. У мужчины было морщинистое лицо, из глубины глаз остро светились зрачки. Застегивая на ходу пуговицы, он подошел к Буданову.

— На работу, значит… — Бегающие глазки посмеивались. — Токарь? — спросил он, не переставая ухмыляться.

Иван на заводе работал слесарем, но здесь его зачислили механиком, поэтому он и представился по своей новой должности:

— Механик.

— Ага, значит, и по слесарному и токарному могёте и фрезеровочку и строжку знаете, — продолжал тот. — И какой же вам окладик положили? — он сощурил глаза-пуговки: — Косую дали?

Иван отрицательно качнул головой. Ему почему-то не понравился этот человек, он хотел от него избавиться, но тот не отставал, продолжая задавать вопросы. Иван рассказал, где раньше работал, сколько получал, какие работы выполнял.

— С такой квалификацией на такой оклад — с ума сошли! — воскликнул новый знакомый.

Скрипнула дверь, вошел парень в красной футболке с засученными чуть ли не до самых плеч рукавами. Он приблизился к Ивану и, подав руку, без обиняков представился:

— Андрей Ремизов. — Потом с усмешкой кивнул на человека с морщинистым лицом: — А это Семен Петухов.

Ремизов повел новичка по мастерской. Они миновали еще одну комнату и вошли в помещение с четырьмя окнами. Здесь стояли сверлильные станки и слесарные верстаки с маленькими настольными тисочками. На одном из верстаков лежал яркий молодежный журнал.

Вскоре в мастерской появился и ее заведующий Никанор Никанорович Кочкарев, с которым Иван познакомился накануне. Из-под крутого лба недобро смотрели свинцовые глаза. Увидев Ремизова, листающего журнал, Кочкарев кашлянул, но, убедившись, что на Андрея это не произвело никакого впечатления, подошел к нему:

— Не время читать. Дай сюда журнал!

— Посмотрю, потом отдам, — не отрываясь от иллюстраций, невозмутимо ответил Ремизов.

Никанор Никанорович сдвинул брови. На лбу образовались две вертикальные складки, лицо и шея побагровели.

— Ну ладно… С тобой мы поговорим позже, — процедил он сквозь зубы и, велев Ивану занять свободный верстак, вышел.

Иван проводил взглядом его могучую спину. Эта мимолетная сцена неприятно поразила его: он не мог понять ни враждебности Кочкарева, ни ершистости Ремизова. Хотел подойти к нему, но, видя, что тот упорно продолжает читать журнал, занялся своим делом. Оглядел верстак, с трудом выдвинул из него до краев наполненные чугунными дисками ящики. Диски надо было куда-то убрать. Он вытащил их на верстак, сложил один на другой и спросил Ремизова, куда их отнести. Тот, посмотрев на гору дисков, отбросил журнал, подбежал к Буданову, снял добрую половину их и молча направился к двери. Иван, подхватив оставшиеся диски, последовал за ним. Они прошли через всю мастерскую в кладовую, которая находилась рядом с кабинетом заведующего. Кладовая была узкой и тесной, по обеим сторонам стояли стеллажи, заставленные старыми, покрывшимися пылью приборами и деталями.



— Не нравится мне этот Кочкарев, — сказал Ремизов, останавливаясь в проходе и складывая диски на полку. — Чересчур властолюбив: не успел приступить к делу, а уж сколько раз на рабочих собаку спускал.

— Разве он недавно тут? — спросил Иван.

— Несколько месяцев. Я давеча нарочно не подчинился, разозлить хотел.

— Разозлить… Зачем?

— Хотелось знать, что он со мной сделает, уж больно любит людей запугивать. Другой бы сказал: в рабочее время посторонними вещами заниматься нельзя, и все бы тут… Нет, этот хочет, чтоб одного его вида боялись, насупит брови — дрожи. Ну, голубчик, не на таких нарвался: мы не лошади, и кнут нам показывать незачем.

«Вот оно в чем дело», — подумал Иван, приглядываясь к Ремизову. Одет он был небрежно: ботинки с обшарпанными рыжими носами, серые брюки в масляных пятнах, на глаза нахлобучена кепка с коротеньким козырьком.

Они разговорились. Иван узнал, что Ремизов работает в мастерской полгода, и удивился, когда тот сообщил, что учится в девятом классе вечерней школы.

— В инженеры думаешь?

— Где уж там! — махнул Андрей рукой. — Хоть бы десятилетку дотянуть.

В коридоре раздался сердитый окрик Кочкарева, а вслед за ним чей-то оправдывающийся тонкий голос.

— Опять кричит, — сказал Ремизов.

— На кого это он?

— Да тут на одного парнишку, Павла Голубенко. Отец у него погиб на фронте, мать больная. Он окончил десятилетку, работает и учится в вечернем институте… Никанор сегодня не в духе, будет теперь орать на всякого, ему только поддайся.

Иван спохватился: надо скорее оборудовать верстак, установить тиски и приняться наконец за работу, по которой он сильно соскучился. Они с Ремизовым вышли из кладовой.

В проходе около тумбочки стоял худощавый юноша в очках и рассеянно вертел в руках вороток.

— Голубенко! — крикнул Ремизов. — За что это тебя отчитывал Кочкарев?

Тот поднял голову и недовольно посмотрел на Андрея. Видимо, вопрос был ему неприятен.

— Так… — ответил он уклончиво.

В его глазах было столько неподдельной грусти, что Буданов посочувствовал парню. Однако дело не ждало. Он потрогал громадину верстака — тот качался. Надо было закрепить «тело».

Из-под верстака он вылез пыльный и потный, но вполне удовлетворенный. Отряхнулся, привел себя в порядок и с помощью того же Ремизова выписал инструмент.

Через несколько минут он был у Кочкарева в кабинете. Тот сидел за столом. Увидев новичка, изобразил крайнее недоумение: обычно, когда рабочие в первый раз выходили на работу, весь день тратили на оборудование верстака, выписку инструмента, а этот явился, не дав заведующему хорошенько подумать, какую поручить ему работу. Он достал пачку эскизов, просмотрел ее, потом поднялся и повел Ивана в мастерскую. Тот следовал за ним, поглядывая на блестящие задники новых ботинок, на стрелки тщательно отутюженных брюк Кочкарева. «Никчемное пижонство, игра в респектабельность», — неприязненно подумал он.