Страница 107 из 129
С о к р а т. Конечно! Какой я философ! Кто я рядом с Горгием? Посмотри на меня и на него — и тебе сразу же станет ясна разница.
А г и р р и й. Не перебивай меня… Но хотя ты не считаешь себя философом, однако народу известно, что дельфийский оракул назвал тебя мудрейшим. А потому народ хочет послушать и тебя. Пусть все знают, что мы чтим пифию и ее прорицания. А теперь твоя очередь говорить, Сократ.
К с а н т и п п а (яростно, Сократу). Что ты можешь сказать, старый болтун? Докажи, что пифия права, и попроси у Кефала разрешения промолчать. Скажи, что ты уже стар и не ворочаешь своими мозгами. Кефал, прошу тебя, скажи Сократу, чтобы держал язык за зубами. Пощади его годы.
К е ф а л. Я лишь слуга народа, Ксантиппа. И если народ хочет послушать Сократа, я не могу идти против воли афинян. Говори, Сократ.
С о к р а т. Прости, Кефал, мою жену. У нее доброе сердце. Ее слова вызваны только заботой обо мне. Можешь мне поверить.
К е ф а л. Я верю тебе, Сократ.
С о к р а т. Но она не понимает, что есть нечто более важное, чем жизнь и здоровье отдельного человека. И это важнейшее повелевает мне выполнить твою волю как подобает.
К е ф а л. Не мою, а народа. Говори, Сократ.
С о к р а т. Но только разреши, я сначала выражу свое почтение философу Горгию, раз уж мне выпала честь говорить после него.
Кланяется Горгию, тот отвечает ему снисходительным кивком.
И, дабы не повторяться, задать ему всего лишь один вопрос.
К е ф а л. Спрашивай. Но покороче.
С о к р а т (Горгию). Я только прошу тебя, наш мудрый Горгий, не сердись, если мой вопрос покажется тебе глупым.
Г о р г и й (снисходительно). Обещаю тебе это.
С о к р а т. Недавно я беседовал с одним человеком, и он спросил меня, как ему поступить, если начнется война между его страной и соседней. Но я не нашелся, что ему ответить, потому что не знал, справедливой ли будет эта война или нет. А он тоже не знал. Вот я и спрашиваю, как мне ответить этому человеку. Но не затруднил ли я тебя своим вопросом?
Г о р г и й. Разумеется, нет. Мы как раз только что об этом говорили. А ответить ему следует так: он должен оборонять свою страну и победить противника, который на нее напал. И такая война будет справедливой. А война, которую станет вести против него противник — несправедливая.
С о к р а т. Как хорошо и ясно отвечаешь ты, Горгий. Но ты не рассердишься, если я буду говорить с тобой, как этот человек, и возражать тебе его возражениями, дабы потом быть в состоянии отвечать ему твоими ответами?
Г о р г и й. Сделай милость.
С о к р а т. Тогда этот человек скажет мне: а как узнать, Сократ, напали на мою страну или мы сами напали на соседа? Обороняемся мы или нападаем?
Г о р г и й. А как говорят стратеги его страны?
С о к р а т. Так в том-то и дело, что стратеги его страны утверждают, будто их стране грозит нападение, а стратеги соседней страны говорят про свою то же самое.
К е ф а л. Ты хотел задать только один вопрос, Сократ.
С о к р а т. Прости, Кефал, но это все тот же вопрос. Однако если ты считаешь, что народу неинтересно слушать на него ответ или если Горгий затрудняется на него ответить…
Г о р г и й (напыщенно). Я могу ответить на любой твой вопрос, Сократ.
С о к р а т. Повторяю, не мой, не мой, а одного простого человека из народа.
Г о р г и й. Тем более.
С о к р а т. Я и не сомневаюсь в этом. Тогда я повторю, чтобы было ясно, правильно ли я тебя понял. И первая часть твоего ответа, наш славный Горгий, это что есть войны справедливые и несправедливые, не так ли?
Г о р г и й. Так.
С о к р а т. А вторая, что если кто-то утверждает, будто на его страну готовят нападение, а сам вооружается, чтобы напасть первым, — то этот кто-то готовит войну несправедливую. Я правильно понял твои слова?
Г о р г и й. Все верно.
С о к р а т. Но тогда, Горгий, я очень боюсь, что человек, который задает мне вопросы, изобьет меня без всякого снисхождения.
Г о р г и й. Почему же он так сделает, Сократ? Значит, он не только глуп, но и грубиян или помешанный?
