Страница 11 из 16
– Раз Ксюша жила с бабушкой, в анамнезе имелся и дедушка, – подхватил Егор, листая угодившую в общий набор раскраску. – Надо проверить, что с ним случилось.
– Не спеши, это не конец списка. Следующий пункт – упыри. По некоторым поверьям, они способны летать, оборачиваться животными и просачиваться в дома сквозь щели. Далее, домовые…
– Домовые-то здесь при чём? Они же добрые. – Просмотрев раскраску до конца и не найдя никаких зацепок, Одинцов швырнул её в груду изученного материала. Взял толстую тетрадь в клетку, обложка которой была щедро обклеена сердечками из фольги.
– Это сейчас они добрые. Раньше домовых считали мелкими демонами. Они похищали некрещённых детей, насиловали вдов, душили людей во сне, усаживаясь на грудь. Кикиморы тоже подходят, они способны становиться невидимыми. Попадают в человеческое жильё вместе с каким-нибудь предметом, изгнать их почти невозможно. Игоши – уродливые дети кикиморы. Есть ещё злыдни, цыцохи, ночницы, завистливый дух Жердяй, Мара, Бабай, Страшило, Бука, Баечник. У нас в области даже Бугимен живёт. Приехал с группой американских студентов, изучавших архитектуру Сибири.
– Как-то не верится, что у вас с таким контингентом до вчерашнего дня было тихо.
Последнюю тетрадь Егор пролистывал с особым вниманием. Оставленные в ней рисунки выглядели многообещающе. Яркие цвета исчезли, на смену оранжевым и голубым карандашам пришли серые и коричневые. Вот и спальня – взгромоздились друг на друга подушки, похожие на стопку вареников. Растопырила ножки кровать, пространство под ней Ксюша густо зачирикала, даже бумагу порвала.
– Да, многие из нас созданы как злые духи. Но мы разумны. И умеем обуздывать свои наклонности. – В голосе Василисы просквозил холодок. – Ты не имеешь права считать всех домовых убийцами на том основании, что кто-то из них в семнадцатом веке кого-то придушил. Точно также как я не имею права мести всех людей под одну гребёнку, хотя среди вас жили Джек Потрошитель, Чикатило и Гитлер.
Егор хмыкнул, признавая аргумент. На следующей странице снова изображалась спальня. Рядом с кроватью, где притаилась плотно заштрихованная тьма, стояла девочка. Из глаз её били фонтаны крупных, нарисованных отдельными каплями слёз.
– Надо съездить в архив. Посмотреть, с кем из нечисти связывают мяту. Я такого не припоминаю.
– Не мята, а мета…
Последняя картинка была нарисована в два цвета, красным и чёрным карандашами. Вся та же схематичная спальня и раскоряченная кровать. Из темноты под ней таращились две злобных щели с узкими полосками зрачков. К низу темнота сужалась и клинообразным отростком выдавалась вперёд. Лапа? Или борода? Но самое главное, над кроватью плясали кривые буквы, выведенные неумелой рукой: «Метасказка». Одинцов мысленно повторил нелепое слово, пытаясь вызвать хоть какие-то ассоциации. Тщетно.
Василиса слезла с кровати и подошла к участковому. Посмотрела на рисунок, склонившись над плечом. Так близко, что Егор ощутил запах её волос, напомнивший об уставшем от летнего зноя поле. Похожий аромат витал в дачном доме его бабушки, любительницы добавлять в чай разные травы вроде ромашки и чабреца.
– Это наверняка он.
– Узнаешь кого-нибудь из фольков? С длинной тёмной бородой?
Девушка подняла глаза к потолку, припоминая имена.
– Бородатых полно. Черномор, Банник, Блуд, Чернобог, Дед Пихто, Кудеяр, Финист, Полевик, Лесовик. Богатыри тоже все бородатые, кроме Алеши Поповича… – как бы оправдываясь, смущённо добавила – В славянском фольклоре бритых мужчин и нет почти…
М-да, вот тебе и особая примета. Одинцов выдрал листок, сложил его в приготовленный файлик и убрал в карман.
– А про метасказку что-нибудь слышала?
Василиса покачала головой. Села на ковёр, собирая ненужные рисунки и расталкивая их обратно по мешкам. Егор взялся ей помогать.
