Страница 10 из 16
– Ксюши-то? Тогда вам повезло. Майя Георгиевна, земля ей пухом, на выходных три пакета этих самых рисунков на помойку оттащила. Сказала, в квартире места уже не осталось. А я забрал, бумагой стёкла хорошо протирать. Хобби у меня имеется. Скалярий развожу.
Девушка радостно пискнула и обхватила рыбьего мужика за шею, чмокнув лоснящуюся синюшную щёку. Егор поморщился. Во-первых, Василиса выболтала план непонятно кому, не подумав о риске. А во-вторых, от Водяного пахло болотом, а в нечёсаных лохмах застряло что-то длинное и осклизлое, похожее на подгнившую водоросль.
– Пошли, я тут недалеко.
Халупа Водяного располагалась в полуподвальном закутке цокольного этажа. Из-под металлической двери, выкрашенной тускло-зелёной краской, тянуло сыростью и рыбьими потрохами. Внутри царил полумрак – единственное окно хозяин заклеил газетными листами. Под потолком мерцала слабая лампочка без абажура, вокруг неё роилась мошкара. Пол жилой комнаты был выложен кафельной плиткой, чьи стыки забились грязью и заросли плесенью. Дальнюю стену загораживала открытая цистерна с водой, от которой по комнате расплывалась особенно гнусная вонь. А ещё здесь были аквариумы, десятки аквариумов: круглых, плоских, прямоугольных, с мелкой галькой на дне, с пышными зарослями растений, кишащих рыбой и пустых. У входа стояло жестяное ведро с наполовину сдвинутой крышкой. Егор по неосторожности в него заглянул и сразу отпрянул: внутри копошились черви. Должно быть, корм для рыб. Или для хозяина.
Водяной отправился на кухню, где принялся стучать дверцами и шуршать полиэтиленом. Вернулся, волоча по полу три объёмистых мешка.
– Нате. Хотите, можете тут посмотреть.
– Не, мы пойдём. Темновато у тебя, – выкрутилась Василиса, принимая первый мешок и без усилий закидывая его за спину.
– Ну как знаете… А то я ушицы наварил.
– Спасибо, я не голодный, – соврал Одинцов и подхватил оставшиеся мешки, большие, но не слишком тяжёлые.
Выйдя на улицу, он притормозил, опустил поклажу на асфальт, показавшийся после берлоги Водяного таким чистым, что хоть кушай с него, и с удовольствием втянул свежий воздух. Не сдержавшись, буркнул:
– От меня теперь рыбой за километр несёт!
– Да от тебя чем только не несёт! – обиделась за приятеля Василиса. – Ты как ходячая животноводческая ферма, где все рабочие ушли в запой!
Это было правдой, но Егор всё равно почувствовал себя задетым.
– Пошли ко мне, я живу в двух остановках. – Василиса перехватила мешок поудобнее и устремилась в проход между домов. Поколебавшись, Егор последовал за ней, кривя губы и шевеля желваками. Ферма, значит… Животноводческая. Он вывернул шею, понюхал рубашку и окончательно расстроился.
***
Василиса снимала квартиру на втором этаже бетонной панельки.
В прихожей девушка стянула кроссовки, а затем и безразмерный свитер, оставшись в одной белой футболке без рукавов. На груди, довольно округлой для субтильного телосложения, болтался кулон в виде наконечника стрелы. Егор, до сих пор обиженный, молча разулся и проследовал в комнату, бросив мешки на ковёр. Верхний перевернулся, из раскрытой горловины хлынул шелестящий бумажный поток.
Одинцов огляделся. Чистенько, симпатично. У стены стояла односпальная кровать, застеленная клетчатым пледом, над ней висели забитые книгами полки. Егор вытащил том наугад – «Теория и практика ювелирного дела». Задвинул назад. Уюта комнате придавало мягкое кресло и напольная лампа с торшером, накрытым платком с пёстрой вышивкой из птиц и цветов. Место у окна занимал рабочий стол, заставленный коробочками, баночками, шкатулками с бисером и пуговицами, жгутами тесьмы и связками сушёных растений, испускавших аромат жаркого полдня в лесу. К краю столешницы были прикручены тиски, рядом крепились вальцы для прокатывания проволоки.
– Чай будешь? – с кухни донёсся звонкий голос, заглушаемый пущенной из крана водой.
– Из самовара? – заинтересовался Егор.