С о к р а т. Нет. Он изобьет меня, и, как мне кажется, будет прав. Скажи, Горгий, кто скорей насытится: тот, кто ест или кто только собирается поесть?
Г о р г и й. Тот, кто ест, конечно.
С о к р а т. А кто только собирается, тот, пожалуй, и помрет с голоду, не так ли? Вот человек, который спрашивает меня, и скажет: «Как же ты смеешь толкать меня на войну, когда наш противник всего лишь собирается?» А я отвечу: «Это не я тебя толкаю. Это так советует поступить философ Горгий».
Г о р г и й. Что же это за афинянин, который посмеет тебе так сказать?
С о к р а т. А разве я говорил, что он из Афин? Я так и не успел выяснить, афинянин он или спартанец. Но разве есть одна правда для Афин, а другая — для Спарты?
Г о р г и й. Нет. Но все-таки надо бы узнать, кто он.
С о к р а т. Я узнал главное, наш уважаемый Горгий. Это был человек, которому на войне придется умирать. А не звать на бой. Спасибо, Горгий, ты ответил на мой вопрос. Хочешь мира — не нападай. Что же, афиняне, с этим я, конечно, согласен.
Г о р г и й. Но я…
К е ф а л. Ты уже все сказал, Горгий, и не надо повторяться. И ты все сказал, Сократ. И вообще мы услышали здесь, граждане, что у всех нас одно желание: раз коварные и наглые спартанцы надеются застать нас врасплох, мы не допустим этого! Мы ударим первыми! Смерть подлым спартанцам! (Кивает Агиррию.)
А г и р р и й (потрясая обеими руками). Смерть подлым спартанцам!
Раздаются крики: «Смерть подлым спартанцам!»
Еще раз!
Крики повторяются.
К е ф а л. Благодарю вас, свободные граждане Афин. Отправляйтесь пока по домам. И готовьтесь защищать своих стариков, жен и детей!
А г и р р и й. Разойдись!
К е ф а л. Не задержишься ли ты на минутку, Сократ?
С о к р а т. Охотно.
Все, кроме Кефала и Сократа, уходят.
К е ф а л. Любопытно, правда?
С о к р а т. Что именно?
К е ф а л. Ты своими вопросами совсем загнал этого тупоумного Горгия в угол. Толпа одобрительно тебя слушала. А потом я несколькими пустыми фразами перечеркнул твою победу.
С о к р а т. Ты находишь?
К е ф а л. А разве ты не слышал, как они в конце кричали? Ну конечно, среди них были и мои люди, но кричали-то все. А почему?
С о к р а т. В самом деле, почему?
К е ф а л. Потому что люди запоминают то, что им скажут напоследок. И, главное, каким тоном. Чем меньше смысла, тем больше жару! Это волнует. А кто взволнован, тот убежден. Но я не затем просил тебя остаться. Ты знаешь, я совершил ошибку, послав к тебе Агиррия. Он грубый человек. Сунулся с деньгами. Однако простим его, — он судит по себе. А надо бы мне самому с тобой поговорить. И, надеюсь, мы можем помочь друг другу.
С о к р а т. А разве я прошу помощи?
К е ф а л. Разумеется, нет. Ты гордый человек. Но я готов помочь тебе и без твоей просьбы. Ах, если бы ты знал, какие опасные обвинения возводят на тебя разные люди! Например, Мелет. Есть такой плохонький поэт. Или кожевенник Анит. Или выживший из ума оратор Ликон.
С о к р а т. Чем же я не угодил этим людям, которых даже не знаю?
К е ф а л. Вызвал у них, наверное, зависть. Но они, разумеется, ссылаются на другое. Впрочем, не тебя удивлять этим. Ты-то должен знать человеческую натуру. Вот один из них, уж не помню кто, обвиняет тебя в безбожии. Якобы ты не чтишь наших богов, а слушаешь только своего: демониума. Другой называет тебя врагом демократии. Будто ты считаешь, что людей надо выбирать не по жребию, а по уму и опыту. Ибо жребий слеп. Но каждый знает: жребий — это воля богов. А третий утверждает, что ты развращаешь молодых людей, раз после бесед с тобой они не слушают старших, а пытаются до всего дойти своим умом. И вот все эти трое, представь, требуют над тобой суда. Причем, что самое прискорбное, находятся люди, и их немало, которые эту троицу поддерживают! (Пауза.) Ну, как ты понимаешь, я стараюсь, и пока не без успеха, сделать все, чтобы не допустить до судилища. Но… Нет, что ни говори, а помощь нужна каждому. Что скажешь?