Палачи и придурки

— А Раков свое слово сдержит, я его знаю! Уже пустил холуев по моему следу! В общем, скверная история! Нет, дорогой мой Аркадий Семенович, вы тысячу раз были правы: надо уплывать!

В возбуждении заходил Илья Петрович по комнате, остановился перед трюмо и в глубине его некоторое время что-то рассматривал, потом обернулся, несколько уже успокоенный.

— Так говорите в субботу, завтра, то есть, Паша обещал появиться?

Аркадий Семенович пересказал то, что понял из лихого пашиного телефонного налета. И про деньги, стесняясь, упомянул.

— Ага, отлич-но! — Илья Петрович потер руки, словно бы умывая. — Тут-то мы Ракову и покажем кукиш! Вильнем хвостом перед самым его носом! И надо сейчас уже готовиться, надо закупать провиант, может быть, даже и сухари сушить. А как же! Тушенки надо закупить побольше. В магазинах ее нет, но у меня пока еще остались связи в торговой сети, — он горько усмехнулся. — Пока еще остались. И травки. Травки запасать надо. Скоро сезон сбора начнется. Мать-мачеха уже на южных склонах проклюнулась, не замечали? Да, скоро, скоро! Стоп! — он хлопнул себя ладонью по лбу. — В субботу! Ах я безмозглый! Ведь по субботам у меня топка!

— Как, простите?

— Топка. Протапливаю печи. М-мда... В воскресенье тоже неизвестно как обернется. Значит надо сегодня. Послушайте, Аркадий Семенович, поедемте со мной, а? У меня машина — прокатимся, а там я вас таким чайком угощу! Живительным! Поедемте! Между делом и поможете мне. Да какая там, собственно, помощь! Так, пустяки. Разминка, не более. Ну, едем?

Посмотрел Аркадий Семенович на свой письменный стол, на разбросанные по нему листы рукописи и рукой махнул.

— Едем!

Они вышли на улицу, и здесь Илья Петрович подвел его к старого образца «Волге» с помятым слегка крылом, с облупившейся кое-где краской.

— Мой фаэтон! Надежнейшая, доложу я вам, машина! Уж в каких передрягах мы с ней не были! А все бегает. Двадцать лет бегает.

Фаэтон завелся после некоторого раздумья и действительно побежал, побрякивая какими-то деталями, поскрипывая. Выехали из города на Приморское шоссе и по нему помчались вдоль Финского залива. Не понял Аркадий Семенович, какие печи собирался топить Илья Петрович, но расспрашивать постеснялся. Вскоре свернули с шоссе на грунтовую дорогу и долго петляли по ней, пока не уткнулись в зеленый штакетник уединенной одноэтажной дачки. Илья Петрович отпер дверь, они вошли, и Аркадий Семенович зажмурился от одуряющего сенного аромата.

— Ага! — рассмеялся Илья Петрович. — Прошибает? Чуете? То-то! Это мои травки, мои друзья!

И в самом деле — все комнаты, кухня и даже маленький коридорчик были густо увешаны гирляндами всевозможных трав.

— Каждую неделю протапливаю, чтобы не отсырели, не потеряли лечебную силу. А как же! Тонкий продукт. Да возьмите обычное сено для скота: не вовремя скосил, неправильно просушил — и все! Считай, больше половины питательных свойств — тю-тю! А тут лечебные травы, наука! Ну, вперед! За дровами!

Они принесли из сарая по охапке дров, и вскоре полыхало в печи жаркое пламя. Потом сходили еще в два дома по соседству, тоже увешанных травами, и там затопили.

— Эти снимаю на зиму, — пояснил Илья Петрович. — Что делать! Пациентов много. А вы говорите — десятку за сеанс! — хотя ничего Аркадий Семенович не говорил по этому поводу и даже не думал. — Как же мне не брать? Дачи оплачивать надо? Надо. Сборщикам трав платить надо? Надо. Разве тут хватит зарплаты? Нет, конечно.

Потом в ожидании, когда прогорят печи, они сидели на даче Ильи Петровича и попивали вкуснейший чаек, заваренный на двадцати травах, и Аркадий Семенович с изумлением чувствовал, как сваливается с его плеч усталость и тоска, как наливается тело живительными токами.

— Побольше травок нам надо запасти в путешествие, — озабоченно говорил Илья Петрович. — Есть у меня разработка по географии всех известных науке лечебных трав мира, будем собирать, но и без российских наших трав не обойтись. Кстати, упаковать надо будет как следует, чтобы не отсырели они на этой... на посудине, как выражается наш друг Паша.