– Ага, с кулебякой и баранками. Я живу в том же веке, что и ты. Чай в пакетиках.
Участковый снова насупился.
– Так будешь или нет?
– Нет! – Ответ прозвучал излишне резко.
– Как знаешь.
Егор присел на корточки и перевернул первый мешок. Во все стороны разлетелись страницы из альбомов, тетрадей и блокнотов разного формата. Девочка любила рисовать… Он постарался отогнать лишние для расследования мысли. Это просто улики. Их надо изучить. Из-за сырости в квартире Водяного многие рисунки слиплись между собой, а почеркушки фломастером растеклись и превратились в малопонятные абстракции. Одинцов принялся сортировать кучу, откладывая просмотренные картинки в отдельную стопку. Больше всего девочка любила изображать семью (бабушка в очках и с гулькой на голове, мама с волосами до пят, папа в галстуке), принцесс в платьях куполом и смешных улыбающихся животных.
Подошла Василиса, удивилась:
– Ты чего на полу? Садись в кресло.
– Обивка фермой провоняет, – процедил участковый, подставляя свету очередной листок.
Девушка замешкалась, а потом неуверенно уточнила:
– Ты что, обиделся?
И, не дожидаясь объяснений, сделала вот что: опустилась на колени рядом с Егором, уткнулась носом в отворот рубашки и втянула воздух.
– Фермой, конечно, пахнет. Но за ней я чувствую запах туалетной воды и тренированного мужского тела. Мир?
Так же быстро вскочила на ноги и пересела на кровать.
Егор растерянно заморгал и не сразу сообразил, что сказать.
– А-а-а… Да на полу просто удобней…
– Тогда ладно.
Василиса потянулась к полкам над головой, провела пальцем по корешкам и выдернула толстую книжку в серо-коричневой обложке.
– У меня есть несколько монографий Майи Георгиевны и учебники по фольклору. Раз ты занят, поищу информацию о детских кошмарах.
Каждый углубился в свою работу. Поползли часы, наполненные шелестом и шуршанием бумажных страниц. Рисунки, рисунки, рисунки… Егор отсидел себе зад, попробовал стоять на коленях, но быстро устал. Колючий ворс натирал кожу через штаны, пока он не догадался подложить снятую с кресла подушку. Солнечные лучи за окном окрасились в золотисто-розовый, затем потускнели до жидко-голубого. Зажёгся торшер. Свет от лампочки, проходя через платок-абажур, ложился цветными пятнами на обои. Под рукой незаметно возникла тарелка с бутербродами с толсто нарезанной ветчиной, бессознательно опустошённая участковым.
Перелопатив два мешка, Егор позволил себе отвлечься и продемонстрировать хозяйке квартиры любопытную картинку. На ней глазастый треугольник с копьеобразной косой держался за руки с квадратным существом не менее устрашающего вида. Перекошенные буквы над парочкой складывались в подпись: «Васелиса при мудрая и её жиних».
– Ты глянь на портретное сходство!
В ответ донеслось тихое фырканье.
– Что за жених?
– Наверное, Иван-дурак, – вздохнула девушка. Кинула книгу на плед, положила руки на поясницу и глубоко прогнула затёкшую спину. Футболка натянулась, обрисовав соблазнительную грудь. Егор отвернулся, напоминая себе, что видит лишь обманку, человеческую ипостась древнего и непонятного существа. Чтобы скрыть смущение, спросил:
– Как дела с кошмарами? Нашла что-нибудь?
– С кошмарами всё хорошо. Я бы сказала, обильно. Ты когда-нибудь слышал про заложных покойников?
– Нет. Это кто?
Егор подтянул к себе последний, третий по счёту мешок. В глазах уже рябило от цветов, облаков, фей и котят. Сказочные персонажи попадались намного реже, по большей части царевны-королевны, никак не связанные ни с Ксюшей, ни с её комнатой. Ничего пугающего и странного разглядеть в них не удалось.
– Нечистая сила, мертвецы, не нашедшие успокоения. Любят пугать людей и скот. Или вот другая версия: восточные славяне поддерживали культ предков. Считалось, что родственники не уходят навсегда, а остаются частью семьи, просто невидимой. Духам-дедам оказывали уважение, подносили дары, справляли поминки. Если духа обращение устраивало, он семье помогал. А если нет, то мог устроить беспорядок или кого-нибудь покалечить. Мстили духи именно по ночам, в том доме, где встретили смерть.