Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 49



— Обалдеть! — шепчу одними губами.

— Когда я впервые увидела вид из иллюминатора самолёта, сразу же захотела стать либо лётчицей, либо стюардессой, — делится с нами Олеся.

— Так что же помешало? — беспечно вступает в диалог Стёпа.

— Не знаю, — пожимает плечами. — Это была детская мечта.

Я шумно выдыхаю, устремив взгляд на мужа. Мне не нравится, когда он общается с другими женщинами, и я всем своим негодующим видом даю это понять.

— А вы, Степан Ефимович, кем мечтали стать в детстве? — продолжает няня, скосив уголок губ в подобие улыбки.

— Даже не знаю. Моя жизнь с самого рождения была предопределена. Мечтать было некогда.

— И всё же? — Олеся выразительно изгибает бровь.

— Хм, — Стёпа по-хозяйски откидывается на кресло и задумчиво трёт подбородок. — Была у меня безумная тяга к сладкому. Давно, когда мама была жива. Она учила меня печь круассаны и пончики. Какое-то время я даже грезил карьерой кондитера.

— Почему ты мне про это никогда не рассказывал? — судорожно выдыхаю воздух.

— Не знаю. Мы с тобой не обсуждали такие вещи, — пожимает плечами.

Возвращаю растерянный взгляд в иллюминатор, за которым сгустились воздушные замки, и даже не могу насладиться красотой природы. Пульс стремительно набирает обороты.

— Степан Ефимович, а вы не думали открыть кондитерское кафе в память о маме? — Олеся лезет в личное и сокровенное, и я едва заметно напрягаюсь.

Ну давай же, Стёпа, покажи свои колючки!

— Была такая мысль, тоже довольно давно. Я поделился задумкой с отцом, и он отговорил меня. — Говорит на удивление спокойно.

— Грустно, — Олеся выдаёт сопереживающую гримасу.

— Возможно, когда-нибудь я открою сеть кондитерских в честь памяти о моей матери. Спасибо, Олеся, что напомнили мне об этом желании.

Мои глаза сейчас на лоб полезут от шока. Волков ни с кем никогда не обсуждает эту тему. При упоминании о том, что он когда-то был маленьким мальчиком из полноценной семьи, обычно у него на лбу выступает сетка мимических морщин и венка на шее начинает дёргаться. А тут ещё и "спасибо".

Я молчу. Напряжённо выслушиваю милую беседу мужа с няней, залипая в окно. Солнце медленно опускается за облака, озаряя горизонт красным свечением. С самолёта закат смотрится по-особенному великолепно. И я даже на какое-то время расслабляюсь, забывая о проблемах, гложущих меня на протяжении трёх месяцев.

Но стоит только пилоту вывести железную птицу на посадку, я вновь вспоминаю о своей реальности, и в глубине души зарождается надежда.

Швейцария изменит всё!

Мы с Волковым побудем вдвоём, погуляем по заснеженной Женеве, поужинаем где-то в кафе, обсудим всё, что накопилось за этот чёртов месяц. Раскроем друг другу души, обнажим их. Чтобы секретов и недомолвок больше не было.

_22_

_Степан_

— Завтра сложный день, Вероника, — осторожно касаюсь плеча жены.

Волкова стоит у зеркала в одном полупрозрачном халатике и расчёсывает густую прядь золотистых волос. От моего прикосновения Ника вздрагивает и застывает, а я невольно притягиваю её спиной к себе. Её лопатки ударяются о мою грудь. Втягиваю запах её волос и мучительно закрываю глаза. Сладкая и пьянящая. Всё ещё моя, но отдалившаяся настолько, что я позабыл, чем пахнет родная женщина.

— Стёп, спать пора, — откладывает расчёску на столик и ловит мой сосредоточенный взгляд в отражении зеркала.

— Ничего поинтереснее ты мне не предложишь? — скольжу пальцами по её бархатистой коже, убирая волосы в сторону и оголяя длинную шею.

Целую с трепетом и осторожностью, оставляя мокрый след. С надеждой наблюдаю за волной мурашек, покрывшей её кожу.

— Стёпа, завтра сложный день, — натянуто улыбается и отстраняется, передразнивая меня моей же фразой.

Ника буквально испаряется из моих рук, забирая с собой тонкий пленительный запах.

Выходит из ванной комнаты, хлопнув дверью.

А я смотрю на своё отражение. Долго и пристально.

Моя жена мне не даёт!

И эта мысль вновь волочит за собой подозрения и сомнения.

Раз мне не даёт, значит, трахается с кем-то другим.

