Страница 101 из 140
Егор Максимович Спренгпортен изнывал от безделья. Вся конфедерация, на которую он возлагал такие надежды, рухнула, как карточный домик. Отчаявшись, он настоял на повторном обращении мятежников к императрице. И это было последнее, что они успели сделать до своего ареста. Во второй раз майор Егерхурн отправился к Екатерине. Просьбы претерпели изменения в основном личного характера. Горе-заговорщики просили:
- Постановление о независимости Финляндии с гарантиями и возвратом Фридрихсгама, Нейшлота и Вильманстранда;
- Гарантии на капиталы их собственные, что банках Стокгольмских имеются;
- Сто тысяч рублей в год, а они будут содержать шесть кораблей и 6000 пехоты;
- Начать зимнюю операцию по вытеснению шведов из Финляндии с особым русским вспомогательным корпусом под начальством Спренгпортена.
Не иначе под его диктовку сочиняли! Но ответ Екатерины был, как ушат холодной воды:
- Утомительны мне все эти безрезультатные интриги… - откликнулась императрица. – Порекомендуйте им лучше принести всем повинную. Средств помочь им не вижу и не имею, а дальнейшими обнадеживаниями вести на плаху не желаю!
А тут и аресты начались среди конфедератов. Гастфера пока еще не трогали. Но Спренгпортен и тут наломал дров. Совесть его замучила насчет денег обещанных бригадиру. Нет, не десяти тысяч талеров, о которых пекся бригадир и что обещаны ему были Густавом за взятие Нейшлота, а он хотел получить их с Екатерины за отступление. Не о них речь. Тут история темная. Так доподлинно и неизвестно получил ли их вообще когда-нибудь бедняга Гастфер, даже оказавшись в последствии на русской службе. Речь шла о пяти сотнях рублей прогонных, что выделила сверх того императрица. Решился таки Спренгпортен отправить их по назначению, да посланца выбрал самого никудышного. Какого-то малого, из перебежчиков, по фамилии Терне. А тот возьми да попадись в руки драгунам Стединка.
Полковник повертел, повертел в руках конверт, но арестовывать своего командира не пошел. Что-то его останавливало. Отписал королю, а в ответ уже получил приказ принять командование над всей бригадой, а барона Гастфера передать в руки правосудия.
Таков был рождественский подарок Густава. Вместо должности командира карельских драгун барон Стединк назначался командовать всей бригадой и одновременно полковником пехотного полка в Гетеборге, но это ровным счетом ничего не значило, Курт оставался в Саволаксе, наделенный самыми широкими полномочиями. «Старайтесь, как можно меньше скучать, мой дорогой друг!» - слова короля звучали, как издевка, но Стединк понимал, что Густав и не думал насмехаться. Просто он был искренен, как всегда. В подарок король прислал сочинения своего дяди Фридриха Великого, сопроводив припиской: «Я охотно пожелал бы Вам более пышного подарка к Рождеству. Но не могу послать ничего более интересного, и в саволакской пустыне ничто не сможет развеять Вас лучше!»
Конец года для русских ознаменовался долгожданным известием с турецкого фронта. Наконец-то пал Очаков. Нерешительность Потемкина, ожидавшего капитуляции крепости, вызывала лишь потери со своей стороны. Полугодовое сидение под Очаковым дорого обошлось русской армии. Наступили небывалые холода. Каждый день три-четыре десятка солдат замерзали насмерть. К этому добавились и болезни, вызванные плохой водой. Русская конница можно сказать была истреблена почти поголовно из-за холодов и бескормицы, но еще хуже этих невзгод на непривычных кавалерийских лошадях сказалась тяжелая служба в упряжках. Ежедневно каждый эскадрон выделял по несколько лошадей для перевозки тяжелых осадных орудий. Потемкин постоянно менял расположение осадной артиллерии.
Терпеть дальше лишения уже не было сил. И Потемкин решился. Шестого декабря Очаков был взят штурмом.
Глава 14. Еще одна королевская революция.
«Нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить
притязания знати, но можно требования народа»
Макиавелли
- Мне не нужны их рассуждения о конституции! – заявил Густав перед началом срочно созванного сейма, имея в виду дворянскую оппозицию. – Я уничтожу их привилегии раз и навсегда. И в этом меня поддержат все остальные сословия. А потом, - король усмехнулся, - они еще не знают о моих планах и о моих козырях…
Дружно топая, в Стокгольм вошли далекарлийцы. Румяные от легкого морозца, плечистые, как на подбор, мушкет за спиной, топор за поясом – новая королевская гвардия. Лесорубы считали себя спасителями Отечества.
- Вот они, легионы нашего Цезаря! – показал на них старый фон Ферсен ближайшим друзьям из дворянской оппозиции. Они стояли у распахнутого окна Риддархюсета – Рыцарского дома, так назывался дворец шведского дворянства в центре Стокгольма, и насупившись наблюдали за марширующими далекарлийцами. – Теперь нас ждет очередное представление, что устроит Густав на сейме.
Но старику не суждено было принять в нем участия. За ним пришли раньше.
- Высокомерие и несокрушимые амбиции старого Ферсена не оставили мне иного выбора, как либо признать его своим повелителем, либо остаться его повелителем, быть каковым произвел меня на свет Господь! – оправдывался Густав. И верно! Коль затеял новый переворот – обезглавь оппозицию. А Ферсена король побаивался. Теперь нужно было спешить и действовать решительно.
Три сословия – духовенство, горожане и крестьяне были без ума от своего короля. Еще бы! Он разгромил ненавистных датчан, он сплотил нацию, и лишь дворяне пытались нанести предательский удар ему в спину.
- Смерть изменникам! – выкрикивала чернь на улицах городов. Арестованных офицеров-аньяльцев уже переправили из Финляндии в Швецию и заключили в тюрьму замка Фредериксгофа, где им предстояло дожидаться суда. Список имен сбежавших прибили к виселицам.
- Казнить! – глас народа звучал, как глас Божий.
Но тут же вышел памфлет и сотни тысяч белых листков опустились на головы бушующих шведов, рассказывая о кротости Густава III, по сравнению с Густавом I, Эриком XIV и тремя Карлами – IX, XI и XII. Они, дворяне, говорилось в памфлете, владеют большей частью плодороднейших земель и обладают огромные привилегиями, но первыми отступились от своего короля. Но кроткий Густав хочет предать это дело забвению, нежели подвергнуть себя и страну большим опасностям. Король справедлив, и в доказательство этого вся Швеция стала повторять имя пастора Агандерса из глухого финского Саволакса. Своими гневными проповедями дотоле неизвестный никому, кроме своего крохотного прихода, священник воодушевил финских крестьян на борьбу со страшным врагом – русскими, угрожавшими Отечеству. Ему, простому пастору, король отослал орден Северной Звезды и собственноручно написал письмо:
- Вот он – подлинный герой своего народа, а не продажные дворяне!
Густаву жаждал разгромить дворянскую оппозицию и продолжить войну. Ему нужны были деньги. До войны ему дали их турки, но после падения Очакова, над Порогом Счастья сгустился туман печали и великой скорби. Туркам было пока не до шведов.
В августе 1788 года, в разгар аньяльской конфедерации и перед лицом угрозы нападения Дании, короля выручили генуэзские банкиры, дав несколько миллионов под 4.5%. Еще полмиллиона талеров собрали в самой Швеции, объявив государственный заем. Густав обратился и к голландцам, но те затребовали согласие риксдага. Для этого сейм и собирался. Арестовав старого фон Ферсена и его наиболее ярых сторонников, король надеялся обезглавить дворянскую оппозицию, назначить тайный комитет из представителей всех сословий, справедливо рассудив, что убедить нескольких человек проще, нежели весь сейм.
Но дворяне не сдавались.
- Пока я жив, не допущу чтоб власть торжествовала над правом, а сила предписывала законы шведам! – заявил граф Риббинг, видный юрист.
Густав отбивался:
- Вы сами хотели править и тем останавливали все! Ныне мое право…