Навья кровь

Все мужчины, которых до этого видела девушка, делились на два типа. Представители первого тщательно выбривали щёки, чтобы не разводить на лице всякую кровососущую живность. Представители второго зарастали по самые брови, накапливая в бороде грязь, пот и остатки еды. Степень неряшливости зависела от того, сколько времени курьер, сталкер, торговец или простой путешественник провёл вне поселений. Обычно второй тип при первой же возможности тоже хватался за бритву.

У этого человека борода выглядела непривычно ухоженной. Ровно подстриженная, волосок к волоску, гладкая, шелковистая и блестящая. Может даже, тщательно расчёсанная. Никто в здравом уме не будет заниматься подобной ерундой в походных условиях, по крайней мере, так казалось Лизе.

Причёска тоже аккуратная, словно только что из салона. Девушка вдруг поймала себя на желании подойти поближе и пощупать, насколько волосы незнакомца мягкие и приятные на ощупь. И ногти на руках хотелось рассмотреть получше, очень уж кожа на ладонях светлая и чистая.

Хотя, может, в этом городке парикмахерская есть. Была. В Гомеле аж два салона имеется, и в бане цирюльники.

Ну, или он очень себя любит, и на привалах маникюр делает и брови выщипывает.

И взгляд у него умный и спокойный. Но может, в этом-то и дело? При нём только что случилась катастрофа, пусть и локального масштаба, а он выглядит уверенно и доброжелательно. Что-то не вяжется.

Или дело в татуировке, которая слегка выбивается из образа? Небольшой рисунок под левым глазом, на скуле. Как и степень чистоты рук, не разобрать подробности. Что-то вроде схематичного солнца или снежинки, или шестерёнки, в общем, какой-то зубчатый круг чёрного цвета. Ещё и светится немного. Или не светится, а просто факелы отражаются в глянцевой поверхности. Тогда это вообще наклейка, наверное. Или кусок фольги…

Снова захотелось подойти поближе. Лиза не удержалась и с независимым видом сделала шаг вперёд, наклонилась, подобрала рюкзак с товарами.

— Точно, Петро́вич. Молодец. Засиделись мы что-то, пора идти.

— Петро́вич? — удивился Виталий.

— Фамилия у неё Пе́трович, — объяснила Ирина. — Но все привыкли ударение по-другому ставить. Это же забавно, да, Лизка?

Лиза молча кивнула, оставив мнение по поводу «забавности» при себе.

Не фольга. И вообще не наклейка. Вроде бы всё же татушка, но очень странная, словно она где-то глубоко, чуть ли не на кости, а сквозь кожу всего лишь просвечивается за счёт сияния. Ну, или это чернила такого плохого качества, что рисунок бледноватым кажется.

Или это всё-таки временное, смываемое украшение? Ногти холёные, кто его знает, может, в рюкзаке за спиной и зеркальце валяется. Нарисовал тушью с блёстками ради красоты, и периодически на себя любуется.

Всё-таки не очень приятный тип. И история его какая-то кривая, словно наспех придуманная.

— Виталий, предлагаю к нам, — ни с того, ни с сего заявил вдруг Игорь Борисович. — Поселение большое, да и вокруг несколько посёлков поменьше, так сказать, спутников. И ферм несколько. В самом городе даже блага цивилизации почти все в рабочем состоянии. Толковые люди нам всегда нужны.

— Точно! И как я сама не додумалась? — заулыбалась Ирина.

Лиза, вешая на плечи рюкзак, ошарашенно посмотрела на спутников. Как она упустила момент перехода от подозрительности к настоящей, искренней доброжелательности?

«Грековы, вы что, ему поверили? Не может быть. Такие опытные люди! Неужели вы не чувствуете, что с ним что-то не так? По крайней мере, с его историей точно!»

Все эти ощущения не относились к «нюху», который по-прежнему представлял из себя недобитое, остаточное беспокойство. Лиза просто наконец-то поняла, что имеет в виду отчим, когда говорит «жопой чую».

— Вы с Евразийского континента? — мужчина на несколько мгновений прикрыл глаза. — Дом… Давно там не был.

— А почему? — удивилась Ирина. — Что тебе мешало воспользоваться путевым камнем?

Виталий пожал плечами:

— Ничего. Просто как-то руки не дошли. Я в своё время пытался попасть в хоть немного знакомое место, но лиловый туман будто издевался и выносил где угодно, но только не там, где хотелось оказаться. Устал морально, да и физически.

— Ну, а потом, когда туман исчез? — спросил Игорь Борисович.

— Я же говорю: устал.

— Ясно, — по тону Ирины показалось, что она обязательно добавит «бедняжка».

Грековы явно искренне жалели Виталия, и Лиза совершенно не понимала, почему. Таких историй тысячи. Сколько судеб перекорёжено, да даже их собственная. Или, например, мама — послушаешь о том, как её помотало до замужества, так обрыдаешься. А мужчина ничего, что могло бы вызвать сочувствие, не сказал. Он даже грустным или расстроенным не выглядит, и это на фоне полыхающего поселения, в котором он спокойно прожил три дня, ел, пил с местными за одним столом, в парикмахерской побывал…

С другой стороны, Лиза совсем неопытный путешественник, да и с людьми не особо общаться умеет. И лоб всё ещё чешется из-за отвода глаз.

«Может, Грековы правы, а я — не очень? Может, это я чего-то не догоняю, а не они».

Девушка по своему обыкновению ничего не стала говорить. И решила, что семейной паре, прожившей долгую, полную приключений жизнь, виднее. Так что она поправила лямки рюкзака, чтобы те не слишком врезались в плечи под тяжестью двух автомобильных аккумуляторов, и подошла к просвету между камней.

Пожар и не думал стихать. Теперь полыхали не только дома, «задетые» птичкой, но и другие. Девушка сообразила, что ещё немного, и огонь доберётся до заправки. А вот храм пока не горел.

— Может, сбегать к церкви, проверить? Я быстро, по соседней улице.

— Ой, а я думал, девушка немая, — улыбнулся Виталий. — Ещё ни одного слова от неё не слышал. А что ты хочешь проверить?

— Мы спугнули монстра. Вдруг там живые остались?

— Нет, — вздохнул бородач. — Они все стопроцентно мертвы. Живые так падать не могут, поверь. Я видел.

— Ох ты ж, блин! — разволновался выглянувший из-за камней Игорь Борисович. — Лизка, Ира, забираем товар и сваливаем. Заправка вот-вот рванёт. Пламя нас не достанет, но будет шумно, да и какие-нибудь куски стекла или железа вполне долетят. Лизка, нет живых. Мы так ни одного не увидели, а рассказ Виталика ты сама слышала. Ирка, давай шприц.

Едва кровь оказалась в жертвеннике, буквы на валуне засветились, замигали и задвигались. Через несколько мгновений их сменил большой и жирный вопросительный знак.