Шведская сказка

- Почему вы единственный? А что были еще жители? И тогда что с ними произошло? И почему вы уверены, что девушка жива? – Петр забросал Монквиста вопросами.

- Отвечу по порядку. Начиная с конца. – старик вытянул мозолистые руки на столе и сцепил свои узловатые с раздувшимися суставами пальцы. – Последний раз они были у меня сегодня. Я оговорился, - Монквист поправил себя, - он был у меня. От них всегда приезжает один человек. Раз он закупил продукты, значит, завтра она будет еще жива!

- А что они до этого не покупали ничего?

Крестьянин пыхнул своей маленькой трубкой и кивнул согласно:

- Покупали! Но это доминиканцы, нищенствующий католический орден, монахи которого соблюдают вечный пост. Они покупают только то, что я выращиваю – картофель, горох, овес. Лишь с появлением девушки они стали покупать мясо и молоко.

- А Гусман?

- Он тоже, когда находится здесь.

- Он что тоже доминиканец? Монах?

- Хуже! Его предок, Доминик де Гусман был основателем этого ордена и первым инквизитором.

- Но католики…, не понимаю,… каким образом, ведь в королевстве государственная религия это учение Мартина Лютера.

- Да, мои друзья и поэтому мы все для них еретики, а они себя считали Sanctum Officium.

- А что с жителями? Вы сказали, что вы единственный. Куда подевались остальные?

- Тогда начну с самого начала. – опять пыхнул своей трубочкой Монквист. – Когда-то, давным-давно, шведы поклонялись Великому Одину, и были свободными людьми, бороздившими океаны и лишь в походе они чтили власть своего вождя. Но со временем пришлые люди из Европы принесли католицизм. Два века храбрые викинги сопротивлялись христианству, и лишь королю Эрику удалось заставить их признать эту веру правильной. Сразу после этого шведы начали крестить и финнов.

- А вы кто? Финн или швед? – встрял Нурминнен.

- Не знаю уже. – покачал головой старик. – Мои предки были шведами и возможно пришли сюда вместе с солдатами короля Эрика. Но мы столько лет живем на этой земле, что давно стали финнами, хотя свободно говорим на двух языках. Правда мой финский несколько хуже чем ваш, но в этом и есть наш эстерботнийский говор.

- Что было дальше? – спросил Веселов.

- А дальше… финны сопротивлялись. Их крестили насильно, для острастки сжигая деревни. Когда шведы уплывали к себе, финны восставали и уничтожали католических священников. И тогда сюда пожаловала Святая Инквизиция – доминиканцы. Этот полусумасшедший орден, якобы нищенствующий и носящий лохмотья, на самом деле богатейший в мире. Они выстроили этот дом, но я не знаю, что там. Люди, кто попадал туда, обратно не возвращались. Когда король Густав Ваза выгнал католических епископов, то могуществу ордена пришел, казалось, конец. Но это не так! Они скинули свои рясы, оделись в дорогие камзолы или офицерские мундиры и остались, изводя всех жителей округи, как еретиков.

- А власти? Почему бездействовали власти?

- А где служили нынешние братья Гусманы? – ответил на вопрос вопросом старик Монквист. – В Стокгольме, в гвардии, как и их отец, дед и другие предки, со времен реформации церкви. А почему? Потому что я сказал, что могуществу ордена пришел конец, но не его богатству! А деньги…, что могут против них губернаторы и даже лютеранские епископы, то есть власть духовная? Кто поедет в наш медвежий угол разбираться с важными господами из Стокгольма, у которых денег больше, чем у моих кур проса? Сюда Гусманы приезжали развлечься или покарать парочку еретиков, что одно и тоже для них. Когда это семейство появлялось здесь, то сперва, в основном, начинали пропадать молодые женщины. Их отцы или мужья пытались добраться до Шауберга, но или погибали на подходе к усадьбе, или исчезали бесследно. А то, что пропадают простые крестьяне…, да кому до них есть дело. Так и обезлюдел наш и так-то глухой край. Да что там наша пустынь! Сто лет назад еще вокруг самого Стокгольма пылали костры, на которых сжигали несчастных женщин, обвиненных в колдовстве. Лютеране ли, католики, а Святая Инквизиция живет при всех.

