Страница 102 из 140
Генерал Пеклин выкрикнул:
- Король мечтает для дворян лишь одного - установить век железный, вместо золотого, подчинить их бичу своему. Сейчас он возвышает попов, мещан и крестьян, одаряя их чинами, орденами и камергерскими ключами. Как возвысит, так и унизит их обратно!
Густав не выдержал и заорал, покраснев от натуги:
- Вон! Пошли вон отсюда! – и тут же на сейм ворвались далекарлийцы и стали выкидывать дворян. Началась потасовка. Но сопротивлявшихся быстро одолели и вытолкали в шею.
Сейму быстро зачитали заранее подготовленный Акт соединения и безопасности. Король теперь решал все! Он волен был начинать и заканчивать войну, раздавать милости, даровать жизнь и назначать кого угодно и куда угодно, не взирая на происхождение и знатность, при этом государственные чины на сейме могли обсуждать лишь то, что предложит им король.
От рыцарства и дворян подписал лояльный к королю граф Левенгаупт, (еще бы! Пример предка, боровшегося против королевского абсолютизма и закончившего свою жизнь на плахе, поучителен!), от духовенства епископ Линдблом, от мещан Андерс Лидберг, от крестьянского сословия – Олаф Ольссон. Прения закончились. «На все четыре государственных чина надели узду!» - так отзывались современники.
Теперь нужно было вырвать от сейма согласие на экстраординарный бюджет. Что это означало? А просто теперь король, единолично, до созыва следующего сейма (т.е. на неограниченный срок) получал право взимать новые налоги и подати, заключать любые займы.
Дворян вернули на заседание, но подсчитывать голоса «за» и «против» никто не собирался. Король приказал открыть двери и в зал хлынул поток народа. Последовал легкий кивок Густава, и шум толпы заглушил рев труб и грохот литавр. Это был финал всей оперы. Ее звуковое и драматическое сrescendo достигло высшей точки звучания и накала. Ошеломленные мощью оркестра депутаты притихли. Густав шевельнул рукой, и все смолкло. В пронзительной тишине прозвучал его спокойный голос:
- Предложения приняты! – Король развернулся и вышел. Достойный финал!
Между тем, еще в декабре случился весьма интересный эпизод в Копенгагене. Русская эскадра фон Дезина все никак не могла закончить свое крейсерство у берегов Швеции.
- Дурак! Проспит и потеряет 11 кораблей! – негодовала Екатерина. – Кто ввел обоих фон Дезинов в адмиралы, ей Богу, виновен перед Отечеством.
31 декабря из гамбургских газет узнали, что русские корабли вошли в гавань Копенгагена.
- Нет сил терпеть боле. Поменять фон Дезина на Повалишина! – приказала императрица.
***
Ирландец О’Брин, заросший рыжей бородой так, что казалось из копны, покрытой широкополой кожаной шляпой, торчали лишь нос и неразлучная трубка, накачивался добрым ромом в портовой таверне Копенгагена. Его славный, слегка потрепанный штормами, но крепкий еще бриг, мирно покачивался на рейде. Шел снег, и шкипер не спешил с разгрузкой. В трюмах лежали порох, смола и ром, что он доставил в Копенгаген, и теперь нужно было получить хорошую цену за свой товар. Приятное тепло разливалось по уставшему от непрерывной качки телу с каждым глотком рома. Что эти несколько дней, когда позади два месяца штормов?
- Не хочешь еще рома, шкипер? – Моряк медленно поднял глаза. Перед О’Брином стоял незнакомец весь в черном. Черный плащ, черная треугольная шляпа и пронзительный взгляд. Ирландец пососал трубку, пытаясь вытянуть из нее крепкую затяжку, чтоб вместо ответа выпустить в лицо вопрошавшему клуб ядреного дыма. Не получилось – табак безнадежно потух. О’Брин с досадой выдернул трубку изо рта, недовольно и настороженно буркнул:
- У меня рома полные трюма!
- А продать не хотите? – Незнакомец довольно бесцеремонно уселся напротив.