Попивал травяной чаек Аркадий Семенович, млел и думал: «Дай бог, чтобы он не передумал до завтра, чтобы не подвернулся ему опять какой-нибудь корреспондент!»

Нет, не передумал за ночь Илья Петрович, не подвернулся ему корреспондент. Более того, примчался к Аркадию Семеновичу чуть свет, растормошил, разбудил.

— Спите! Завидные у вас нервы. А я, представьте, всю ночь заснуть не мог. Ведь на такое дело подписываемся! Жуть. Но надо, надо. Раков не дремлет. Доброхоты мне донесли: вчера совещался со следователем из прокуратуры. Два часа о чем-то шептались.

— Да может, не по вашему поводу, — зевнул Аркадий Семенович, продирая очи. — Мало ли какие могут быть у них дела.

— Не скажите! Мне сердце подсказывает: копает, копает Раков!

Вскоре и Паша позвонил и обрадовался, что у Ильи Петровича машина.

— Ну! Нет проблем! Жду через полчаса на Каменноостровском.

— Зачем же... Мы бы и заехать могли. Скажите адрес.

— Ни-ни! Ни в коем случае! На Каменноостровском. Через полчаса. Все.

Отрубил и положил трубку стремительный Паша.

— Как вы думаете, — спросил Илья Петрович, пока Аркадий Семенович торопливо собирался, чистил зубы и брился, — чего ради он так хлопочет?

— Ну... просто хороший человек. Есть такие люди, для которых добро делать — одно удовольствие.

— Может быть, может быть, — задумался Илья Петрович, — а ведь сначала вы было набросились на него, помните?

— Помню... Чего не бывает в жизни! Понимаете: ночь, эта страшная раковая очередь, нервы...

До Каменноостровского моста было рукой подать, они подъехали с запасом в пять минут, но Паша уже ждал — стоял у поребрика и цепко вглядывался в подъезжающие машины.

— Хо-хо! — закричал он, похлопав «Волгу» по измятому крылу. — Из глубины времен! Илья Петрович, друг ситный! Пусти за руль, будь ласков. Давно не водил такого мастодонта!

— А права...

— Имеются, имеются, не беспокойтесь. Я в этом деле ас!

И действительно: только сел Паша за руль, дотронулся слегка руками — подобрался «фаэтон», рванул с места.

— Хороший аппарат, — одобрил Паша. Потом покосился на Илью Петровича лукаво. — А на новую «Волгу», что, денежек не хватает?

— Да привык...

— Верно! К машине привыкаешь, как к женщине. Это ты верно.

Помчались они, как и вчера, по Приморскому шоссе на Карельский перешеек — там где-то находился рыболовецкий колхоз, где председателем был Пашин знакомец.

— Недалеко тут, — пояснил Паша.

И вдруг обернулся к Илье Петровичу, склонился к нему всем телом и как будто бы ему одному сказал доверительно, как будто бы ему открывал секрет:

— А хлопочу-то я не без своего интереса, любезнейший Илья Петрович! Есть у меня интерес, мысль такая в голову запала: может, бросить все к черту да и махнуть с вами, а? Такая вот мысль.

Переглянулись Илья Петрович с Аркадием Семеновичем: надо же! словно подслушал их разговор в комнате! ну и хват! А Паша посмеивался, лихо правил, даже насвистывал что-то веселенькое. Прекрасная жизнь! Замирало все в груди Аркадия Семеновича: вот сейчас сбудется! сейчас вот сбудется!

— Корпус стальной, — говорил Паша, — длина тринадцать с половиной, ширина три, обводы — залюбуешься! Да что там! Сейчас сами увидите.

— Не опрокинется в океане?

— Не дрейфь, Илья Петрович! Такой не опрокинется, такой как уточка с волны на волну переваливать будет. Что ты хочешь: веками проверено. Ну, захлестнет иной раз гребнем, так это пустяки. Вроде душа.

Они свернули с Приморского шоссе, проехали рыбачий поселок, где во дворах развешены были, готовились к сезону сети, огромный трал, напоминающий гигантский сачок для ловли бабочек, растянулся вдоль улицы, и выскочили на каменистый мысок, пустынный и голый. С северной стороны мысок в совокупности с берегом образовывал небольшую удобную бухту — там сооружен был причал, к нему приткнулись носами несколько сейнеров. От причала по берегу тянулся длинный сарай, за ним одиноко и неприкаянно как-то, заброшенно, стояло еще одно суденышко, потемневшее, с ржавыми потеками. На него и указал Паша.