- А как же войны? – спросил Веселов. – Ведь только в этом столетии это уже третья война с Россией?

- Ах, сударь мой, где вы видели на войне, чтобы армии продирались через густые леса. Они ходят по широким дорогам и ищут поля, чтоб сразиться. – невесело усмехнулся Монквист. – Мы об этих войнах краем уха слыхали. Мы живем вдалеке от больших почтовых дорог.

- Сколько сейчас в этой усадьбе человек?

- Трудно сказать. – развел руками старик. – Судя по тем припасам, что они берут у меня совсем немного. Три-четыре человека. Когда-то было больше.

- И что несколько человек могли держать в страхе всю округу?

- Когда на их стороне дьявол, то - да!

- Ну с дьяволом мы как-нибудь разберемся… - подумал про себя Веселов, вслух же спросил. - Далеко до усадьбы?

- Отсюда и напрямик меньше одной трети мили. Но я не зря сказал, что идти нужно утром. Весь прилегающий лес полон ловушек, капканов и волчьих ям. Не зная пути, можно легко оставить там свои кости гнить на солнце. Спасать вас не будет никто, да и добивать тоже. Сами умрете, только в страшных мучениях. Утром, чуть рассветет, я вас выведу прямо к стенам этой проклятой обители зла.

- А почему вы остались здесь? – Петр задал последний вопрос в эту ночь.

Монквист помолчал, рассматривая свои грубые крестьянские руки, потом сказал:

- Когда будем уходить, вы увидите – там, за оградой могила моей старухи. Хотя, когда она умерла ей не было и сорока. Она умерла от тоски по нашей единственной дочери, которая пропала также, как и многие в год, когда ей еще не было и семнадцати. В один из приездов одного из Гусманов – Карла. Того самого, что вы покарали своей рукой. – он еще раз склонил голову перед Петром в знак глубочайшего уважения. Предваряя следующий вопрос, старик покивал головой и продолжил. – В тот же вечер, когда исчезла дочь, я пытался пробраться в Шауберг, хоть что-то узнать о судьбе моего несчастного ребенка, но тщетно. Ворота усадьбы всегда наглухо заперты, и никто никогда не отзовется на ваш стук, если вам и удасться подойти к воротам. Я попытался преодолеть стену, но в меня стреляли в упор, и я рухнул без сознания. Когда я пришел в себя, то с трудом, но смог уползти в лес. Я выжил, но, добравшись до дома, я обнаружил, что моя жена наложила на себя руки. Похоронив ее, я остался здесь жить в ожидании того дня, когда явиться тот, кто отомстит за всех безвинно убиенных в этом краю. И вот он настал этот день!

- Когда это было? – спросил Нурминнен.

- Десять лет тому назад. – Финны переглянулись. Монквист выглядел семидесятилетним стариком.

- Да, да, не удивляйтесь. Мне и пятидесяти нет. Просто те дни меня здорово изменили.

- А почему они не стали вас искать, если не обнаружили тело? – спросил Веселов.

- Шауберг окружен рвом, куда заведена вода из речки. Я скатился вниз, и они посчитали, что меня унесло течением. – Старик сорвал с себя шляпу и все присутствующие увидели, что у него нет одного уха, и вся правая сторона головы, будто иссечена чем-то . – Да, меня сильно оглушило выстрелом и оторвало ухо. Чуть левее или подальше я бы не сидел перед вами, но выстрел был в упор, заряд дроби не успел рассеяться и прошел лишь по касательной.

- Как же мы возьмем этот дом? – обеспокоено сказал Петр. – Получается, что перед нами целая крепость?

- Есть одна хитрость! – усмехнулся Монквист. – Недаром, почти каждый день я пробирался лесом к это проклятому месту и изучал его, строя планы своей мести. Затем я понял, что в одиночку мне не справиться. Но я всегда верил в возмездие, и оно пришло в вашем лице. Завтра я все покажу.

Глава 25. Освобождение.

«Не действуй против божества влюбленных:

какое бы ты средство не привлек, ты проиграешь, будь уверен».

Данте.

Они тронулись в путь, когда лишь забрезжил рассвет. Веселов хотел было поторопить хозяина, но тот еще раз предостерег: