Страница 50 из 65
Рабочие покои князя были аскетичны до предела, чему удивлялись все без исключения, когда бывали там. Кроме Горана, пожалуй. Он тоже был равнодушен к роскоши. Все остальные соратники князя, вырвавшиеся из затхлой темноты убогих землянок, потребляли ртом и задницей. Они словно хотели попробовать все, до чего могли дотянуться их руки и глаза, не зная в том ни меры, ни нужды. Они тащили под себя все, золото, тряпки, украшения, еду, дома, коней, женщин… И они никак не могли насытиться. Им, рожденным в полнейшей нищете, всего было мало. Горы сундуков, набитых добром, грозили переполнить их дома, а кое-где драгоценные ковры из Персии уже клали в два слоя, так много их было куплено. В общем, стремительно разбогатевшая словенская знать немного сходила с ума. А вот их дети вели себя уже куда более здраво. Привыкли, наверное, к хорошей жизни.
Каменные стены и потолочные балки в княжеских покоях не имели украшений, просто камень и дерево. Даже мебель тут была довольно простой, зато на редкость удобной. Слишком много времени приходилось тут проводить хозяину дома. На стене висела огромная карта, сшитая из нескольких выделанных шкур, где самым тщательным образом были нанесены города, страны, горы и реки. Качество этой карты откровенно хромало и отражало то, что князь помнил из школьного курса географии. В большом камине весело трещал огонь. Глупая это затея, камин, бесполезная, ведь весь дворец отапливался печами в подвале. Это был личный каприз князя, он любил живой огонь. Больше в рабочих покоях государя и не было ничего. У иного горожанина обстановка была богаче. Лишь свинцовый переплет, куда было вставлено прозрачное стекло, стоил безумно дорого. Те, кто надо, понимал, сколько.
— Княже! — Горан протиснулся в дверь и коротко поклонился. Он постарел за эти годы, раздался вширь, но по-прежнему был могуч, как дикий тур. Лицо его покрылось морщинами, и лишь глаза на нем, горящие пронзительным огнем, были все еще молоды. Седая окладистая борода лежала на могучей груди, а на бычьей шее тускло мерцала серебряная гривна, полученная когда-то за храбрость.
— Садись, — махнул рукой князь. — Что там у тебя с этими ведунами? У моей жены скоро совсем кукушка из дупла выпорхнет. Разобрался, что это у нас тут за великие волхвы, которым грядущее ведомо, завелись?
— Разобрался, государь, — хмуро кивнул Горан. — Лучше бы не разбирался, честное слово! С души воротит.
— Что так? — удивился Самослав, который почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине. Плохое начало разговора.
— Смотри сам! — Горан положил на стол лист бумаги, густо покрытый неумелыми рисунками. Боярин писал с трудом, его рука была тяжела, и он частенько рвал бумагу пером. — Вот, как ты учил, сделал. Тут кружками и стрелочками людишки помечены. Полюбуйся, где стрелочки начинаются, и где заканчиваются. Тут не один месяц работы, княже.
— Проверили? — нахмурился Самослав, до боли в глазах вглядываясь с лист. В его груди медленно наливалась злость. Как же так!
— Трижды проверили! — хмуро кивнул Горан. — За каждый кружочек головой ручаюсь. И за каждую стрелочку тоже. Многих дней работы каждая из них стоила. Люди мои в полглаза спали и на чердаках неделями под себя ходили, чтобы кусочек разговора услышать.
— Плохо! — прикусил ус Самослав. — Это очень плохо! Не пропустите удар, Горан! Если ты не ошибаешься, тут моя собственная голова на кону стоит.
1 Триест находится в зоне субтропиков, крайне нетипичной для этой широты.
2 Пола — совр. Пула, Хорватия. Город на южной оконечности полуострова Истрия.
3 Спор о трех главах — один множества внутрихристианских конфликтов в 6 веке. Вопрос состоял в предложении предать анафеме в связи с обвинениями в несторианстве личность и труды богословов Феодора Мопсуестийского, некоторые труды Феодорита Кирского и одно из писем Ивы Эдесского. Разногласия между различными христианскими церквями, вызванные спором о трёх главах, не преодолены до сих пор.