Страница 1 из 65
Глава 1
Неизвестно где. Неизвестно когда.
Милица вдыхала запах незнакомых цветов. Тут было очень красиво, до того красиво, что аж дух захватывало. Огромный дом в зеленой долине, сплошь покрытой садами, казался ей Ирием, о котором говорила мать. Наверное, рай именно такой, как этот сад. Она уже давно жила тут, и потеряла счет дням и месяцам. Знала только, что прошло где-то полгода, как она очутилась тут. Ее никто не обижал, ее сытно кормили и не заставляли работать. Она могла делать все, что угодно, кроме одного. Она не могла выйти за ворота. Стража вежливо, но настойчиво провожала ее назад в этот дом. Да и одной она не оставалась никогда. За ней следили странные люди. Обрюзгшие, нескладные, с бритыми лицами. Их голоса напоминали женские, но их глаза… В их глазах был лед.
Полтора года назад.
Милица с тихим стоном открыла глаза. Свет резанул болью, и она снова их закрыла, так было куда легче. Она лежала, собирая в кучу путаные воспоминания. Великие боги! Стана оказалась и не Стана вовсе, а какая-то Чеслава, теща его сына! Сына! Само, сыночек, живой!
Милица затряслась в рыданиях. Сколько лет прошло! Минуты не было, чтобы она детей своих не вспоминала. Само пропал сразу, как убили мужа. Ратко утащили в тот огромный сарай. Ей сказали, что его евнухом сделали, и выжил он. Она вымолила у стражи позволение и несколько дней подряд несчастных мальчишек разглядывала, кто не перенес эту боль. Ей те мальчишки до сих пор в кошмарах являются. Каким же зверем нужно быть, чтобы из-за золота проклятого малого ребенка искалечить? Ведь выживал один из немногих! А вот Ратко ее выжил. Не было его среди тех мальчишек.
Никшу отняли у нее через пару недель. Калечить его, как Ратко не стали, а сунули на телегу, что ушла с купцами на юг. Его крик до сих пор у нее в ушах стоит. Тогда она и поседела. За одну ночь превратилась в старуху. Ее даже продавать не стали, за нее цену хорошую не давал никто. Обры оставили ее в кочевье, где долгие годы она овец стригла, собирала кизяк и чесала шерсть. Так она и жила, просыпаясь в слезах каждую ночь, пока обров не перебили, а рабов из большого хринга не погнали на север, где новый словенский князь приказал поставить город из камня. Само ее князем стал! Великие боги, да как это получиться могло? Милица не могла поверить этому. Но что это? Голоса! Кто-то негромко говорил за хлипкой щелястой дверью. Она притихла, боясь дышать.
— На кой она нам, Урош? — услышала она ленивый голос. — Баба как баба.
— Не просто баба, — ответил второй. — Отец сказал, глаз с нее не спускать. Сказал, она золота стоит столько, что и не снилось нам. Это же ОНА!
— Кто она? — спросил удивленный голос.
— Ну, ты, Горян, и глупый, все-таки! — в голосе появилась насмешка. — Да все купцы на свете знают, что за какую-то Милицу куча золота обещано. А еще за Никшу. Ратко не ищут больше. То ли нашли, то ли помер.
— Всех Милиц велено в Тайный Приказ представить, — голос Горяна приобрел задумчивые нотки. — А ты почем знаешь, что она та самая?
— А ты бы послушал, что она в бреду несла, — ответил Урош. — Поверь, она та самая. Тут даже сомнений никаких нет.
— А зачем тогда мы ее на тайную заимку привезли? — испугался Горян.- Она же выдаст нас. За то, чем мы занимаемся тут, тупой кол в задницу положен.
— Это ежели боярин Горан узнает, — лениво ответил Урош. — А он не узнает. Отец хитер. Ромеи раз в год приходят. Этот пес не прознает ничего.
— Так, значит, мы ее в Тайный Приказ не повезем? — уточнил Горян.
— Не… — лениво ответил Урош. — Отец сказал, что ромеи за нее куда больше дадут. Нам отсюда все равно бежать, рано иди поздно. Князь нам наш промысел не простит. По Уложению смерть за него лютая положена. Ну, так с золотом бежать куда сподручнее.
Милица слушала, затаив дыхание, боясь пропустить хоть слово. Ее искали! Сын искал ее! Больше некому, ее собственные мать с отцом потерялись давно, когда ее замуж в соседнюю весь выдали. Она и не видела их потом. Земля перестала родить, и веси разошлись навсегда. Ратко не ищут больше. Либо нашли, либо помер.
— Мокошь, молю тебя! — шептала она пересохшими губами. — Пусть Само его найдет! Пусть он будет жив!
— Пойди, посмотри, как она там! — услышала она голос Уроша.
Милица успокоила бурное дыхание, притворившись спящей. Дверь скрипнула, а к ней подошел кто-то, закрыв солнце, которое пробивалось даже через сомкнутые веки. Она ощущала его дыхание, и продолжала лежать тихо, словно мышка.
— Спит вроде, — в голосе послышалось сомнение. — Нет, не спит! Она, когда спала, похрапывала немного. Притворяется, стерва.
— Буди ее! — услышала она решительный голос Уроша.
— Эй, ты! — толкнули ее в плечо. — Хорош придуриваться. Открывай глаза, сука, или ножиком тебя поковыряю. Мигом у меня проснешься.
Милица послушно открыла глаза, и снова закрыла со стоном. Свет принес новую боль, и в голове словно взорвался огненный шар. Ее замутило.
— Эй! Эй! — услышала она испуганный голос. — Не блевать тут! Вонища будет! Да пусть она снова глаза закроет, Урош. Ей же камнем по голове прилетело, забыл? Ты сам целое ведро наблевал, когда с лошади свалился. Эй ты! А ну, закрой глаза!
— Ладно, пусть лежит так, — смилостивился Урош. — Ромеи скоро приедут. Никуда она не денется. Собаки порвут. Ох, и знатных кобелей в Солеграде разводят. Золото, а не кобели. Для нашего промысла самое то, что надо!
Три месяца спустя.
Урош оказался прав. Заимка, стоявшая в густом бору, была маленькой крепостью, которую охраняла пара огромных псов, которых спускали на ночь. Несколько сараев, построенных из толстых бревен, были окружены частоколом, ворота в котором закрывались на толстый брус. Зачем было прятаться от всех в лесной чаще, Милица поняла почти сразу, как только услышала детские крики и увидела тощие тельца мальчишек, которые выносили потом братья.
Она поняла все сразу и ушла в избу, где зажала уши и забилась в рыданиях. Нелюди! Проклятые нелюди! Как те, кто искалечил ее Ратко! Пусть Чернобог мучит их души в призрачной Нави! Вот что за промысел у отца этих двух парней, что охраняли заимку.
Она забилась в избу, и почти не выходила оттуда, механически пережевывая скудную пищу, что ей приносили. Иногда открывались ворота, и внутрь загоняли несколько мальчишек лет пяти-шести. А после этого она снова слышала крики…