Берег тысячи зеркал

— Он летчик. Военный, — продолжаю, цепко мазнув взглядом по приборам. Автопилот в порядке, датчики давления и высоты тоже. Потому я спокойно делаю новый глоток горькой отравы. Именно таким, за эти несколько часов, становится кофе, который всегда любил. — И он разбился.

Добиваю Джеха, добавив последний аргумент. Друг в немом ступоре не может проронить и слова. Лишь спустя некоторое время, он пришибленно выдыхает, произнося:

— Тэба-а-а. *(Ничего себе) Да, это же… судьба? Как так-то? Он погиб, что ли? Я уже ничего не понимаю.

— Не погиб. Он прикован к постели, Джеха. Едва ли не в вегетативном состоянии, — заканчиваю холодным шепотом.

— Обалдеть, — продолжает друг, а я решаюсь задать главный вопрос:

— Я не могу понять ее поступка. Он мне мозг и все мысли выел. Не могу больше. Она сбежала. Просто удрала утром, как только узнала, что я тоже… пилот, — предусмотрительно останавливаю себя, едва не выдав военную тайну. — Это странно и жутко неприятно. Понимаешь? Я не могу понять ее. Ведь…

— Ты и не поймешь. Не старайся даже, — вдруг ядовито замечает Джеха. — Ты черствый, молчаливый и скрытный. Как с тобой говорить? Я бы побоялся на месте женщины проводить допрос такому, как ты.

— Ты не лучше, — парирую.

— У меня хотя бы чувство юмора есть. А ты этим не обременен.

— Ты ответишь, или будешь язвить, как аджумма? — Кошу взгляд, улавливая такой же холод в глазах Джеха.

— А ты сам не понимаешь, — почему? Тебе надо разжевать? Я хоть и не знаток в белых женщинах. Но тут дело вовсе не в этом. Страх, пупсик. Она испугалась того, кто ты. Это же очевидно, и дураку понятно.

— Видимо, я хуже, чем дурак. Потому что не понимаю, — кисло бросаю.

— Значит, Сара и здесь успела наследить, — прежде, чем взяться за штурвал, замечает Джеха. — Уверен, ее рук дело. Я еще на банкете заметил ее странные выходки.

— Это уже не имеет значения, — спокойно отвечаю. — Я все равно не понимаю поступка Веры.

И видимо, больше не представится возможности спросить ее лично. Тогда смысл в этих самокопаниях? Его нет. Мы не встретимся с ней, а то, что произошло, либо уничтожит меня, и я действительно останусь до конца один, либо я сумею справиться, и найти женщину. Хотя и понимаю, что после такого, у меня вряд ли выйдет проявить искренность.

— Борт "147" Борт "147" Отзовитесь. Говорит диспетчер аэропорта Ин Чхон, — в наушниках раздается голос диспетчера.

— Борт "147" слушает. Говорит командир борта Кан Чжи Сан, — немедленно отвечаю, а переглянувшись с Джеха, замечаю тревогу в его глазах.

— Ин Чхон закрыт из-за плотного грозового фронта и шквального ветра. Низкая облачность. Не сесть. Как слышно?"

— Слышно хорошо. Мы заняли триста пятидесятый эшелон. Ваши указания? — отвечаю, убирая чашку, и сверяя слова диспетчера с приборами.

— Вам придется садиться в Чеджу. Там ситуация спокойная. Фронт движется на север вглубь полуострова. Однако вы почти на подлете, потому придется лететь на Чеджу. Как слышно?

— Вас понял. Берем курс на Чеджу-до. Высота три с половиной тысячи миль. Меняю эшелон, — приняв управление, начинаю заход на смену высоты и поворот.

— Смена курса принята. Нижние эшелоны свободны. Перевожу на диспетчерскую Чеджу. Мягкой посадки.

— Принято. Благодарю, — быстро ответив, слышу недовольство Джеха.

— Какого кумихо именно сейчас, когда Кан Мари ждет в Ин Чхоне? Проклятье, — продолжает сетовать друг.

— Давление в норме. Поворачиваем крошку, но плавно, — коротко отдав команду, пытаюсь выровнять штурвал, но он стоит в мертвой точке.

— По приборам идем ровно. Я не могу понять, откуда взялся крен на правое крыло? — замечает Джеха.

Осмотрев кабину действительно улавливаю крен на правую сторону. Приборы лгут? В недоумении осматриваю все еще раз. Здесь что-то не так. Машина не может так себя вести без причины.

