Страница 62 из 108
Глава 31 - Твори, играй
Принцесса очнулась на драконе. Живот в мелкой мягкой чешуйке ритмично поднимался, плавно качая её на волнах. Это убаюкало ночью, всю ночь море снилось. А ведь она там даже не была.
Каково коварство дракона… Ведь взобралась только покормить рыбой. Сонный, накупавшийся, он едва языком ворочал. Надо было покушать на ночь. Как оказалось, и она порядком устала.
Взаимно, выходит потрудились.
Принцесса погладила живот. Мягкая, нежная чешуйка.
– М-м-м… мой хороший.
Прислонилась щекой. Чисто, тепло, приятно. Улыбнулась.
От дракона пахло запахами свежевымытого тела. Только рыбья голова застряла у щеки. Потянувшись к ней с тем, чтобы вытащить, Нюри ненароком наступила ногой на область, которая была драконам особо дорога, если хотели и дальше плодиться.
Он открыл глаза, одновременно выплевывая рыбью голову и выпуская под свод пещеры шлейф огня с криком:
– А-а-го-онь!
Нюри отстранилась от потока огня, едва не опалив кончики волос. Сжалась в комок, обхватив ноги руками. Да так и осталась сидеть у него на пузе, ничего не понимая.
Страшный, страшный дракон.
Он повел шеей, вяло осматриваясь. Заметив принцессу, что забралась душой в себя, как улитка в свой домик, спросил тихо:
– Я сделал что-то не так? Помилуйте, принцесса, но не могу же я и во сне себя контролировать!
Она подняла блестящие глаза, кивнула. Но отвечать не стала. Тогда он поскреб подбородок, сложился пополам и аккуратно подхватив принцессу, пересадил её на «кресло» в шкурах. А сверху укрыл ещё одной. Чтобы помягче.
– Ты это… прости, если что не так. Я сейчас.
И он улетел из пещеры. По каким-то своим драконьим делам. Оставил одну, растерянную и одинокую.
«Поступил как рептилия последняя», – даже подумала Нюри.
Впрочем, она не была одинока. Черепаха залез на медвежью шкуру следом, повёл усами, сочувствуя:
– Что, крылатый мешок костей опять отжег? Да ты не переживай. Зато узнала, почему мы потолки не белим. Знаешь, если к этой копоти потом что-нибудь подбросит снизу, рисунок получается. Но при новом залпе снова теряется. Жаль. Такое искусство пропадает.
Она снова не ответила, глядя перед собой. Казалось бы, приблизься тогда чуть ближе и всё, огненная река прервала бы жизнь. Но хуже того – пламя забрало бы всю её красоту с лица. В лучшем случае – шрамы. В худшем – не признали бы и родители. Скверное продолжение истории о жизни с драконом.
«А может, врут там все в книгах?» – подумала вдруг принцесса и посмотрела на кота. Тот тоже был каким-то не настоящим. Говорящим. И главное – говорит лишь то, что думает. А ещё спорит. Куда это всё годится? Таких конечно проще утопить, чем выслушать.
А этого вот… пожалели?
Кот глядел пристально. Наконец, хмыкнул и заговорил:
– Порой всё не так, как кажется. Это снаружи каждый – волк, а внутри чаще барашек или мышка.
– А я барашек или мышка? – спросила тихо принцесса для общего развития.
Всегда интересно, что люди вокруг о ней думали. А в пещере плохое о ней только усатые могут думать и бесстыжие.
– Ты? – кот задумался. А потом ответил. – Ты давай лучше мое продолжение послушай
Дракон хоть и умный, но что он понимает в обнимашках? Тут коты нужны. Более опытные.
– Опытные?
– Да… опытные, – кивнул кот и посмотрел на её руки. – Ты гладь, главное… Гладь. А там память сама подскажет.
* **
Когда-то яркий костер давно погас, тлея последними угольками. Их алые глазки, мерцающие в сгустившейся темноте, напоминали лишь о пронзительной душевной беседе с глазу на глаз, душа к душе.
В воздухе словно остался шлейф того единения. Послевкусие любви. Истинное, как само небо.
Костер звал влюблённых вернуться обратно, но люди больше не хотели сидеть возле него. От яркого пламени осталась лишь тень воспоминания. Грустная ночь затосковала без двух влюбленных.
Слабый ветерок пытался проникнуть под полог палатки, растянутой на берегу кристально чистого озерца. Но попытки безуспешны – все тылы прикрыты.
Илья позаботился о надёжном тёплом убежище и был уверен, что до утра простывших не будет.
Яркие отблески звёзд, отражаясь в зеркальной чистоте озера, напоминали о бесконечности Вселенной. Как молчаливые наблюдатели они с одобрением смотрели на палатку, где находились двое любящих сердец. Пытались сделать ночь ярче, все посылая и посылая свет за тысячи световых лет от Земли.
Их верно давно не было. Но тот посыл ещё жил, даруя свет и надежду на лучшее.
В просторной палатке тепло. Илья первым делом разжёг грелку-«спиртовку». Её пламя трепало ночную тишину, разгоняя тьму.
Вместе с его персональной нимфой они сидели напротив друг друга на раскладных стульях, чуть пьяные от хрустальной чистоты морозного воздуха и выпитого накануне мартини.
Легко, тепло и приятно. Обоих грел не только огонь, но и любимый взгляд человека напротив. С ним не замёрзнуть.
Колени девушки между ног Ильи. Он ощущал её тепло на щеке, возбужденное дыхание. Держал ладонь в руке и любовался чудесными, прекрасными глазами. Смотрел и тонул в них, как в омуте. Оба - безбрежный океан.
Истинное искушение только в глазах любимого человека.
Счастливый до безумия, Когтев хотел петь. Видя в её глазах свое отражение, ничуть не обращал внимания на потрепанный вид заросшего щетиной барда. После нескольких дней похода бывает и не такое. Но кто осудит?
Главное, чтобы она не была против его внешнего вида. Пусть и утверждает, что щетина совсем не жесткая. Даже напротив, стала мягкой и к ней приятно прикасаться, на солнце выгорела, от купаний размякла.
«Лукавит, наверное, но все же ради него одного.
Золотце, а не девушка. Как же повезло по жизни. Немногим выпадает такая удача», – раздумывал Когтев.
Взяв прихваченную с собой в долгий поход гитару, Илья дернул струну и затянул на днях сочиненную песню.
Придумал только для неё одной.
В последнее время все делается только ради нимфы. Жизни без неё уже нет. Его самого без неё нет, и никогда не будет. Они – одно целое. Части по отдельности не живут, они просто нежизнеспособны.
Лукавый взгляд глаз неземных[1],
Его не в силах я сдержать.
Да, я поддамся в этот раз.
Ты знаешь, чем разубеждать.
Танцуй же, дева. Я с тобой.
Ночь обнимает нежный стан.
И шёпот фраз похож на крик,
Души израненной вердикт.
Как мало сна для двоих этой ночью,
Не надо слов под ликом луны.
Пораженье свое сознаю слишком прочно –
Поражен я тобою, тебя боготворю.
Соединятся две половины,
Марс и Венера закончат войну.
Перемирье – де факто, белый флаг на постели,
Звездопадом небесным с тобою паду.
Как две свечи быстрее сгорают,
Пламенем ярким, единым зайдясь,
Так и к утру тёплым воском растаем,
В тишине безмятежной с тобой растворюсь.