Руки невольно сжимаются в кулаки.

Я что, похож на приманку для гулящих женщин?

Умываюсь холодной водой, чтобы привести мысли в порядок, и выхожу в просторный номер отеля. Максим спит в детской кроватке, мирно и безмятежно. Сынок вообще проспал большую половину дня, бодрствуя только во время приёмов пищи, и я уже начал бояться, что нас ждёт бессонная ночь.



Но всё обошлось.

Вероника лежит в кровати, завернувшись в лёгкое одеяло. Её соблазнительный силуэт под тонкой тканью так и манит, но я уверен, что даже пытаться проникнуть в её трусики нет смысла. Неприступная крепость! А взять её штурмом — ниже моих принципов.

Ранний подъём сказывается на моём самочувствии. Я рассеян и разбит. И взбодрить меня не может ни крепкий кофе, ни плач малыша.

Вероника меняет памперс Максимке и принимается громко отсчитывать колличество ложек смеси.

— Хорошего дня, — бросает дежурно, даже на меня не посмотрев.

— Прогуляйтесь сегодня с няней, развейтесь. Я пополнил твою карту, — также буднично сообщаю я и прохожу к выходу из номера.

Оборачиваюсь.

Ника уже сунула Максимке бутылочку, уложив сыночка на бочок. Забавное чмоканье расползается в тишине, и я невольно застываю в дверях.

Я уже забыл, какие на вкус губы у моей жены. Подхожу семимильными шагами к Волковой, хватаю за затылок и заставляю заглянуть в мои глаза.

— Стёпа, ты чего..? — шепчет.

А если бы не было ребёнка рядом, скорее всего взвизгнула бы от неожиданности.

Впиваюсь в её губы яростно и жадно, чтобы убедиться, что моя Канарейка всё такая же сладкая на вкус. Углубляю поцелуй, и Ника реагирует: дышит тяжело и тонкие пальцы запускает мне под пиджак.

Отрываюсь, оставляя на её губах след.

— Стёпа, — в голубых глазах образуется тёмная бездна.

— Я люблю тебя, — нежно касаюсь губами её щеки.

— И я тебя… тоже… — смотрит с лукавым прищуром. — Может, побудем вдвоём сегодня вечером?

Ах, какой тонкий намёк!

— Теперь я ещё больше буду спешить к тебе, — улыбаюсь.

— Тогда до вечера, любимый!

А вот поцелуй, страстный и волнительный, бодрит. И обещание, данное женой, заряжает позитивом. Поэтому к швейцарцам я приезжаю с позитивным настроением, хотя и понимаю, что от сегодняшней сделки будет зависеть судьба всей моей корпорации.

— Степан Ефимович, доброе утро! Рад вас видеть! — Доминик Амьель встречает меня в переговорной.

Темноволосый мужчина с хитрыми прищуренными глазами хищника и носом, как у орла, раскинулся в кресле директора.

— Доброе утро, — натягиваю улыбку, которая даётся мне с трудом.

Я ожидал, что буду вести переговоры непосредственно с управляющим компанией, а не с Домиником, у которого статус гораздо ниже.

— Начнём, — жестом предлагает мне занять кресло напротив.

И мне ничего не остаётся, как отключить эмоции и взяться за работу с чистыми мыслями. Но обсуждение дальнейшего сотрудничества Доминик прерывает неожиданным вопросом:

— Как поживает ваша супруга?

Внутренне меня передёргивает, но внешне я сохраняю хладнокровное спокойствие.

— Всё прекрасно. Вероника прилетела вместе со мной.

Замечаю любопытную ухмылку собеседника.

Амьель ставит локти на стол и скрещивает пальцы.

— Так значит, вы, господин Волков, женились на малявке — помощнице? Думал, это только слухи.

— Женился, — коротко киваю. — Я её безумно люблю.

Перед глазами почему-то проплывает картинка из прошлого, когда Доминик слишком многое себе позволил! Он касался тела моей Вероники, когда та грохнулась посреди зала переговорной, рассыпав документы по полу. Мурашки пробегают по спине.

Доминик хитро улыбается, и взгляд его меняется. Искрится. Точно также он смотрел на Веронику в тот день. Жадно, липко, поглощающе.

Нет, он не на орла похож. На коршуна!

На вечере, устроенном в честь подписания контракта, Амьель спрашивал у меня про Веронику, пытался прощупать почву. Свободна ли она, давно ли работает на меня, есть ли у неё мужчина? Я быстро сообразил, что им движет спортивный интерес. Он просто решил поиметь женщину из России, тем более Ника видная, статусная. Такую грех не захотеть.