Навья кровь

— Нам бы телепортироваться в Гомель, центральный район. И побыстрее, — нервно попросил Игорь Борисович.

Вопросительный знак мигнул и превратился в слова: «Цель путешествия?»

— Возвращение домой.

За камнем заклубился туман, из которого через несколько минут вышел человек в кожаной куртке, синих джинсах и ослепительно белых кроссовках. О том, что это жрец путевого камня, можно было догадаться только по амулету, висящему на груди: шнурок, сплетённый из волос, и небольшая, с грецкий орех, стеклянная сфера. В ней под разными ракурсами угадывалось разное: то дерево с густой кроной, то медведь на задних лапах, то женская фигурка.

Эту местность люди всё ещё называли по-разному: потусторонними пустошами, сверхъестественной территорией, адом, изнанкой человеческого мира, или вовсе монстролэндом. Но жрецы путевого камня упорно использовали слово «Навь», впрочем, не объясняя, почему. Проводники вообще не страдали словоохотливостью, по крайней мере те четверо, что Лиза успела повстречать. И этот, пятый, не особо отличался от своих коллег. Он даже не поздоровался, когда явился, лишь кивнул, хорошо хоть, приветливо.

Оказавшись в Нави, Лиза враз позабыла о неотвратимо сгорающем поселении, о новом спутнике и о тяжёлой ноше — сейчас она не только аккумуляторы за спиной тащила, но и две дорожные сумки, плотно набитые автомобильными деталями. Да, дискомфорт от груза никуда не делся, но он отошёл на задний план в предвкушении удивительного и непривычного пейзажа.

Но уже через несколько минут пребывания в изнанке мира пришло разочарование.

Они поднимались и поднимались по широкой мраморной лестнице. Справа и слева царила непроглядная тьма, и только керосиновый фонарь в руках проводника освещал путь. Компанию сопровождала абсолютная тишина, лишь один раз откуда-то из темноты раздался испуганный возглас и удаляющийся торопливый топот.

Именно так и реагируют жители Нави на появление жрецов путеводного камня. Бегством.

Они шли и шли наверх. Напряжённая тишина постепенно сменилась на негромкий разговор Грековых и Виталия. Новый знакомый рассказывал что-то о своих скитаниях, пожилые курьеры в ответ объясняли, чем живёт Гомель. Проводник в беседе не участвовал, как и Лиза. Девушку гораздо больше интересовало, что же скрывается там, куда не достаёт фонарь.

— Не советую, — ровно и спокойно сказал проводник, когда она сделала шаг в сторону, решив, что раз всё опасное разбежалось, то ничего страшного не произойдёт, если одним глазком глянуть в темноту. Причём маг даже не обернулся, но вот как-то почувствовал, что один из вверенных его заботам людей собирается сбиться с пути.

Лизе как-то сразу расхотелось любопытствовать.

— Больше пяти тысяч человек в одном только центральном районе? О таких многолюдных поселениях с самого конца света не слышал. А вы знаете, я ведь сам своего рода из тех мест…

«Надо же, какое совпадение. Хотя плевать».

Лестница тянулась и тянулась. В прошлый раз, несколько часов назад, всё было гораздо веселее — им пришлось идти по песчаной тропинке, вьющейся среди трёхметровых кактусов, в которых безостановочно что-то булькало. В позапрошлый они вообще плыли на небольшой лодке по кроваво-красной реке. А здесь темнота, тишина, ступеньки. И фонарь. Девушка вновь начала чувствовать рюкзак и сумки. И с каждым пройденным метром аккумуляторы казались всё тяжелее. Интерес к тому, что по бокам, словно в этой самой тьме и растворился, да и вообще восприятие окружающего мира сузилось до лямок на плечах, своих собственных ног и мрамора.

Шаг. Ещё шаг. И ещё.

— Вот смотрю я на вашу помощницу и удивляюсь. Как такая хрупкая и красивая девушка может нести так много вещей? Или сумки лёгкие?

— Тяжёлые, очень тяжёлые. Но Лизка у нас только с виду доходяга, да, Лизок? А так она двужильная.

— Ведьма?

— Нет, просто выносливая. Прямо-таки подарок судьбы.

Лиза сделала вид, что не слышит.

Ей не понравилось то, что Виталий назвал её красивой. Опять какое-то непонятное враньё. Она-то прекрасно знала, как выглядит. Отчим в гневе то цыганкой её называл, то страхолюдиной. Оно и понятно — огромные, чёрные с вишнёвым отливом глаза, узкие губы, острый нос с горбинкой, волосы тёмные, жёсткие, почти, как проволока. В двенадцать лет как отросли до плеч, так и остановились. Ещё и дыбом вечно норовят стать, как ни приглаживай. Да и фигура… Грудь маленькая, попы, считай, и нет почти. Одна радость — талия тонкая. Мама не выражалась так грубо, как отчим, но всегда честно говорила, что замуж таких, как Лиза, берут неохотно, а значит, нужно надеяться только на себя.

С другой стороны, в хорошем настроении отчим говорил, что у Лизы «экзотическая внешность», и что раньше, до того, как случился конец света, у неё отбоя от кавалеров не было бы. Особенно, если бы у неё хватало финансов на дорогую косметику и одежду.

— Я учился на экономическом факультете. Хотя всегда увлекался историей. Когда цивилизация развалилась, закончил третий курс. Из родных никого в живых не осталось в первый же день.

— У нас сыновья погибли. Тоже в первые же минуты.

— Ужасно. И вы с тех пор поддерживаете друг друга? А я вот одинок…

«И как у них хватает сил на болтовню? Просто не представляю».

Но постепенно разговор спутников всё же скукожился, а потом вообще полностью сменился на сопение и тяжёлое дыхание. В какой-то момент Игорь Борисович просипел:

— Простите, долго ещё?

— Нет, — ответил проводник.

Больше он ничего не добавил.

«Интересно, сколько мы идём?» — вяло подумала Лиза. — «Такое ощущение, что целый день».

— Мы можем сделать привал? — с тревогой спросила Ирина. — Мужу плохо.

Лиза оторвала взгляд от ступенек и посмотрела на пожилого курьера.

Игорь Борисович держался за левую сторону груди и морщился при каждом шаге. Виталий тоже заметил, что спутник, мягко говоря, устал, и предложил:

— Давайте сумки. Помогу нести.

— Ничего, ничего. Справлюсь, — неуверенно ответил Борисович.

Проводник обернулся, сложил из пальцев замысловатую фигуру, слегка шевельнул рукой. От одежды Игоря Борисовича пошёл пар, запахло чем-то кислым.

Курьер охнул, медленно вдохнул полной грудью, потом осторожно выдохнул.

— Прошло… Спасибо большое.

— Советую обратиться к лекарю или врачу. Я просто обезболил на время, — обронил жрец. — Обойдёмся без привала.