Страница 78 из 89
— Алло? — ответил Илья Петрович солидным баритоном.
— Илья Петрович?! — образовался Аркадий Семенович. — Ну слава богу! А я жду, жду...
— Кто это?
— Да я же это! Утятин! Помните? Сегодня ночью...
— А-а! — сник сразу голос Ильи Петровича. — Помню...
— Я говорю, жду, жду! Вы обещали позвонить в три, продолжить разговор. Забыли?
— М-м, не забыл...
— Так что же? Случилось что-нибудь?
— Да нет, знаете... не случилось, — мялся Илья Петрович, кислым говорил голосом.
Похолодел Аркадий Семенович от недобрых предчувствий.
— Так в чем же дело?
— Понимаете... как-то уж очень неожиданно... И этот Паша... Что за человек? Откуда свалился?
Аркадий Семенович молчал, прижимал трубку к уху, и губы его горько кривились.
— И потом, — продолжал Илья Петрович, — меня тут с одним корреспондентом свели. Обещал поспешествовать...
— Ну раз так, тогда конечно. Я понимаю. Прощайте, — сказал Аркадий Семенович и положил трубку.
Ну вот! Этого можно было ожидать. Поманила удача и отвернулась. Но и осуждать Илью Петровича тоже нельзя: поддался человек порыву, загорелся, да тут же и угас. Что ж, у него свои важные заботы. Тут ведь действительно, не на прогулку съездить, тут черт знает какая решительность нужна. Нет, осуждать его я не имею права, сказал себе Аркадий Семенович и уныло поплелся в свою комнату. Завалился опять на матрац и лежал долго бездумно, вернее, мысли плелись какие-то вялые, которые и мыслями-то назвать было совестно. Неизвестно, сколько прошло времен, но вдруг очнулся он от стука в дверь.
— Аркадий Семенович! К телефону! — услышал голос Акулины Васильевны.
И вздрогнул: кому-то понадобился он! Сорвался с матраса и поспешил к телефону — всегда ожидал он от телефонных звонков каких-то важных событий, каких-то перемен в жизни. И сейчас услышал в трубке бодрый торжествующий голос:
— Аркадий Семенович? Приветствую! Ну, трубите сбор, дорогой! Победа! Полная Победа!
— Простите?
— Да Паша это, Паша! Труби, говорю, сбор! Звонил Председателю колхоза — все тип-топ! В субботу едем смотреть посудину. Можно и деньги сразу везти. Ты подготовь там Илью Петровича, пусть раскошелится. Ничего, с него не убудет. Ну все, бегу!
— Илья Петрович... — начал было Аркадий Семенович, но Паша перебил.
— Все! Бегу, дорогой, извини — служба! — и послышались в трубке короткие гудки.
Вяло махнул рукой Аркадий Семенович: пустое все! Правда, мелькнула было мысль — достать где-то денег, если действительно тот списанный сейнер стоит так дешево, как утверждает Паша. Дело, похоже, выгодное. Да только где достать? А главное, с каких доходов отдавать потом? Вот если бы взяли в журнале повесть, тогда заключили бы договор и выплатили шестьдесят процентов. Но вот тянет Сергей Сергеевич... Нет, забыть надо, успокоиться. Надо работать.
На оставшиеся от гонорара копейки накупил хлеба, пшена и засел за работу. Три дня не выходил никуда из дома — писал роман. Рука разбежалась, невозможно было остановить, отлетели прочь все звуки, все посторонние мысли. Изредка только с сожалением отрывался, варил на кухне пшенную кашку в кастрюльке. Шла к завершению глава, и в волнении писал Аркадий Семенович такие строки: «...и в дверях успела она оглянуться.
— Жди! — услышал Томилин и дверь...»
Однако в дверь именно в этот момент постучали. Он вздрогнул и досадливо отложил ручку.
— К телефону! — крикнули в коридоре.
В телефонной трубке бился, колотился, как пойманная в кулаке птица, взволнованный голос Ильи Петровича:
— Что? Где Паша? Как вообще там дела? — кричал он, забыв даже поздороваться.
— Подождите... — пытался сообразить Аркадий Семенович. — Случилось что-нибудь?
— Случилось, случилось! Ужасная вещь! Так где же Паша?
— Паша в субботу обещал... с деньгами...
— Сегодня пятница! Уф‑ф, слава богу!
— Что произошло? Встретились вы с корреспондентом?
