Страница 99 из 129
Уходит, но тут же возвращается.
Да, чуть не забыл. Была у него жена, Ксантиппа. Очень сварливая женщина. (Смотрит в бумажку.) Тут так прямо и сказано: «Имя ее с тех пор стало нарицательным». Так что если у вас дома дело, как говорится, «пошло на принцип», то вы ей: «Ксантиппа ты!» — и привет. (Уходит.)
Затемнение Когда становится светло, то перед нами небольшая каменная терраса, примыкающая к дому, от которой идут ступени вниз, так как дом да и постройки вокруг расположены на склоне холма. На горизонте — Парфенон, но без следов разрушения. Неподалеку — темно-зеленые кипарисы и тисы вперемежку с ярко-зелеными тополями. Под ногами — оранжево-розовый песок. И над всем этим — густо-синее небо без единого облачка.
На террасе в кресле дремлет С о к р а т. Ему семьдесят лет. Он лыс, с огромным лбом, курчавой небольшой бородой, очень курнос. На нем простой хитон. Сократ бос.
Входит молодой человек — Ф е д о н. Он красив, мужествен, его лицо мрачно. Он молча опускается у ног Сократа.
С о к р а т. Что с тобой, Федон? Где ты пропадал?
Ф е д о н (тихо). Я не хочу больше жить.
С о к р а т. Это пройдет. В твоем возрасте.
Ф е д о н. Предательство… Невыносимо… Как могла она так поступить? Скажи, Сократ, знал ли ты, что я любил женщину по имени…
С о к р а т (прерывая). Не называй ее.
Ф е д о н. Значит, знал.
С о к р а т. Просто тебе будет не так больно рассказывать мне, не называя имен. Не ты любил эту женщину. И не тебя она предала. Пусть это будут какие-то двое других людей. Ведь от этого ничего не изменится, не так ли? Ибо то, что случилось с тобой — что бы ни случилось, — уже было и будет. Мужчины и женщины предавали, предают и будут предавать любовь друг друга — самое прекрасное, что есть на земле.
Ф е д о н. Мне трудно говорить… Трудно начать…
С о к р а т. Я помогу тебе. Некто любил женщину. Скажем, танцовщицу. И она полюбила его. Или, во всяком случае, очень умело притворялась, что любит.
Ф е д о н. Нет, любила, любила! Никогда ни одно ее движение, ни ласка, ни голос не задевали меня и не были фальшивы. В ее жизни были до меня мужчины. Но когда появился я, людская молва, эта злобная сплетница, и та замолчала, так мы были преданы друг другу.
С о к р а т. Она хотела, чтобы он женился на ней?
Ф е д о н. Кто?
С о к р а т. Тот молодой человек, о котором мы говорим.
Ф е д о н. Да. Она беспрерывно говорила об этом. Но мои родители, зная, кто она, были против. И вот, когда я их почти уговорил, проходя от нее к себе ночью, я услышал обрывок разговора двух прохожих. Они называли ее имя и сказали, что она новая любовница Кефала. Это было так невероятно, что я рассмеялся. Мы не раз говорили с ней о Кефале. Она всегда отзывалась о нем с презрением. Он не гнушался предавать своих друзей, чтобы добиться богатства и власти. Я тут же бросился обратно, чтобы рассказать ей о вздорной молве, и… И застал у нее… Я застал у нее…
С о к р а т. Можешь дальше не говорить.
Ф е д о н. Тогда я бежал. Я был нем, слеп и глух от горя. Я бежал, не разбирая дороги, и меня сшибла проезжающая мимо повозка. Возница, добрый человек, подобрал меня, отвез к себе и вылечил насильно, так как я не хотел жить.
С о к р а т. Вот, значит, почему ты пропадал целый месяц.
Ф е д о н. Да. Разве стоит жить после этого? Я верил ей как ребенок. Обмануть меня — нет доблести. И нет хуже подлости. Как дальше верить людям? Как жить без веры?
С о к р а т (после паузы). Без веры жить нельзя, ты прав. Человек, перестав верить людям, становится зверем. Но надо знать, во что верить. Ведь люди совершают преступления и проступки либо вынужденно, либо по незнанию. Так и твоя женщина.
Ф е д о н (в отчаянии). Она уже не моя! И не нужна мне больше!
