Тема с вариациями

С о к р а т. Я не боюсь суда.

К е ф а л. И это все, что ты считаешь нужным мне ответить? (Пауза.) Что ж, твоя смелость похвальна. Ты только должен знать, что я всего лишь слуга народа. И если народ действительно чего-то хочет, — ну, скажем, суда, — я не могу ему противостоять. Желаю тебе доброго здоровья, Сократ. И прошу, передай мой сердечный привет Ксантиппе. Она у тебя на самом деле умная и заботливая жена.

С о к р а т. Благодарю, Кефал, за добрые слова. Да будет в Афинах мир и благополучие.

К е ф а л. Можешь не сомневаться, я сделаю для этого все, что в моих силах.

Они расходятся в разные стороны.

Х о р. Стороны, как говорится, обменялись. А результат? Хуже некуда.

На сцене  С о к р а т  и К с а н т и п п а. Он сидит в кресле. Она взволнованно ходит взад и вперед.

К с а н т и п п а. Повтори точно, что ты ответил ему на это?

С о к р а т. Я сказал: «Я не боюсь суда».

К с а н т и п п а. Это будет не суд, а издевательство!

С о к р а т. Я обязан уважать законы Афин.

К с а н т и п п а. При чем тут законы?! Неужели ты не понимаешь, что с тобой хотят расправиться за то, что ты не пошел в общей упряжке?

С о к р а т. Понимаю. И легко это докажу.

К с а н т и п п а. Кто станет тебя слушать? Пока мудрец доказывает, бандит успевает всадить ему нож в брюхо!

С о к р а т. Что же, по крайней мере, люди увидят, кто мудрец, а кто бандит.

К с а н т и п п а. Не увидят. Свое брюхо дороже чужих слов. И вообще на суде всем будет интересно только одно: как обливают Сократа грязью.

С о к р а т. Постараюсь показать им, как Сократ себя при этом ведет. Может, это их чему-нибудь научит.

К с а н т и п п а. Ничему. Никто не может выпрыгнуть из своей натуры. Вот ты — можешь?

С о к р а т. А ты? Тебя все, кроме меня, считают сварливой. А почему? Говоришь всем правду в глаза. Так солги! Но не можешь. Так не упрекай и меня.

К с а н т и п п а. Зато я могу другое. Знаю, когда промолчать. А тебя так и распирает высунуться со своими вопросиками! О, если бы ты хоть на суде повел себя так, как надо, я первая сказала бы: «Иди! У тебя хватит мозгов выиграть любое дело». Но ты… (Машет рукой.) Проиграешь.

С о к р а т. Ты уверена в этом?

К с а н т и п п а. Я прожила с тобой как-никак более двадцати лет. Ну, хочешь, я заранее расскажу тебе, что там произойдет? (Видя, что Сократ закрыл глаза.) Только не делай вид, что я вгоняю тебя в сон.

С о к р а т. Наоборот. Я закрыл глаза, чтобы лучше представить себе то, что ты скажешь.

К с а н т и п п а. Вранье! Ну да ладно. Сперва выступят эти три ублюдка и выльют на тебя ушаты помоев. А ты будешь — я же тебя знаю — смотреть на них с интересом и слушать так, точно речь идет не о тебе.

С о к р а т (открыв глаза). Чем плохо?

К с а н т и п п а. Тем, что каждый нормальный человек, когда на него взваливают напраслину, негодует, кричит, визжит, всплескивает руками, в общем, все, что угодно, но только не смотрит так, как ты сейчас смотришь на меня! Вот что должно быть на твоем лице! (Изображает ярость.)

С о к р а т. Но, кстати, все, что они скажут, верно. И насчет демониума, и жребия, и молодых людей.

К с а н т и п п а. Тем более ты должен все отрицать. И, лишь когда тебя признают виновным, кое в чем повиниться.

С о к р а т. А почему ты думаешь, что суд признает меня виновным?

К с а н т и п п а. Ох, Сократ, старый ты стал, совсем глупый стал! А иначе зачем же городить им этот суд?

С о к р а т. А зачем мне признавать себя виновным?

К с а н т и п п а. И этот человек еще учит других мудрости?! Да пойми же, в глазах людей — раз человек попал под суд, он уже виновен. Значит, ты должен пойти им навстречу. Но в меру. И не раньше, чем это признает суд. Иначе все сочтут тебя дураком.

