Страница 74 из 127
Помимо реквизиций, как организованных, так и «диких», оккупационные власти активно использовали и такой инструмент воздействия, как денежные контрибуции с деревень, городов, округов и даже целых департаментов. Контрибуции налагались не только в связи с акциями неповиновения или сопротивления, но и по самым разнообразным мотивам: от компенсации за ущерб изгнанным из Франции немцам до покрытия расходов за газовое освещение осаждавших Париж немецких войск. Контрибуции отличались своей произвольностью и заведомой невыполнимостью для многих городов и округов. Чтобы расплатиться с налагаемыми контрибуциями, многим муниципалитетам приходилось выпускать займы и залезать в долги, одна только выплата процентов по которым была равна их годовому доходу[707].
Оккупационные власти, по всей видимости, сознательно вовлекали муниципальные власти в постоянные переговоры по поводу натуральных и денежных выплат, используя старый как мир метод кнута и пряника. Адвокат Арман Сюрмон, описывая ситуацию на территории департамента Сарта, отмечал постфактум: «Что нас поразило, быть может, больше всего <…>, так это ситуация постоянного торга, принимавшего все мыслимые формы»[708]. Целью было выжать из оккупированных как можно больше, что заставляло последних в этой связи задаваться вопросом о состоянии финансов самой Пруссии. Самая неблагодарная роль выпадала муниципальным властям кантонов, которым приходилось выступать посредниками между оккупационными властями и своими сельскими коллегами в вопросах выполнения немецких требований.
Французское правительство грозило серьезными последствиями всем тем, кто пойдет на сотрудничество с оккупационными властями[709]. Это ставило местное население иногда перед сложной дилеммой. В декабре 1870 г. департамент Эна, например, оказался обладателем сразу двух префектов: немецкого и французского. Последний, представляя правительство «национальной обороны» в свободной, северной части департамента, требовал безусловного выполнения только своих распоряжений и от муниципалитетов на занятой немцами территории, грозя возможными последствиями для их глав. Чтобы успокоить последних, немецкие пропагандисты не преминули напомнить, что выполнение распоряжений оккупационных властей никак не будет преследоваться после войны и что подобная «амнистия» будет прописана в будущем мирном договоре (подобная статья и правда была в Пражском договоре 1866 г. по итогам австро-прусской войны). В итоге местные власти сплошь и рядом мудро следовали слегка циничному совету «Курьер де ля Шампань»: «Что делать, если выбор — французский или прусский расстрел? Избегайте того, угроза которого ближе»[710]. Впрочем, грозные окрики из Тура не подкреплялись реальными репрессиями.
Нередки были случаи, когда даже не занятые еще немецкими войсками коммуны и округа подчинялись распоряжениям немецкой администрации и выплачивали требуемые ею контрибуции. Власти города Вервен и одноименного округа на севере департамента Эна, в частности, пошли на это именно для того, чтобы немецкие войска не входили на его территорию, не размещали гарнизоны и не устраивали реквизиций. Более того, они отправили делегацию в Лан на переговоры с прусским префектом, дабы выторговать сокращение контрибуции в три раза, и тот, стоит отметить, любезно пошел им навстречу[711].
Немецкие власти широко задействовали, говоря словами адвоката Сюрмона, и принцип «солидарности по цепочке», когда «кантон отвечал за коммуну, округ за кантон, а город Ле-Ман — за весь департамент». Именно этот принцип коллективной ответственности позволил немцам, в частности, добиться выплаты контрибуции даже с той части департамента Сарта, которую они были вынуждены очистить вслед за подписанием перемирия в феврале 1871 г.[712] «Периметр влияния» немецких властей, таким образом, простирался дальше непосредственно оккупированной территории. Однако стоит отметить, что эта зыбкая граница устанавливалась сразу же там, где ощущалось хотя бы отдаленное присутствие французских войск.
Впрочем, в целом ряде случаев французское население вполне охотно снабжало немцев продовольствием и товарами. Отчасти этим немцы были обязаны той дурной славе, что шла впереди них благодаря бойкому перу французских журналистов. В восприятии рядовых французов угроза репрессий захватчиков далеко превзошла ее реальные масштабы, преломляясь самым причудливым образом. Некоторые крестьяне, например, отказывались гнать скот на продажу в города, поскольку считали необходимым «сохранить хоть бы что-то для пруссаков, которые-де сжигают дома, в которых не нашли ничего поесть»[713].
Сопровождавший наступавшую на Париж армию американский генерал Шеридан писал в своих мемуарах: «Было странно наблюдать, с каким пылом французы старались наполнить желудки своих непримиримых врагов, с каким рвением мэр и другие чиновники содействовали реквизициям»[714]. Сотрудник парижского Коллеж де Франс, вулканолог Фердинанд Фуке оставил схожее свидетельство по итогам поездки через департаменты Эр-и-Луара и Орн. Жалуясь на войну, здешние крестьяне, тем не менее, признавались, что «благодаря пруссакам они прилично заработали, продав тем продовольствие намного дороже того, что они могли бы получить со своих соотечественников». Фуке саркастично констатировал: «Война, таким образом, не опустошила Бос [плодородный регион между Сеной и Луарой], как о том говорили. Если местные жители и требовали громко мира, то лишь потому, что у них больше ничего не осталось на продажу»[715].
В департаменте Кот-д’Ор подобное содействие оккупантам и вовсе вошло в систему. Супрефект округа Семюр не препятствовал крестьянам поставлять продовольствие в занятый немцами Дижон, поскольку городу нужно было разместить у себя двадцатитысячный немецкий гарнизон. Фактическую поставку ресурсов противнику он оправдывал тем, «что если наш округ откажет Дижону, тот не сможет выполнить требуемое врагом, который решит прийти к нам и взять даром то, за что Дижон нам платит»[716]. Гамбетта же в этой ситуации был категоричен: «война должна вестись всеми средствами», и продовольствие следует без огласки эвакуировать на неоккупированную территорию[717]. Впрочем, хватало и обратных примеров. Депутат Национального собрания Поль Жозон, в частности, отмечал, что население департамента Сена-и-Марна, «несмотря на постигшие его бедствия, сохранило достоинство и патриотизм. Пруссаки постоянно делали предложения местным жителям к сотрудничеству или установлению торговли. Эти предложения, за редким исключением, были с пренебрежением отвергнуты»[718].
Любопытно, что в начале войны французское население проводило разницу между пруссаками и контингентами союзных им южнонемецких государств: Баварии, Бадена и Вюртемберга. Независимость последних всегда отстаивалась дипломатией Второй империи, и негативный образ их до войны отсутствовал. Поэтому неудивительно, что южным немцам пришлось столкнуться с упреками столовавших их французов, что Бавария и Баден «подло подвели Францию»[719]. Похвальный образ действий неприятельских офицеров французы часто объясняли себе тем, что те не относились к пруссакам по рождению[720]. Классификация могла быть довольно подробной. Один из современников, например, отдавал предпочтение вюртембержцам и саксонцам; мекленбуржцев же, напротив, числил самыми чёрствыми, а уроженцев Силезии — самыми жестокими и склонными к грабежу[721].
707
La république au défi de la guerre… P. 232.
708
Surmont A. Les Allemands dans la Sarthe. Etude sur leur conduit pendant l’occupation d’après les enquêtes faites dans le département. Le Mans, 1873. P. 54.
709
См., например, телеграмму Гамбетты префекту Мезьера от 27 ноября 1870 г. Enquête parlementaire sur les actes du Gouvernement de la Défense nationale. T. II. P. 322.
710
Цит. по: Parisot G. Op. cit. P. 282.
711
Ibid. P. 283–284.
712
Surmont A. Op. cit. P. 64–65.
713
Цит. по: Dirou A. Op. cit. P. 206.
714
Sheridan P.H. Op. cit. P. 417.
715
Paris assiégé, 1870–1871… P. 310.
716
Цит. по: Bonhomme É. La République improvise: l’exercice du pouvoir sous la Défense nationale, 4 septembre-8 février 1871. Saint-Pierre-du-Mont, 2000. P. 314.
717
Enquête parlementaire sur les actes du Gouvernement de la Défense nationale. T. II. P. 298–299.
718
La république au défi de la guerre… P. 232–233.
719
Waltz G. Op. cit. S. 35.
720
См., например: Saucerotte T. Lunéville pendant la guerre et le rapatriement. P., 1872. P. 13.
721
Ruble A. Op. cit. P. 26–27.