Страница 22 из 27
Эллине хотелось посмотреть на море, пусть даже штормящее и неприветливое. Море и горы в сизой дымке.
Гоэта тяжко вздохнула.
Увы, оставалось только мечтать.
— Не беспокойся, мы с ребятами сходим к твоему соэру Брагоньеру, объясним ситуацию, — Гланер похлопал подругу по плечу. — Он не дурак, поймет, ты не могла никого убить. Смешно же! — фыркнул гоэт. — Он бы себя самого в убийстве обвинил, и то правдоподобнее вышло бы. Уверен, соэр отменит дурацкое постановление, поэтому спокойно собирайся, укладывай вещи. Сегодня же зайду в «Белую мышку», поговорю с остальными гоэтами. Не позволим пятнать честное имя коллеги!
Эллина благодарственно улыбнулась и, наклонившись, поцеловала друга в щеку. Тот сгреб ее в охапку и принялся щекотать. Гоэта визжала, отчаянно вырывалась. Гланер легко пресекал все поползновения и улыбался. Его это забавляло. Наконец он отпустил ее, наградив традиционным шлепком.
— Скажи, паршивец, когда ты избавишься от гадкой привычки? — Эллина потерла пострадавшее место.
— Тебе неприятно? — поднял брови гоэт. — Чем плохо, если мне твоя попка нравится?
— Послушай, Гланер… — нахмурилась гостья и отсела подальше.
Договорить не успела: друг перебил.
— Знаю, сто раз уже слышал, все хорошо помню, — он покаянно склонил голову. — Хочешь дословно? — Гланер скорчил обиженную мину и тщательно скопировал тон гостьи: — «Если ты, извращенец, станешь ко мне лезть, можешь чего-то не досчитаться». Так, кажется, ты пригрозила на заре нашего знакомства, когда я предложил погреть ненастным зимним вечерком.
— Как же, предложил! — хмыкнула гоэта. — Ты без слов обошелся.
— А ты мне коленом… С тех пор и дружим. Кому рассказать — обхохочутся! — Гланер хрюкнул и вернулся на прежнее место. Рука вновь вольготно устроилась на плече. — Лин, а насчет погреть… — Он ненадолго замолчал. — Серьезно, тоскливо станет, позови. Ты моя подруга, а друзьям нужно помогать.
— Спасибо, но как-нибудь, — она скинула его руку с плеча. — Больше, чем на поцелуй, не рассчитывай.
— Скучная ты, Лина! — поджал губы Гланер. — Расслабься, я даже поцелуев не требую.
Пойдем, домой провожу, — он встал и оправил рубашку, — а то вдруг опять вляпаешься.
Эллина согласилась. Она не воспринимала слова друга всерьез.
По дороге болтали о всяких мелочах. Гланер, как никто другой, умел поднять настроение.
Распрощавшись с другом, Эллина попробовала снова заняться переводом, но вновь неудачно. Видимо, вино не только успокоило нервы, но и не лучшим образом сказалось на умственных способностях. Точнее, на восприимчивости к языкам. Гоэта смирилась, что сегодня ничего не выйдет, и отложила в сторону работу. Она убрала расшитый документ и отперла нижний ящик стола, где хранила разные полезные вещицы, чтобы переписать адрес, который дал Гланер.
Копаясь в ящике, Эллина наткнулась на обрывок тисненой бумаги. Развернув его, она с удивлением обнаружила, что бумага гербовая. Не тордехешская, а аваринская — как бы средне гоэта ни училась, символику сопредельных государств она знала.
Рассмотрев бумагу со всех сторон и убедившись, что она не поддельная, Эллина решилась ее прочитать. Тоже на аваринском. Пришлось взять словарь — памяти гоэта не доверяла, особенно после распития спиртных напитков.
Пробежав глазами пару строк, Эллина поняла: от бумаги нужно избавиться немедленно. Если ее найдут, одиночная камера станет пожизненной спутницей госпожи Тэр. Нет, в общую ее не посадят, чтобы не смешивать уголовных и политических преступников.
Какой приговор ей вынесут? Гоэта не сильна в законах, но догадывалась, одинокая старость за решеткой — самое мягкое наказание за измену. А тут еще эти два убийства…
В горле пересохло.
Гоэта тяжело опустилась на пол, сжимая в руках злосчастный клочок бумаги — похвальную грамоту короля Аварина за неоценимую помощь, оказанную государству. Имени нет — оборвано, но и без него доказать что-либо очень трудно. Одно: «Ваши старания не окажутся неотмеченными и будут надлежащим образом оплачены» тянет на плаху. Вернее, мешок и веревку. Таких, как она, кажется, топят — вешают простолюдинов. Гоэтам положена привилегия в виде более красивой смерти.
Но откуда взялась грамота, как она оказалась среди личных бумаг? Когда и кто ее подложил? Да когда угодно, Эллина сто лет не убиралась, не заглядывала в тот ящик. И сегодня открыла случайно. Спасибо Гланеру, если бы не он, эта гадость так и лежала бы среди ее вещей.
Гоэта торопливо затеплила свечу и сожгла компрометирующую бумагу. Затем начала лихорадочно переворачивать все вверх дном, опасаясь, что где-то спрятаны оставшиеся клочки грамоты, но ничего не нашла.
Беспокойство и страх снова железной хваткой вцепились в горло.
Уехать из Сатии, чем скорее, тем лучше!