С о к р а т. Беда не в этом. А в том, что хотя т ы — ее счастье, она выбрала Кефала. Ибо думает, что он — г о т о в о е счастье. Она не знает, что счастье надо выстрадать. Женщины познают материнскую любовь именно потому, что вынашивают и рожают детей, а не получают готовыми.
Ф е д о н. Он женился на ней. И теперь ей завидуют другие женщины.
С о к р а т. Возможно. Однако нельзя быть счастливым на чужой вкус. Если она любит тебя, она несчастна. Это тебя утешит? Ведь люди часто утешаются чужим горем.
Ф е д о н. Я не хочу сейчас думать о ней. Я желаю знать — как мне жить?
С о к р а т. Как жил. Умерла лишь вера в одну женщину. Но если ты не закроешь своего сердца, найдется другая, достойная новой веры. Таков мой опыт.
Ф е д о н. Прости, Сократ, но все говорят, что ты и Ксантиппа…
С о к р а т. Все говорят, что звезды горят ночью и гаснут днем. Но то, что мы видим, не всегда то, что есть на самом деле. Надо знать.
Ф е д о н. Смотри, один из прихлебателей Кефала — Агиррий идет сюда. Я уйду. Не могу видеть кого-либо, связанного с ним.
С о к р а т. Но не исчезай надолго. И не предпринимай ничего сгоряча. Даже если она позовет тебя.
Ф е д о н. Разве это возможно?
С о к р а т. Она уже, наверное, зовет тебя с той минуты, как ты убежал от нее.
Ф е д о н. Но я никогда не захочу ее даже видеть! Клянусь!
С о к р а т. Не торопись. Самые крепкие клятвы те, которые не произносят. Их иногда не нарушают.
Федон уходит. С другой стороны неторопливо появляется военный средних лет — А г и р р и й. Держится самодовольно.
А г и р р и й. Сократу, сыну Софрониска, привет!
С о к р а т. И тебе привет, Агиррий.
А г и р р и й. А где твои птенцы? Не распугал я их? Мне кажется, кто-то упорхнул при моем приближении.
С о к р а т. Одни летают, другие ползают. У каждого своя судьба. Не беспокойся о них, Агиррий.
А г и р р и й. Я беспокоился не о них — о тебе. Не лишил ли я тебя заработка?
С о к р а т. А разве ты не знаешь, что я не беру ни с кого денег?
А г и р р и й. Слышал об этом. На что же ты живешь?
С о к р а т. Я умею работать. Лепить, чинить обувь.
А г и р р и й. За работу платят гроши. Бедная Ксантиппа. И потом, у тебя же трое детей.
С о к р а т. Не беспокойся и о них. Каждый должен нести свой груз.
А г и р р и й. Но ведь другие софисты берут плату за уроки. И получают изрядно.
С о к р а т. Я не софист. Мне не за что платить. Я не учу. Я сам учусь у тех, с кем беседую.
А г и р р и й. Но тебе нужны деньги?
С о к р а т. Очень.
А г и р р и й (вынимает кошель и бросает его на стол). Вот они. Тут пять мин. Они твои.
Х о р. Между прочим, пять мин — это хорошие деньги. У меня тут переводная таблица. (Вынимает.) Значит, так. Одна мина — это сто драхм. Одна драхма — шесть оболов. А на один-два обола можно неплохо, как тут сказано, в день прокормиться. Не в ресторане, конечно. Значит, шестью сто — это шестьсот. Да еще на пять — три тысячи. Да еще учтите за двадцать пять веков инфляцию,-то получается на наши деньги… Получается, прямо скажем, кругленькая сумма!
С о к р а т. За что?
А г и р р и й. Пустяки. Скажешь несколько слов на площади перед народом — и делу конец. Ты ведь в свое время воевал?
С о к р а т. Да. Я был гоплитом. Но теперь я слишком стар, чтобы держать в руках оружие.
А г и р р и й. Тебе и не придется воевать. Сражаться будем мы.
С о к р а т. То есть граждане Афин?
А г и р р и й. Само собой.
С о к р а т. А с кем?
А г и р р и й. Со спартанцами, разумеется.
С о к р а т. А что плохого сделали нам спартанцы?
А г и р р и й. Ты меня удивляешь, Сократ. А еще пифия назвала тебя мудрейшим из мудрых. Впрочем, ты не политик. Война — это самый простой способ разбогатеть.
С о к р а т. Для тех, кто победил.
А г и р р и й. Разумеется. А ты сомневаешься, что это будем мы, афиняне?