– Надо в интернете поискать.
– Бесполезно. В Московской общине есть специальная служба, которая подчищает информацию в сети. В интернете ты не найдёшь ничего про настоящее волшебство. Зато я знаю, у кого можно спросить. Администрация сегодня работает допоздна, успеем.
Глава 5. Сказочная бюрократия
22 августа 2012 г. Среда, вечер, около восьми.
Услышав про администрацию, Егор подумал о сером трёхэтажном здании в центре города, где скрывался тихий незаметный мэр, раз в четыре года выбиравшийся в общественное пространство, чтобы напомнить о своём существовании.
Однако помощница Бабы Яги потащила его на окраину, за насыпь с железнодорожными путями, к закрытому НИИ сельскохозяйственной микробиологии. В советское время институт являлся научным центром всесоюзного масштаба. В девяностые финансирование сократили, и НИИ тихо загнулся, как и многие учреждения тех времён. Осталась огромная территория за забором: несколько корпусов, своя котельная, большой сквер. Но на всём лежала печать заброшенности и разрухи. Фонари горели через один. Бетонная плитка во дворе растрескалась, между стыков проросла трава. Краска на зданиях облезла и встопорщилась хлопьями, круглую чашу фонтана заполнила дождевая вода, на поверхности которой плавали листья и мелкий сор.
Ощущение безвременья усиливал холодный вечерний свет. Из разросшихся елей торчали руки какой-то статуи. Крепкие бронзовые ладони поднимали к небу конструкцию, похожую на схему атома из школьного учебника по физике. Один из эллипсов, изображавший траекторию электрона, опутывала лента с лозунгом «Слава советской науке!». Над восклицательным знаком сидела ворона.
Впрочем, приглядевшись повнимательней, Егор начал замечать отдельные признаки жизни. На калитке у пустой проходной висело объявление, что въезд на территорию осуществляется по пропускам, оформляемым у коменданта. Кое-где на этажах блестели пластиковые окна, за которыми виднелись опущенные жалюзи. В урне валялся бумажный стаканчик из-под кофе. У парадного крыльца с десятком выщербленных ступеней цвели петуньи в гипсовых вазонах. Рядом висела растяжка с надписью «Отель Лукоморье» и жирной стрелкой, указывающей направо.
Заметив недоумённый взгляд участкового, Василиса пояснила:
– Община выкупила здание десять лет назад. Недавно мы решили одно крыло оборудовать под отель, а доходы пустить на социальные нужды.
Егор усмехнулся.
– И как, много тех доходов?
– Пока не очень. Половина номеров пустует, иногда вообще два-три клиента живут.
Ничего удивительного. Верхне-Волчанск и в лучшие времена не мог похвастаться потоком туристов. Историческая застройка в городе не сохранилась, не считая пары образчиков советского конструктивизма, вроде того же НИИ или кинотеатра «Космос». Из посторонних сюда приезжали только редкие командировщики, связанные со строительством или деревообработкой. Но и они предпочитали селиться по съёмным квартирам.
Возле входа в центральный корпус висело ещё одно объявление про отель со стрелкой, на этот раз распечатанное на простом листке а-четыре. Должно быть, для самых рассеянных постояльцев. Егор поднялся по ступеням и придержал дверь идущей следом Василисе. Интерьер помещения соответствовал фасаду. Свет фонаря у крыльца с трудом просачивался сквозь пыльные стёкла. Дальнюю стену покрывала мозаика со снопами колосьев и учёными в белых халатах, за спинами которых ползли по полю трактора. Несколько кресел с деревянными ножками, окружённые фикусами в напольных горшках, терялись в сумраке вестибюля. Звук собственных шагов показался Одинцову слишком громким и неуместным.
Из вестибюля они попали в коридор с лампами дневного света, где по стенам тянулись оставшиеся с институтских времён плакаты под оргстеклом, перечислявшие виды насекомых-вредителей. Егор узнал колорадского жука и бабочку-капустницу. Старый линолеум вспучился волнами. Тихо жужжали лампы, издалека наплывал недовольный бубнёж.
Коридор закончился просторным холлом. У дверного проёма на стуле посапывала старушка в толстой мохеровой кофте. Дремала чутко: Егор едва не наткнулся на выставленную поперёк прохода руку.