Шкипер медленно опустил правую руку со стола себе на пояс, нащупав рукоять верного тесака. Потом скосил глазом направо, затем налево, нет ли еще и сообщников у навязчивого незнакомца. О’Брина не раз пытались ограбить во многих кабаках, куда заносила его нелегкая морская судьба. Но крепкие кулаки, да холодная сталь ножа всегда помогали ему выйти по-крайней мере живым из передряг. Движения шкипера не укрылись от пытливого взгляда незнакомца. Тот усмехнулся:
- Хорошая цена будет. – И на столе появился весьма ощутимый на вес кошелек. Человек в черном пододвинул его к ирландцу. – Загляни внутрь, шкипер, чтоб исчезло в твоих глазах недоверие.
О’Брин, продолжая держать правую руку на рукояти тесака, положил трубку на стол, и, не сводя глаз с незнакомца, двумя пальцами выудил из кошелька монету. Это был настоящий талер. Он даже куснул его, проверяя качество, и остался доволен.
- Остальные такие же. – подтвердил визави.
- Что ты хочешь купить, незнакомец? – уже спокойнее спросил шкипер.
- Это твой корабль на рейде? – вопросом на вопрос ответил человек в черном.
- Да! – кивнул ирландец.
- Раскури свою трубку, моряк! – собеседник пододвинул к О’Брину огарок свечи. – И убери руку с оружия. Я же выложил деньги на стол и предлагаю честный торг. Тебе нечего бояться.
- А тебе? – усмехнулся шкипер, но послушался и потянулся правой рукой за свечкой, левой засовывая трубку в рот, совершенно невидимый среди буйной рыжей растительности на его лице. Раскурил и с явным удовольствием затянулся. Потом подумал куда выпустить дым. Решил – в сторону.
- Я, как и ты вооружен. Может даже и лучше.
О’Брин снова напрягся, и правая рука поползла со стола вниз.
- Послушай, шкипер, у меня серьезные намерения. – остановил его незнакомец. – Что за груз у тебя на борту?
- Порох, смола и ром. – Ирландец пыхнул трубкой.
- Годиться! – качнул головой незнакомец.
- Кто ты и как тебя зовут? – моряк не сводил глаз с него.
- Кто я - тебе должно быть все равно, а что касается имени, - он пожал плечами, - меня зовут Бенцельшерна.
- Швед?
- Швед! – кивнул утвердительно.
- Ну и что ты хочешь купить, Бенцельшерна? Порох, смолу или ром?
- Все! И вместе с кораблем. – швед нагнулся к столу, стараясь вглядеться в глаза шкиперу. Это было сложно. Густая растительность на лице и широкополая, надвинутая на лоб, шляпа весьма это затрудняли.
- Иох! – моряк искренне удивился и опять выпустил клубы дыма.
- Вместе с кораблем! – подтвердил Бенцельшерна.
- Корабль не продается. – твердо ответил моряк.
- Даже за тысячу таких же монет?
Цифра впечатляла. О’Брин смутился. Он заподозрил какой-то подвох.
- Мне не нравиться твое предложение, швед. Я хочу продать свой товар и спокойно вернуться в свою старушку Англию. Клянусь святым Дунканом!
- Ты продашь свой товар, шкипер, заработаешь эти деньги, купишь себе новый корабль, на нем и вернешься в Англию. Но, - Бенцельштерна поднял указательный палец вверх, - если ты также согласишься выполнить для меня еще кое-что, то вернешься домой не просто с новым кораблем, а еще и очень богатым человеком.
- Что ты хочешь от меня?
- Чтоб ты сжег свой корабль!
- Ты пьян или сошел с ума? – вытаращился на него ирландец.
- Ни то и ни другое! – Бенцельшерна торжествующе смотрел на шкипера. – Ты знаешь, что такое брандер?
- Ну! – буркнул моряк, еще не понимая, куда клонит швед.
- Ты видел в гавани русские корабли?
- Ну! – снова буркнул ирландец.
- Я хочу, чтобы твой корабль сжег их!
- Ты точно спятил! – О’Брин схватил кружку с ромом и сделал мощный глоток. Огненная жидкость обожгла всю глотку. Он вцепился зубами в трубку и отчаянно засопел.
- Пять. Тысяч. Монет. – раздельно и четко произнес швед. - За каждый русский корабль. Плюс и, главное вперед, тысяча двести за твой утлый бриг!
- Ты с ума сошел! – повторил ирландец. Его прошиб пот от таких цифр. Неслыханно! Таких предложений ему еще никогда и никто не делал. - Но это безумие! – последние слова О’Брин сказал вслух. – И мой бриг не утлый! – моряк вдруг вспомнил обидные слова.