— Встретился, — вдруг понизил голос Илья Петрович почти до шепота. — Впрочем, не телефонный разговор. Скажите адрес, я подъеду.
— Чей адрес?
— Ваш.
Продиктовал Аркадий Семенович адрес, положил трубку и стал ждать, все в большее впадая недоумение, но в то же время чувствуя, как исподволь зарождается в нем и зреет надежда: из сумбурного телефонного разговора выходило, что Илья Петрович вновь загорелся, иначе зачем бы ему понадобился Паша? Хотя, конечно, твердо надеяться никогда ни на что нельзя.
Он и сорвался и побежал отворять входную дверь несколько поспешней и суетливей, чем следовало, когда продребезжал в квартире его персональный звонок. Илья Петрович вошел сосредоточенный, озирающийся; пока шли по коридору, он, втянув голову в плечи, опасливо косился на двери комнат.
— Прошу, — Аркадий Семенович жестом несколько театральным пригласил в комнату — он вошел и опять же заозирался.
— Жилище отшельника! — воскликнул почему-то громким свистящим шепотом. — Ах, как знакомо! Как знакомо! Именно так: сидеть и творить, сидеть и творить! Ведь и я когда-то... Какое было времечко! А теперь... Да! Можете поздравить: перед вами уголовник!
— Кто, вы?
— Я! Я — Илья Петрович Шмитько — преступник, уголовный элемент! — глаза его сверкали, ирония кривила губы, но в то же время растерянность и испуг проглядывали во всей его фигуре.
— Не понимаю. Расскажите толком. Были вы в газете? Встречались с корреспондентом?
— Был! Встречался! Эх, лучше бы я этого не делал! Теперь еще хуже! Теперь негодяй Раков собирается отдать меня под суд!
— За что?
— За нетрудовые якобы доходы! Это меня-то! Вы посмотрите на мои руки! Видите? Кожа так стерта, что на пальцах даже капилляров не осталось! Совершенно руки отказывают, иногда просто не могу их поднять неделю! И после этого нетрудовые доходы? Сволочи! Знаю! Это Катьки, жены его происки. Я ей отказал однажды — должен был ехать к умирающему от астмы ребенку, — вот она и мстит. Куда там! Столько амбиции, гонору! Жена бюрократа — страшная, доложу вам, штука! Пострашней самого бюрократа, потому что там кроме амбиции еще и скука, тупость, полнейшая душевная деградация. Она и наплела по всему городу, будто я беру за лечение деньги. Десятку за сеанс. Да, беру! С таких, как она! Да они здоровее всех нас вместе взятых! Они, видите ли, фигуры блюдут! Беру, не отрицаю. А как же иначе? Попробуйте поворочать их заплывшие от безделья телеса! Но взял я когда-нибудь хоть копейку с бедного человека? С ребенка? Нет! Никогда!
— А что же корреспондент?
Корреспондент, пояснил Илья Петрович, воодушевленный его рассказом и письмами пациентов, написал за одну ночь негодующую статью, однако, прежде чем отнести ее в редакцию, решил взять интервью у самого Ракова. Для полной, так сказать, картины. Раков встретил его с отеческим радушием, чуть ли в объятия не заключил.
— Пресса? Милости просим! Люблю, люблю вашего брата! Сам в молодости мечтал, да вот... Так, значит этот шарлатан решил и прессу втянуть в свои темные делишки? Ну что ж, пишите. Пишите, молодой человек. Понимаю ваше благородное негодование. Как же: непризнанный гений, гонимый талант и все такое! Понимаю. Ну а на наш умудренный жизнью, если хотите, взгляд это просто мошенник. И на то имеются у нас свидетельства. Вот, вот и вот, — и выложил перед растерявшимся корреспондентом заявления граждан, в которых говорилось, где, когда и при каких обстоятельствах врач Шмитько брал с больных деньги. — Это только малая толика. И коль скоро наш коллега, — добавил иронически, — решил привлечь прессу и общественность, то свидетельства эти я в самое ближайшее время передаю в прокуратуру. Так что смотрите, молодой человек, как бы вам не сесть в лужу в самом начале карьеры, защищая мошенника.
Корреспондент, действительно молодой еще, неоперившийся, в панике прибежал к Илье Петровичу, рассказал о встрече во всех подробностях и даже в лицах, и тут же разорвал статью на мелкие клочки.