С о к р а т. Так. Интересно. И что дальше?

К с а н т и п п а. А дальше ты должен просить у суда снисхождения.

С о к р а т (взорвавшись). Я должен?! Снисхождения?! Это Афины обязаны бесплатно содержать меня за то, что я бескорыстно открываю людям глаза!

К с а н т и п п а. Вот-вот! Только не вздумай им это сказать. Подумай лучше, какую меру наказания ты будешь себе у суда выпрашивать?

С о к р а т. Я еще с ума не сошел! Если они посмеют осудить меня, я буду судить суд!

К с а н т и п п а. Хуже не придумаешь, даже если тебя подвесить вниз головой! А ведь всего-навсего что надо — это сделать скорбную рожу (изображает) и, тряся своей лысой башкой, промямлить: «Уважаемый суд! Посмотрите на мою образину! Пощадите мои преклонные годы! Вы видите, я уже недолго буду мозолить вам всем глаза. А если уж я вам так противен, то отправьте меня в изгнание. Только на не слишком долгий срок, иначе я этого не переживу». Ну что? Неужели так трудно сыграть эту комедию? И все будут довольны! (Пауза.) Что ты молчишь?

С о к р а т (мрачно). Я их буду судить.

К с а н т и п п а. Та-ак… Что же, судить ты можешь. Это даже народу понравится. Люди любят скандал, если он не их касается. Судить ты будешь. Но приговор вынесешь не ты. И не народ. А судьи. И смотри, как бы за дерзость тебя не приговорили к смерти.

С о к р а т. А я приговорю их тогда к позору.

К с а н т и п п а. А мне плевать, к чему ты их приговоришь. Мне важно, что я останусь без мужа, а дети — без отца! Худшего в мире!

С о к р а т (с улыбкой). Вот и прекрасно. Вы избавитесь от меня без лишних хлопот. Чужими руками.

К с а н т и п п а. А это уж не твоя забота! Да пойми ты, чудовище, что ты просто заставишь их присудить тебя к самоубийству! Ты в своем уме? Слышишь, что я тебе говорю? Заклинаю тебя всеми богами, которые есть и которых ты выдумал, веди себя на суде как все люди!

С о к р а т. Ничего не поделаешь. Я — это я. (Закрывает глаза.)

Ксантиппа бросается на него, трясет его за плечи, но, убедившись в своем бессилии, уткнувшись Сократу в грудь, рыдает.

Х о р. И состоялся суд. Ну и, конечно, все произошло так, как предвидела Ксантиппа. А Сократ… Что же, Сократ действительно высказал им все, что он о них думает. Теперь его речь целиком напечатана, так что ее прочесть — не проблема. Ничего не скажешь, производит впечатление. Да и тогда, наверное, не оставила людей равнодушными. А толку? Вот его самые заключительные слова.

Ксантиппа уходит. Сократ встает.

С о к р а т. Афиняне! Вы присудили меня к смерти. Я не досадую на вас за это. Я мог бы попросить заменить смерть изгнанием, тюрьмой или штрафом. Но я не знаю, что есть смерть — зло или благо. Так зачем же я буду предпочитать вместо нее то, что, как я твердо уверен, является злом?

А потому я обращаюсь к вам с просьбой: когда вырастут мои сыновья — отомстите им, граждане, причиняя им те же неудовольствия, какие я причинял вам. Если вам покажется, что они заботятся о деньгах или о чем-либо другом больше, чем о добродетели, и если они будут мнить что-нибудь о себе, не будучи на самом деле ничем, то порицайте их за это, как я порицал вас. И если вы будете поступать так, то этим воздадите должное и мне, и моим сыновьям.

Но пора уже идти отсюда, — мне, чтобы умереть, вам, чтобы жить. Кому из нас предстоит лучшая доля — покажет будущее. (Уходит.)

Х о р. Ну, а теперь скажите, разве так поступает разумный человек? Я нарочно молчал во время его разговора с Ксантиппой. Но, скажу прямо, еле сдерживался. Виноват не виноват, но будь же, в конце концов, реалистом. Ну, допустим, не виноват. Но, как говорится, зачем дразнить гусей? А он?.. Вот и получил приговор: испить цикуту на следующий день после прихода корабля из Делоса.