— Мы идем вслепую? — тихий вопрос Джеха сбивает с толку. — Это ведь невозможно. Автопилот отключен. Отклонений от курса нет. Тогда почему она не поворачивает, и не отдает управление?

— Ответ может быть только один. Автопилот не отключился. Приборы показывают, что все в порядке, и, похоже с ними тоже проблема. Крен из-за того, что курс до сих пор не изменился. Она поворачивает на Ин Чхон, — сухо отвечаю, а в наушниках появляется голос знакомого диспетчера.

— Борт "147" Почему вы до сих пор не изменили курс? Вы слышите? Вы движетесь прямо в центр циклона. Немедленно меняйте курс. Вы теряете высоту. Вы теряете высоту. Как слышно? Что у вас случилось?

Стиснув зубы, ощущаю, как штурвал не слушается. Он никак не дает выровнять крен, а значит, мы действительно до сих пор движемся в сторону Ин Чхона. С трудом удерживая штурвал, быстро отвечаю:

— Борт "147". Слышно. Крен по правому крылу и потеря ручного управления. Предположительно отказ левого двигателя. Сбой электроники. Высота две с половиной тысячи миль.

— Вас понял. Готовим полосу. Проклятье, — диспетчер явно нарушает инструкции, но я с ним чертовски согласен.

И, кажется, я знаю, кто его на нас наслал.

— Приготовься, Джеха, — сухо чеканю, когда первые капли дождя достигают стекла кабины. — Будем садить в слепую и без одного двигателя.

— Ты уверен, что причина в электронике, и отказе движка? — Джеха с трудом удается удерживать штурвал.

— В такой ситуации, я не могу быть уверенным ни в чем. По моей команде, тяни штурвал на себя. Надо попытаться набрать высоту и перелететь фронт.

— Понял, — Джеха немедленно выполняет указания.

После нескольких неудачных попыток, начинается тряска. Машина не слушает, хотя приборы по-прежнему показывают, что все в норме. В кабину вбегает один из парней. Оценив ситуацию, он немедленно возвращается в салон, так, не проронив, ни слова.

Все, что крутится в голове — рожа проклятого Платини. Только он пошел бы на это, чтобы отомстить. Такое сложно провернуть, но гад, видимо, постарался. Ведь, я как чувствовал, что в ночь перед вылетом надо было удвоить охрану машины. А чем занимался? Проклятье. Взгляд падает на крестик, который из-за тряски раскачивается из стороны в сторону. Не могу отвести от него взгляд несколько слишком драгоценных секунд. Штурвал почти не управляем, и, похоже мы потеряли гидравлику. А полосы все не видно.

— Держи ее, — почти рычу, удерживая штурвал, а крен только усиливается.

За окнами сплошная темнота, которую озаряют яркие вспышки молний. Стихия без жалости пытается уничтожить нас, бьет ливнями и ветром, не позволяет вырваться из своих объятий. Небо гневается, и едва ли я могу понять — за что, — пытаясь не погибнуть.

Внезапно приборы взрываются сигналами, показывая, вероятно реальную картину положения вещей.

— Потерян левый двигатель, как ты и говорил, — быстро произносит Джеха, смотря на мигающий красным датчик. — Да что за напасть?

— Спокойно, — холодно отрезаю. — Мы сядем даже с одним движком. До аэропорта меньше двух миль. Дотянем. Раз заработали приборы, выравниваем крен.

— Принято, — на этот раз Джеха удается выполнить указание.

Не без труда, мы выравниваем машину, а следом набираем высоту.

— Диспетчерская. Борт "147". Набираем высоту, обходим фронт. Электроника в норме. Отказ левого двигателя подтверждают датчики. Крен выровнен. Как только преодолеем фронт, идем на посадку. Готовьте полосу.

— Принято.

Короткий ответ диспетчера не воодушевляет. Машина заходит в зону турбулентности, а выхода нет.

— Не облетим. Поздно, — бросает Джеха, продолжая балансировать.

— Вижу, — отрывисто отвечаю, а встретив взгляд друга, киваю.

Выровняв высоту, мы летим прямо сквозь фронт. Молнии бьют так ярко, что ночь становится похожа на яркий день. Мне бы сосредоточиться, но вижу перед собой Веру. Слышу ее тихий шепот, и слова о том, что она ненавидит небо. У нее есть на это причины, и возможно, если мы разобьемся сейчас, такие же причины появятся у Ханны. Не хочу думать о подобном. Я обязан посадить этот кусок дерьма, чего бы это не стоило.